Старый год на сей раз закругляется красивой датой - все-таки, не столетием Брежнева, а пятидесятилетием «Карнавальной ночи» Эльдара Рязанова.
Сколько воды утекло, сколько шампанского и всего остального выпито за эти пять десятков лет, а с фильмом мы все это время не расставались ни на один Новый год.
Этот фильм-кубок так и не осушен. И возможно, в принципе, не осушаем.
Тем не менее, автор рискнул по случаю юбилея своей картины предложить нам новую более современную ее модификацию, достоинства которой, впрочем, можно будет оценить и обсудить после того, как ее увидим. А пока попробуем осмыслить не столько эстетический феномен первой «Карнавальной ночи», сколько ее исторический масштаб.
Отчего рецепт приготовления столь простодушного действа как «Карнавальная ночь», кажется таким несложным: лирическая история с комическими подробностями, с сентиментальными отступлениями, приправленная концертными номерами, цирковыми аттракционами - и собственно все, а повторить успех этой «Ночи» удавалось мало кому и так редко?
Начну объяснять издалека.
Празднуя из столетия в столетие Новый год, граждане планеты как-то не отдают себе отчет, что это торжество того самого глобализма, о котором все так много говорят в последнее время, и который многие терпеть не могут.
У человечества нет другого общего повода, который бы объединял людей поверх рас, этносов, классов, конфессий, континентов, поколений, государственных границ и государственных идеологий.
У человечества нет другого общезначимого символа единения как вечнозеленая елка.
У человечества нет других столь идеальных секс символов, как Дед-мороз и Снегурочка.
Человечество ни в один другой день не впадает столь единодушно и самозабвенно в беспробудное детство.
Не отмечаем ли мы в ночь с 31-го декабря на 1-е января Рождество Общечеловека?..
Что касается национальных форматов празднования сего календарного факта, то они могут быть в чем-то и специфическими.
В России с советской поры, как ни в какой другой стране, телевизор с его настырными модификациями «Голубого огонька» играет господствующую роль. Но так было не всегда.
«Карнавальная ночь» пятидесятилетней давности возвращает нас к временам, когда почти такую же роль пыталось играть кино. Почти каждый фильм претендовал на всенародное признание. Почти каждый фильм хотел быть общим знаменателем вкусов, настроений и упований граждан необъятного Союза. Таким, как «Чапаев» или «Волга-Волга».
Удавалось это редко. И, как правило, нечаянно.
«Карнавальная ночь» стала удачей нежданной, но неслучайной.
Вспомним исторический контекст. Три года прошло, как умер бессмернтный. А жизнь на Земле в марте 53-го не кончилась. Быстро проскочили, казалось бы, неизбывный траур. Пошли номенклатурные подвижки. И почти сразу случился ХХ съезд, неохотно ополчившийся на культ личности. А за сим - и знаменитая Оттепель. Советским людям стало дозволено грустить по личному поводу. И смеяться по личному поводу. Расцвел Райкин. Запели «Верные друзья»: «Что так сердце, что так сердце растревожено...». А потом они же ободрились: «Плыла, качалась лодочка...».
«Верные друзья» Михаила Калатозова были карнавальным днем в зените лета.
Вот ведь, самое главное, что произошло: время пошло. А до этого оно как бы стояло. А может, его для нас и вообще не было.
Когда Зевс упрочился на Олимпе в качестве царя богов, то перво-на-перво проглотил Хроноса, бога времени.
Сталин совершил примерно тоже самое - он отменил историю, и погрузил страну в нирвану мифологии, где времена года у него служили на посылках, где с изобретением искусственного термоядерного солнца стала возможной вечная весна - смотрите «Весну» (48-й год), а свое правление обратил в победное торжество мифократии.
Хронос не мог не вырваться из чрева скончавшегося Зевса. Колесо истории снова медленно, со скрипом стало поворачиваться. Не без пробуксовывания, конечно. К 56-му оно набрало ход, и в фильме Эльдара Рязанова мы неожиданно для себя обнаружили, что время тронулось, и мы в пути.
По какому поводу собственно ликуют народы на последнем рубеже уходящего старого года в Историю? В сущности, по простому.
До этого плавно текшее время вдруг делает скачок. Условный, разумеется. Ну и что? Празднование этой метаморфозы поневоле обретает характер карнавала, который один только и способен придать условности видимость непреложной реальности. А непреложную реальность можно обратить в пшик, в пустое место.
Вот почему в 56-м советский народ оказался столь взволнованным противостоянием завклуба Огурцова и его подчиненных.
В фильме есть гимн богу времени Хроносу - это песенка про пять минут. Она о том, как они много вмещают в себя. И как скоротечны они.
В фильме есть лежачий камень, который, все-таки, удалось опрокинуть. Превращение завклуба и лектора в петрушку особенно победоносно потому, что тот, кто был наиболее «сурьезен», величав и авторитетен, стал более прочих смешон.
Стихия игры вывернула наизнанку советский распорядок. Общественное мероприятие без президиума, докладчика, резолюции, заранее оговоренного регламента - это по тем временам нонсенс. Но беспорядок и хаос карнавала неумолимы. И с ними приходится в фильме мириться начальникам, и даже подчиняться им.
Забавно, что создатели фильма, посмеявшись над перестраховщиком Огурцовым, который после титра «Конец» сделал заявление, что он никакой ответственности за случившееся на экране не несет, вынуждены были и сами подстраховаться. Они мимоходом дали понять, что Огурцов не полноценный начальник, а всего лишь и.о. начальника. То есть человек на этом посту случайный, нетипичный, нехарактерный.
Но кто ж из зрителей обратил внимание на сноску. Этого надутого, тупого, чванливого дурака, никто иначе и не держал как за типичного советского начальника.
Сейчас этот фильм и общественный контекст его окружавший, в него проросший, - история, позвчерашний день. Но фильм, по прежнему, живой, поскольку жива его карнавальная природа. Поскольку жива потребность не только убивать Время посредством сериалов, но и играть с ним. Хотя бы раз в год. Для того, чтобы почувствовать его неумолимый ход.
***
Что до новой старой «Карнавальной ночи», то, судя по информации о картине, это будет попытка поставить ее сюжет в качестве незамутненного зеркала перед капиталистической реальностью.
Любопытно: удастся ли Рязанову превратить ее в петрушку?
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
