Не доезжая 10 км до города Хилла, наша машина сворачивает на проселочную дорогу. Впереди, переваливаясь на ухабах и поднимая клубы пыли, движется несколько иракских машин. Прижавшись к самому краю дороги, за которым течет оросительный канал, они пропускают идущие навстречу микроавтобус с привязанным на крыше гробом, сколоченным из некрашеных досок. В 800 м от въезда на шоссе, среди громоздящихся на обширном поле гор земли, толпятся сотни людей - закутанных с головы до пят в черные абаи женщин и одетых в белые длинные диждаши мужчин.
Слева от проселка на небольшом ровном пятачке земли неровными рядами разложены несколько сот пластиковых мешков с человеческими останками. Вокруг них толпятся десятки людей.
Одни, скрестив на груди руки, горестно взирают на открывающиеся перед ними скорбное зрелище, другие опускаются на корточках или склоняются над пластиковыми мешками и по имеющимся внутри удостоверениям личности пытаются обнаружить своих родных и близких, казненных здесь в марте 1991 года после неудавшегося восстания иракских шиитов. Некоторые сначала стараются определить, кому принадлежат лежащие перед ними кости, а потом уже смотрят документы.
"Это - женщина, - говорит средних лет арабка стоящему рядом с ней мужу. - Видишь, какие волосы". "Да, нет он же в диждаше, - возражает муж и, наклонившись, берет в руки удостоверение личности". "Точно, мужчина, но это не наш Хусейн", - говорит он, возвращая на место истлевшую за 12 лет книжечку. И они молча передвигаются к другой, лежащей рядом кучке человеческих костей и истлевшей одежды.
"А это военный, - говорит женщина, указывая на сравнительно мало истлевшие зеленого цвета брюки и армейский ремень. - Ой, ребенок, - всхлипывает она, показывая на маленький череп, лежащий на небольшой горке тряпья, земли и костей".
"Они никого не жалели, - говорит стоящий рядом иракец, лет 37.- Хватали людей прямо на улице, детей, женщин, даже беременных и везли сюда. За каждого "разоблаченного" участника восстания слуги режима получали вознаграждение и повышение в чинах. Всего здесь расстреляли 11 тыс человек. Но те, кто рядом живет, видели, как сюда приходят машины, знали, что тут происходит, но боялись сказать хоть одно слово".
Чуть позже, когда я поинтересовался именем иракца, выяснилось, что стоявший передо мной взрослый, крепкий мужчина не расстался со своими страхами и по сей день. Называть себя он отказался наотрез, хотя многие слушавшие нас иракцы пытались его устыдить.
"Я боюсь до сих пор, - признался он, - и потому не хочу называть своего имени. Американцы рано или поздно уйдут из Ирака, и тогда вновь вернется Саддам Хусейн и устроит резню, страшнее этой. Ни он, ни его люди никуда не делись, они здесь - в Ираке, и они вернутся".
Поблагодарив своего собеседника за откровенность, я отошел уже на несколько шагов, когда почувствовал, что кто-то взял меня за локоть, обернувшись, увидел своего осторожного собеседника.
"Запишите, - сказал он решительно, - меня зовут Аббас Анад. Может, действительно, хватит нам бояться?" Цифрой 11 тыс человек, казненных в этом месте, которую назвал Аббас, согласны далеко не все - некоторые называют и 15 тыс, но очевидно, что точное число погребенных на этой древней Вавилонской земле, не знает никто.
А вот что и как здесь происходило знают многие.
"Этот участок земли, - говорит шиитский священнослужитель Абед Али Аун, - принадлежал до 1991 года мне. Тут же неподалеку находится и мой дом. После восстания шиитов, за то, что я не принял участие в его подавлении, государство отобрало эту землю и передало тому, кто активно участвовал в разгроме восстания - шейму племени Аль-бу-Альван Унейфасу, деревня которого находится по ту сторону шоссе".
"В марте 1991 года,- продолжает вспоминать иракский мулла,- на этом месте военные разбили небольшой лагерь, привезли экскаватор и два бульдозера. После того, как были вырыты глубокие рвы, сюда стали регулярно приезжать крытые грузовики. Следом слышалась автоматная стрельба, затем звуки работающего бульдозера".
Но оказалось, что есть не только люди, которые знают, что тут творилось 12 лет назад, но и бывшие участники тех страшных событий.
"Я был одним из тех, кого здесь расстреливали, - сказал в беседе с корреспондентом РИА "Новости" 28-летний житель расположенного в 10 километрах от братского кладбища города Вавилон Сами Хали. - Тогда, в 1991 году, арестовали меня и троих моих братьев, 9 дней нас держали в находящемся неподалеку отсюда военном лагере "Аль-Махави". А на десятый день связали руки, завязали глаза и посадили в машину, сказали, что повезут в тюрьму "Абу-Грейб", что к западу от Багдада. Однако по тому, как скоро остановилась машина, стало ясно, что привезли не туда".
"Когда открыли двери машины, - продолжает свой рассказ Сами, - нам велели прыгать. Мы же не видели, что перед нами ров, я спрыгнул, тут же послышалась стрельба. Я почувствовал боль в левой руке, и как на меня падают сверху несколько тел. Каким-то образом мне удалось освободить руку. Я ей пошевелил и почувствовал, что кто-то тянет меня за нее".
Раненного в руку и голову - пуля царапнула лоб у виска - 16-летнего паренька спас бульдозерист.
Сами Халиду помогли добраться до дома, а позже родственники сумели переправить его в Иран, где он основался до падения режима Саддама Хусейна. Вернувшись, он первым делом расправился с человеком, по доносу которого арестовали его и братьев. Теперь осталось выполнить долг перед последними.
"Я уже нашел останки двоих братьев, - говорит Сами, - остался еще один".
Для тех, кто после многих лет поисков находит на бесчисленных братских захоронениях останки своих близких, появляется наконец возможность завершить свою трагическую эпопею.
"Я, - говорит 65-летний житель города Наджаф Муджбель Фадус, - объездил уже все обнаруженные за последнее время в Ираке кладбища. Позавчера был в Самаве, днем раньше - в Мусейеб, в Багдаде, но сына своего пока не нашел. Я хочу закончить эту трагедию и захоронить своего мальчика возле родного дома, рядом с его дедом и его бабушкой".
Старик немного помолчал, а потом вдруг сменил тональность и зло добавил: "Да накажет Аллах Саддама за все те преступления, что он совершил. Собственно, его уже наказывает. Он ищет сейчас надежного убежища, но не найдет его. Саддам найдет только ненависть народа к себе. Если бы я его встретил,- сжимает кулаки Муджбель Фадус,- я бы зубами его загрыз".
Все время, что я бродил по этому скорбному полю, в центре не прекращал работу экскаватор, с помощью которого ведется вскрытие могилы. Расположившиеся по краям вырываемой им ямы добровольцы из числа жителей близлежащих деревень складывают обнаруженные останки в пластиковые мешки. Если при казненном были документы, то тут же оглашается имя жертвы.
Сотни людей неотрывно следят, как экскаватор вгрызается в мягкую землю и вслушиваются в выкрикиваемые имена. Если документов не оказывается, что принадлежность останков /а их за один день обнаружено около трех тысяч/ пытаются определить по сохранившимся личным вещам или по одежде. Именно таким образом нашла своих сыновей 50-летняя Захра Хусейн. "Муж с братом были здесь утром, - говорит она, - и нашли моих мальчиков. Я сразу узнала их по одежде", - показывает она кусок рубахи, и вновь начинает громко причитать и бить себя ладонями и по без того опухшему лицу.
"Ну хватит тебе, - говорит ей муж, - что ты убиваешься? Воздай хвалу Аллаху за то, что он помог найти тебе детей и закончить свои страдания".
"А я боюсь найти своих сыночков,- говорит, раскачиваясь и такт причитаниям Захры 70-летняя, будто высохшая на солнце старуха из города Насерия Бадия Джабер.- Боюсь найти их здесь в таком вот виде, хотя точно знаю, что люди Саддама не оставили их в живых. Но лучше надеяться,- заключает она,- чем получить кости".
Однако не надежда, а стойкий запах разлагающейся плоти и ощущение огромного человеческого горя витают над этим скорбным полем, расположенным всего в 10 км от того места, где некогда возгордившиеся люди захотели построить башню до небес. А разгневавшиеся на небе Боги обрушили свою кару и смешали их языки. Никто не знает, за что гневаются Боги на нынешних потомков жителей Древнего Вавилона. Но страдают они не меньше своих прославленных предков.
