Рейтинг@Mail.ru
Взаимоотношения США и КНР по тайваньской проблеме: динамика и тенденции - РИА Новости, 04.06.2008
Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на

Взаимоотношения США и КНР по тайваньской проблеме: динамика и тенденции

Читать ria.ru в
Задача этой статьи - выделить основные тенденции, проявившиеся в китайско-американском диалоге по тайваньской проблеме за последний прошедший выборный цикл в трех странах, начиная условно с 1996 года, с учетом того, что эти циклы примерно совпадают.1 Первое с чего, очевидно, следует начать - это явное изменения статуса тайваньской проблемы в двусторонних китайско-американских отношениях сообразно тому, как изменилось сам характер взаимосвязей США и КНР. За последние годы, к началу нынешнего десятилетия отношения США и КНР из преимущественно региональных, хотя и особых, - по охвату проблем, по масштабу их воздействия на третьи страны - явно вышли на более высокий уровень - "системоопределяющих" двусторонних отношений в формирующемся мировом порядке. Оба государства фактом своего грядущего и частично нынешнего "партнерства - противостояния" уже создали и создают сложную структуру двусторонних интересов и противоречий в области глобальной и региональной безопасности, торговли, инвестиций, экологии, в культурно-идеологической, гуманитарной и иных областях. При этом тайваньская проблема, как узел или проявление многих из этих интересов и противоречий, плюс к этому, будучи проблемой трехсторонней, превратилась в наиболее трудно решаемую для КНР и США на настоящий момент.

Параллельным, своего рода фоновым процессом этой эволюции явилось окончание "холодной войны", фактическое прекращение, или, по крайней мере, значительное изменение роли России в "тайваньском уравнении". Россия до сих пор косвенно участвует в этом уравнении, посредством стратегического партнерства" с КНР и поставок оружия Китаю, однако степень и общие условия этого участия существенно отличны от периода "холодной войны". Ранее, именно "холодная война" и необходимость координации действий против СССР явились тем внешнеполитическим фактором, который многократно усиливал позиции КНР в торге с американцами по тайваньскому вопросу. Именно он вынудил США пойти на стадийные и существенные уступки Пекину в 1970-х и 1980-х годах, что проявилось в трех "базовых" коммюнике 1972, 1978 и 1982 годов. Данные коммюнике фиксировали признание американцами принципа "одного Китая", разрыв официальных дипломатических связей США (при сохранении широких и разносторонних неофициальных контактов, включая военные) и обязательство "постепенно" сокращать военные поставки США Тайбею без определения четких сроков и дат.2 Характерно при этом, что, несмотря на острый внешнеполитический конфликт, СССР, а затем Россия сохраняли "железобетонную" верность своей позиции по тайваньскому вопросу. Даже в самые острые периоды российско-китайской конфронтации Москва не отходила от признания тезиса единого Китая и суверенитета КНР над Тайванем.

Договор о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве между РФ и КНР, заключенный в июле 2001 года, фиксирует эту позицию России отдельной статьей (статья ь 5). Другая статья этого договора отдельно свидетельствует взаимную солидарность России и КНР "в вопросах касающихся защиты государственного единства и территориальной целостности" друг друга.3 Трактуя последний момент как весьма актуальный и ценный и для России, с учетом сепаратистских конфликтов и тенденций на ее территории, можно сказать, что в современный период тайваньская проблема и для РФ получила новое измерение.

В какой мере такой акцентированный статус, который китайско-американские отношения приобрели за последние годы, способствует решению тайваньской проблемы? Если говорить в самом общем плане, тот факт, что Китай и США слишком выделяются и выделяют друг друга от остальных стран мира, имеет и позитивные и негативные следствия для урегулирования проблемы Тайваня.

Позитивные следствия состоят в том, что, имея более развитую, более многослойную, в перспективе - вероятнее всего - более взаимозависимую структуру двусторонних отношений, Китаю и США легче опираться на эту структуру для политического торга и использования "системы сдержек и противовесов", а эта система и составляет суть дипломатии. К примеру, уже имеющийся у Китая товарооборот в 475 млрд. долларов (2000 г.) и перспектива его существенного увеличения от вступления в ВТО, ключевая роль США в обеспечении обоих этих обстоятельств, определенно является сдерживающим фактором при планировании стратегии Пекина - военной и общеполитической - в отношениях с островом. Причем фактором более эффективным, чем новые системы вооружений, которые Тайвань закупает в США для обеспечения безопасности острова.

С другой стороны, негативное воздействие особого статуса китайско-американских отношений на перспективы разрешения тайваньской проблемы также просматриваются. Слишком широко поле, на котором интересы двух стран - США и КНР - помимо Тайваня, соприкасаются и часто противоречат. С точки зрения той же логики "сдержек и противовесов" у обеих столиц - Пекина и Вашингтона - достаточно велик соблазн использовать проблему Тайваня, чтобы "отжать свое" или "отыграться" за упущенное в других сферы отношений.

Инцидент с американским разведывательным самолетом EP-3E весной 2001 года, те в данном случае несостоявшиеся, но вполне реальные политически "увязки", к которым подбивали президента Дж. Буша в ходе этого инцидента, хорошо иллюстрируют эту тему. Так в ходе этого инцидента американская пресса и аналитики много рассуждали о его возможном воздействии на готовящееся в то время решение Вашингтона о поставках вооружений Тайваню. Тайбей больше всего ожидал эсминцы с современными системами ПРО "Aegis", на базе которых было бы возможно эффективно противодействовать угрозе ракетного нападения с материка. В пользу этих поставок, равно как и иных мер сдерживания КНР, в частности, отсрочки предоставления КНР "статуса наибольшего благоприятствования на постоянной основе", (до тех пор, пока не принято окончательное формальное решение о вступлении КНР в ВТО) высказывались влиятельные голоса в Конгрессе США.4 В итоге Вашингтон не пошел на такие поставки. Тайбею было разрешено приобрести менее эффективное оружие, в частности 8 подводных лодок-ракетоносцев, четыре эсминца класса "Kidd" противолодочные самолеты и вертолеты.5 Эти поставки не способны качественно изменить баланс сил в проливе, хотя Пекин встретил и это решение резкой критикой.6 И для китайской и для американской политической аудитории (особенно для республиканцев, но не только для них), тема Тайваня, хотя и в разном смысле, продолжает сохранять особый, политически "сакральный" характер. В Китае - в чисто националистическом смысле, как "священная миссия" объединения родины и воссоединения с соотечественниками, в США в смысле миссии по защите "свободного мира", поддержки молодой тайваньской демократии и свободы.

В целом, следует признать, что чрезмерное воздействие внутриполитических мотивов и "групп влияния" во всех трех странах - США, КНР, Тайване - является одним из главных, если не самым главным фактором, осложняющим процесс урегулирования. Конъюктурные внутриполитические расклады и обстоятельства серьезно препятствуют участникам треугольника действовать с расчетом на отдаленную перспективу и долгосрочные интересы своих стран и элит в данной проблеме.

Для КНР внутриполитические мотивы концентрируются в основном вокруг дилеммы "слабое - сильное" руководство страны, "зависимое - независимое" от высшего генералитета. Для Тайваня проблема внутриполитической мотивации чрезвычайно остра. Взаимоотношения с КНР и стратегия поведения в отношении материка находится в центре всех внутриполитических дискуссий на острове, особенно накануне и в ходе президентских выборов. В США тема Тайваня, всегда присутствует благодаря политически и финансово влиятельному "протайваньскому лобби". Обсуждаясь на протяжении всего президентского цикла, и, как правило, в увязке с проблематикой отношений КНР с США, эта тема получает дополнительный импульс в дебатах накануне президентских выборов.

Еще одним очевидным фактором динамики за последние годы, явился явный переход инициативы в трехсторонних отношениях непосредственно к Пекину и Тайбею при очевидном ограничении роли Вашингтона в качестве "брокера", "гаранта", либо разработчика долгосрочных ориентиров межкитайского урегулирования. В кризисные периоды 1995, 1996 и 2000 годов, вызванных самими участниками межкитайских отношений, США выступали больше в амплуа "аварийного монтера" или "пожарника", вводя авианосцы в Тайваньский пролив, как это было в 1995 и в 1996 гг., все больше рискуя потерять контроль над ситуацией.

Усугубляло ситуацию то, что все это сопровождалось рекордными темпами военных приготовлений по обеим сторонам пролива. Со стороны КНР, по различным западным оценкам, уже размещено до 300 единиц ракет малой и средней дальности - основного "устрашающего" оружия Пекина - и это количество увеличивается на 50 единиц ежегодно.7 Тайбей со своей стороны также продолжал наращивать свой военный потенциал, как за счет собственных систем оружия, разработанных при широком заимствовании ключевых американских военных технологий, так и путем массированных закупок за рубежом. Наиболее значимыми из этих закупок в 1990-х годах явились американские истребители F-16 и французские Mirage 2000-5, американские фрегаты класса "Perry" и "Knox", французские фрегаты класса "Lafayette" , американские танки М-16. Тайвань закупил также современные системы ПРО (E-2T AWACS и "Strong Net AD network") значительные партии эффективных ракет класса "воздух/воздух" противокорабельных ракет и средств противолодочной борьбы, что значительно усилило его способности к комплексной обороне.8 Поставщиком этих вооружений Тайваню являлись в основном США, действовавшие в соответствии с Законом об отношениях с Тайванем 1979 года и другими законодательными актами. Согласно этим актам США обязались поддерживать соответствующий уровень обороноспособности Тайваня от материка, поставляя ему исключительно оборонительное оружие.

Справедливости ради следует отметить, что ответственность за спорадическое обострение отношений в этот период не всегда может быть возложена только на самих участников межкитайского конфликта. Своими действиями США в ряде случаев сами обостряли ситуацию. Это может быть в полной мере отнесено к решению Белого дома предоставить визу тогдашнему президенту Тайваня Ли Дэнхуэю в 1995 для посещения Корнельского университета. По оценке многих американских экспертов, дипломатически неуклюжие и не проработанные действия Белого дома в то время во многом стимулировали столь бурную реакцию Пекина на этот визит.9 В результате произошедших кризисных ситуаций в проливе в 1995 и особенно после выборов 1996 гг. администрация Клинтона, на наш взгляд, сделала два важных вывода в своем видении ситуации.

Согласно первому из них, Пекин не готов и не стремится к решению тайваньской проблемы чисто военным путем. Цель его военных приготовлений заключается не в полномасштабной военной атаке острова, губительной во всех отношениях, а скорее в психологическом устрашении Тайбея для решения проблемы объединения на своих условиях.

Второй вывод американской администрации заключался в том, что сам Тайбей, все более тяготеющий к линии на полную независимость, как показали выборы уже 1996 года, должен в полной мере осознавать свою долю ответственности за делаемый им выбор.

Эта эволюция американцев в тайваньском вопросе нашла свое отражение в ходе обмена официальными визитами Цзян Цзэминя и Клинтона соответственно в 1997 и 1998 году. Американцы дебатировали и в конечном итоге приняли на себя обязательство о так называемых "трех нет" в отношении Тайваня, что расценивалось как большая дипломатическая победа Пекина. Обязательство означало отказ США от поддержки 1) независимости Тайваня; 2) вступления Тайваня в ООН; 3) создания двух Китаев. Эти "три нет" после активного дипломатического торга были окончательно зафиксированы в итоговом коммюнике по итогам визита Клинтона в 1998 году.

Хотя по сути эти дипломатические ограничения, взятые на себя США, не представляли собой чего-либо нового в их реальной линии в отношении Тайбея со времен Никсона, существенный политический нюанс заключался в том, что до этого заявления Клинтона ни один американский президент не фиксировал публично такой "пакет" ограничений в отношении Тайваня. Другой существенный новый момент заключался в том, что Тайвань, как показали выборы 1996 года, представлял собой активно демократизирующееся государство и уже не ставил задачи контроля над материком. В таких условиях три ограничения в отношении Тайваня, зафиксированные США в двустороннем китайско-американском документе, косвенным образом способствовали давлению Пекина на Тайбей с целью принять его условия объединения.

Характерно, что первоначально эти "три нет" были изложены Клинтоном в частном письме Цзян Цзэминю в 1995 году, вскоре после поездки Ли Дэнхуэя в Корнельский университет. Этими уступками американская сторона пыталась уладить возникший в этой связи скандал с Пекином. Пекин настаивал на фиксации этих положений в официальном коммюнике еще в ходе визита Цзян Цзэминя в США в 1997 году, но реально добился этого лишь годом позднее.10 Тем не менее, подвижки не в пользу Тайбея, на которые Белый дом пошел в 1998 году, не изменили стержневого принципа в его подходе к Тайваньской проблеме - принципа "стратегической неопределенности и свободы рук" ("strategic ambiguity").

В военном плане этот принцип реально означает выбор тех военных сценариев, сил и средств сдерживания - разумеется КНР - в реагировании на любое развитие событий в проливе, которые Вашингтон сочтет адекватным обстановке, времени и своим интересам. В 1995 и 1996 г. это был, например ввод авианосцев в Тайваньский пролив. В равной мере эта "свобода рук" относится и к обязательствам Вашингтона по поддержанию обороноспособности Тайваня относительно КНР: оценивать степень опасности, уровень угроз и определять номенклатуру поставляемых Тайваню вооружений Вашингтон будет только сам.

В политическом плане "свобода рук" трактуется американцами в том смысле, что ни один из четырех основополагающих двусторонних документов между КНР и США, на которых зиждется американская позиция по отношению к Тайваню, не обязывает США подталкивать Тайвань к объединению на условиях Пекина.11 В равной мере эти документы не подразумевают препятствование Тайваню в его попытках добиться членства в международных организациях.

С другой стороны, согласно такому подходу американцев, ни Закон об отношениях с Тайванем 1979 года, никакой другой документ международного или внутреннего характера, не содержит обязательств США по защите Тайваня от последствий его собственных действий и ошибок. Под последним в Вашингтоне в первую очередь подразумевается одностороннее признание Тайванем независимости и активные шаги в этом направлении.

Таким образом, будучи не связанным никакими детализированными договорными обязательствами, США вполне сохраняет возможность гибко реагировать на любое неожиданное развитие событий в Тайваньском проливе.

В мае 2001 год, подводя итоги 100 дней своей администрации, Президент США Дж.Буш сделал ряд заявлений, которые многие расценили как отход от линии на "strategic ambiguity" и как заметный "протайваньский крен" в линии администрации США. Отвечая на вопрос корреспондента "Ассошиэйтед Пресс" о готовности США применить военную силу для защиты Тайваня, Дж. Буш заявил: "Я хочу сказать, что Китай должен знать, что если обстоятельства вынудят нас, мы будет действовать в духе Закона об отношениях с Тайванем и им надо это понимать. Определенно. Они просто должны понять, что мы это сделаем... Китайцы должны понять, что применение военной силы однозначно не исключено".12 Заявления Дж.Буша вызвали замешательство и критику на демократическом фланге в США, среди многих экспертов по Китаю,13 не говоря уже об остроте реакций на них в КНР.14 Тем не менее, и сами эти заявления, носившие "разовый" характер, и политический контекст в котором они были озвучены, и ряд других обстоятельств, не позволяют трактовать их как принципиальный отход от линии на "свободу рук". Во-первых, эти дипломатически неуклюжие, ставшие уже традиционными для Дж. Буша, заявления были сделаны сразу же после негативных для Тайваня решений относительно систем ПРО "Aegis". Они носили явно компенсирующий характер и были явно адресованы влиятельным "друзьям Тайваня в США", традиционно спонсирующих республиканских кандидатов в президенты. Во-вторых, сразу после этих заявлений, его советники уточнили, а фактически отыграли назад сказанное президентом. Советник президента по национальной безопасности К.Райс подчеркнула, в частности, что "речь не идет о смене политики", а лишь о том, как президент "серьезно и решительно настроен выполнять свои обязательства", а также о том, что "безопасный Тайвань будет более способен к участию в диалоге в проливе" 15. В-третьих, следует учесть, что отсутствие на тот период реальной внешнеполитической команды Белого дома, проводившей на "рабочем" уровне китайскую (и, соответственно, тайваньскую) политику США приводила к существенным нестыковкам, и противоречиям в этой политике. Примером этого явились, в частности, действия Белого Дома в ходе инцидента с самолетом-шпионом США.

В силу всех приведенных обстоятельств вывод о "существенной" корректировке Дж. Бушем установки на "стратегическую неопределенность" в межкитайском диалоге вряд ли следует считать достаточно аргументированным.

Анализируя цели Соединенных Штатов в отношении Тайваня и тайваньской проблемы, следует признать, что они, несомненно, определяются, в первую очередь, базовыми внешнеполитическими и геостратегическими интересами США в данном регионе, а уж затем внутриполитическими и идеологическими ценностями "защиты" молодой и эволюционирующей тайваньской демократии от "тоталитарного" режима КНР. Соединенные Штаты, в первую очередь, видят тайваньскую проблему преимущественно сквозь призму своего нарастающего соперничества с КНР, и понятно, что в этом смысле объединение острова с материком либо на условиях Пекина, либо на основании иных дипломатических и моделей, противоречит базовым интересам США.

С геополитической и военно-стратегической точки зрения неподконтрольный Пекину Тайвань, продолжающий играть роль "непотопляемого авианосца", сохраняет свою исключительно важную, фактически "парализующую" роль для сдерживания военного потенциала КНР. При всех нынешних косвенных формах американского участия в "прикрытии" Тайваня от материка, и в КНР и в США полностью отдают себе отчет в том, что эта косвенная или "неопределенная" форма всегда может перейти в более прямую и определенную, если американцы сочтут черту своих интересов в Тайваньском проливе пересеченной материковым Китаем.

При возрастании угрозы Тайваню, а соответственно и своим интересам, США всегда будут готовы перейти к более активным военным мерам, которые в состоянии существенно перекрывать возможности НОАК. Этот расклад интересов , сложившийся сразу после окончания гражданской войны в Китае в конце 1940-х годов, существенно изменившийся в период после шанхайского коммюнике 1972 года и "треугольной дипломатии" между Вашингтоном -Пекином - Москвой, фактически вернулся на круги своя после окончания распада СССР и исчезновения "советской угрозы". В США отчетливо слышны мнения, согласно которым, противоречия КНР и США в тайваньском проливе свидетельствуют о том, что "холодная война не кончилась, а лишь перешла в новое измерение." Объединение Тайваня с материком даже на условиях сбалансированного и выверенного компромисса не соответствует и глобальным экономическим интересам США. Соединение динамичной экономики КНР, ее колоссальных демографических и геэкономическими ресурсов с финансовой и технологической мощью Тайваня, его уровнем менеджмента и глобальной товаропроводящей сетью не сулит ничего радужного американцам в плане глобальной конкуренции.

Исходя из этого долгосрочным базовым интересам США соответствует скорее не защита Тайваня как таковая, ведущая к риску открытого столкновения с КНР и даже не обеспечение условий для справедливого и мирного объединения, а скорее поддержание "статус-кво" в этом конфликте, поддержание его на уровне "малой интенсивности", слежение за относительным паритетом боеготовности его участников, при оказании военной помощи Тайваню.

Конкретные шаги американских администраций и Клинтона и Буша в собственно военной области полностью вписываются в такую линию поддержания "статус-кво". С одной стороны, практически сразу после прихода Клинтона в Белый дом и выдвижения инициативы создания региональной ПРО (ПРО/ТВД), в Вашингтоне заговорили о перспективе подключения Тайваня к участию в этой системе на оперативном уровне. С другой стороны, выше упоминалось о недавнем (май 2001 года) решении Белого дома отказать Тайбею в поставке более продвинутых систем ПРО "Aegis". Благодаря первой из этих мер, Соединенные Штаты демонстрируют свою способность в случае необходимости "прикрыть" Тайвань от наиболее опасной для него угрозы с материка - ракет средней и малой дальности, расположенных в Фуцзяни, Гуандуне и других прибрежных провинциях, и, таким образом, держать ситуацию под контролем. Благодаря второй, принятой, казалось бы, в "отягчающей" обстановке инцидента с разведывательным самолетом, США, наоборот, демонстрируют свою сдержанность и нежелание идти на чрезмерную конфронтацию с Пекином по тайваньскому вопросу.

Касаясь трактовки реальных намерений и стратегии Пекина в тайваньском вопросе, отметим, что упомянутая выше оценка о маловероятности военной атаки острова со стороны КНР широко распространена и в целом доминирует в США.

В поддержку такой точки зрения эксперты и политологи высказывают ряд аргументов. Во-первых, это констатация военно-технической неготовности НОАК к любым формам эффективного нападения на Тайвань, включая полномасштабную войну, полную или частичную блокаду острова. Во-вторых, "суицидальность" полномасштабной военной атаки для Пекина с точки зрения международно-политических последствий этого шага. В-третьих, "нерентабельность" военного решения проблемы с точки зрения последствий такого шага для овладения финансовой, технологической и иной экономической мощью острова.

Широкое хождение имеет и аргумент о том, что по мере ухода из китайского руководства "революционеров в первом поколении" - лидеров типа Дэн Сяопина, для которых воссоединение с Тайванем являлось делом принципа и имело первостепенную приоритетность, подход Пекина к проблеме Тайваня меняется. Приход к власти в Пекине более технократичного и менее идеологизированного руководства - людей типа Чжу Жунцзи, Ху Цзинтао, Ли Ланьцина и других лидеров - означает выдвижение на первый план более компромиссных, долговременных и стадийных моделей и путей решения тайваньской проблемы посредством экономической интеграции, глобализации, региональной кооперации, роста взаимных инвестиций и т.д.

Не опровергая справедливость этих аргументов их можно дополнить и иными факторами, противоположными по вектору действия. В дополнение к традиционным и известным мотивам существует немало причин, которые способны подталкивать нынешних и будущих руководителей КНР к решительным шагам в тайваньском вопросе.

Прежде всего, надо отметить, что для руководителей КНР будь они "революционерами в первом поколении" или в представителями "четвертого поколения" лидеров, Тайвань продолжает оставаться наиболее очевидным примером самодостаточного и жизнеспособного китайского государства с альтернативной моделью социально-экономического и политического развития. Даже с учетом различных масштабов экономики, численности населения, территории, других явных различий, в Пекине отчетливо понимают, что состояние экономики Тайваня, его политические и социальные условия, уровень жизни населения, прогресс в деле демократизации и совершенствования политической системы, представляют собой серьезный конкурентный вызов нынешнему и будущему политическому режиму КНР.

При всей динамике экономического развития КНР и определенной продемократической эволюции политического режима этой страны после кризиса 1989 года, страна еще сталкивается со многими вызовами экономического, политического, этнического, социального порядка, которые могут аккумулироваться в один - проблему стабильности режима. В этом смысле тайваньская проблема продолжает иметь существенную внутриполитическую значимость для китайской элиты. Разрешение этой проблемы значительно упрочило бы современный политический режим КНР.

Еще одним обстоятельством, определяющим заинтересованность руководства КНР к форсированному решению тайваньской проблемы, является то, что до тех пор, пока материк не будет объединен с островом, КНР, называя вещи своими именами, будет продолжать сохранять свою военно-стратегическую и геополитическую ущербность по сравнению со своими геополитическими партнерами/соперниками, в первую очередь, по сравнению с США. Иными словами, до тех пор, пока китайскому руководству не удастся ликвидировать "непотопляемый авианосец" или "пистолет, направленный в сердце его территории", Китай будет серьезно уязвим в военно-политическом отношении. Статус КНР как "великой державы" в военном смысле без контроля над Тайванем весьма относителен. Этот вызов самодостаточности и выживаемости своей страны китайское руководство весьма болезненно переносит и явно не будет с ним долго мириться. Тем более в условиях традиционного нажима на гражданское руководство КНР со стороны китайского генералитета.

Если говорить о чисто военной стороне дела, которую мы не рассматриваем здесь подробно, следует отметить, что, например, возможности электронной разведки и прослушивания территории КНР, те преимущества от размещения средств ПРО и ПЛО, которые американцы имеют благодаря своим отношениям с Тайванем, ставят военный потенциал КНР под такой "колпак" своего заокеанского конкурента, который фактически непреодолим без возвращения контроля КНР над островом. Понятны настроения китайской политической элиты в этой связи.

Еще одно обстоятельство следует отметить. За последнее десятилетие Китай вырос в первостепенную экономическую и торговую державу. Растут потребности КНР в сырье и энергоресурсах, которые в перспективе во все большей степени будут удовлетворятся за счет импорта. По оценкам Международного Энергетического Агентства (MEA) к 2010 году до 40% китайских потребностей КНР в нефти будут удовлетворяться за счет импорта.16 Этот импорт будет обходиться стране в десятки миллиарды долларов, источником которых опять таки будет являться внешняя торговля. При таком раскладе вопросом жизни и смерти для Китая является обеспечение стабильности и надежности морских коммуникаций в Китайских морях, в Тихом и Индийском океанах, через Малаккский пролив, с ориентацией в первую очередь на Персидский залив, Ближний Восток и Европу. Возрастающая геостратегическая значимость Тайваня, обеспечивающего эти коммуникации и открывающего доступ к ключевым океанским портам КНР, очевидна.

Несколько слов по поводу воздействия процессов глобализации на решение тайваньской проблемы. На наш взгляд, точка зрения, согласно которой глобализация однозначно стимулирует решение проблемы объединения по мирному, интеграционному сценарию нуждается в уточнении.

Во-первых, процессы глобализации многообразны и многофазны, в силу чего они совершенно не исключают чисто экономической и экономико-политической конкуренции, специализации и соперничества между странами и экономиками, особенно на начальном этапе их "встраивания" в новый более интегрированный мировой экономический порядок. Не вдаваясь в подробности, можно сказать, что Китай и Тайвань уже сейчас, при наличии тенденций экономического сближения, растущих взаимных инвестициях, в первую очередь острова на материк, тем не менее, подчас выступают конкурентами друг друга на мировом рынке (например, по многим позициям в микроэлектронике), что идет вразрез с тенденциями объединения.

Необходимо также учитывать, что наряду с естественным тяготением Тайваня в сторону Большого Китая, для Тайваня существуют и иные векторы глобализации, разворачивающие его экономику в сторону других государств - Соединенных Штатов, Японии, стран АСЕАН, Кореи. С учетом серьезных политических и идеологических противоречий, существующих между двумя китайскими элитами, сложного исторического наследия конфликта, между островом и материком, с учетом той ситуации, когда тайваньское урегулирование на долгие годы будет оставаться функцией от непростых отношений КНР - США, трудно однозначно говорить о том, что глобализация необратимо и скоро проложит дорогу к мирному китайскому объединению.

Сергей ТРУШ

------------

1 Под "выборным циклом" в КНР мы имеем в виду интервал между съездами КПК, в данном случае между ХY и XYI. (1997 -2002).

2 Н.Harding A Fragile Relationship. The United States and China Since 1992. Washington D.C. 1992. , Appendix B pp.376; Appendixes C 379-381; Appendix D p. 384-385.

3 Российская Газета 17.07.2001

4 Washington Post 24.04.2001

5 Washington Post 25.04.2001

6 New York Post 26.04.2001

7 Washington Post 14.04.2001; B. Gill. Arms Sales to Taiwan: The Annual Dilemma Newsweek Korea, March 23, 2000 p. 13; DefenseLINK March 30, 2001 p.21.

8 Richard Bitzinger. Military spending and foreign military Acquisitions by the PRC and Taiwan. In: Crisis in the Tawan Strait Ed. by James Lilley and Chuck Downs. Wash.D.C. 1997. p.89.

9. В подобном ключе трактует события известный американский журналист, эксперт по Китаю Дж. Манн См. J. Mann. About Face. A history of American Curious Relations with Сhina. From Nixon To Clinton. N.Y 1998., p.320-322.

10 J. Mann. About Face. A history of American Curious Relations with China. From Nixon To Clinton. N.Y 1998., p.330.

11 Таковыми традиционно считают 1.Коммюнике 1972 (Шанхайское) по результатам визита Р.Никсона в Китай. 2. Коммюнике 1978 года об установлении дипломатических отношений между КНР и США 3.Коммюнике 1982 г о поставках американского оружия на Тайвань. 4. Коммюнике 1998 года по результатам визита Б.Клинтона в КНР.

12 Washington File 25.04. 2001

13 Washington File 26.04.2001

14 China Daily 26.04.2001

15 New York Post 26.04. 2001

16 World Energy Outlook. Paris, International Energy Agency, 1993, p.27.

 
 
 
Лента новостей
0
Сначала новыеСначала старые
loader
Онлайн
Заголовок открываемого материала
Чтобы участвовать в дискуссии,
авторизуйтесь или зарегистрируйтесь
loader
Обсуждения
Заголовок открываемого материала