Президент Российской Академии наук, академик Владимир Фортов рассказал корреспонденту РИА Новости в Париже Виктории Ивановой о том, как изменилось положение РАН в результате проводимых реформ российской науки. В Париж Фортов прибыл в качестве главы делегации РФ на 37-й сессии Генеральной конференции ЮНЕСКО.
— Как вы можете охарактеризовать положение российской науки в мировом научном пространстве?
— Сейчас наша наука находится в непростом положении, потому что началась реформа. Результаты этой реформы должны быть понятны уже где-то через полгода. Потенциалы, которые заложены в этой реформе, должны быть реализованы, и удастся это сделать или нет — зависит от того, как будут работать все ветви нашего научного управления.
— Я считаю, что реформа — это сложный процесс. У нас такого радикального реформирования не было, пожалуй, никогда за всю нашу 300-летнюю историю. И как наша наука справится с этими проблемами — еще предстоит увидеть.
— Как изменилась роль министерства образования и науки, а также РАН в связи с принятием закона о реформе РАН, закона о российском научном фонде, созданием Федерального агентства по научным организациям (ФАНО) и вашим назначении заместителем президента Путина в совете по науке при президенте?
— Про министерство я говорить ничего не буду, а что касается РАН, то сегодня ее сфера ответственности расширена, но практика должна показать, насколько.
— Согласно закону, РАН разрабатывает и самостоятельно вносит в правительство Программу фундаментальных исследований в России. Значит ли это, что теперь РАН определяет научную политику страны?
— В законе написано, что это именно так.
— В двух документах — Закон о РАН и Положение о ФАНО — написано, что все трансформации институтов, то есть их открытие, закрытие, объединение, делаются только с участием Российской Академии наук.
— Традиционно, со времен Петра I, РАН непосредственно занималась подготовкой кадров в своих научных организациях. Как в новых условиях РАН будет участвовать в образовании?
— Сейчас мы считаем, что это очень важная часть науки и разделить науку и подготовку кадров, вообще-то говоря, нельзя — это процесс непрерывный. Сейчас надо смотреть, как идет реформа, и тогда мы поймем, какие возможности есть в подготовке кадров. Сегодня ответ на этот вопрос неясен.
— По закону, РАН должна готовить доклады о состоянии науки в стране. Значит ли это, что все научные организации должны представлять в РАН отчеты о своей работе?
— Важно не только это. Важно, чтобы были люди, способные следить за всем спектром наших исследований и давать им квалифицированную оценку. Эти люди находятся в Академии наук, это наша сфера.
— Одной из основных задач РАН является научная экспертиза. Значит ли это, что теперь и научные диссертации будут проходить экспертизу в РАН? С учетом диссертационных скандалов, разразившихся в последнее время, не должна ли РАН взять на себя функции по экспертизе диссертаций и присвоении научных званий?
— Нет, на РАН это не возложено, это прерогатива министерства образования и науки. То, что происходит в этой сфере сегодня, конечно, вызывает очень серьезную обеспокоенность. Количество халтурных диссертаций только растет, не падает. С этим должна вестись борьба, и сегодня она идет по линии министерства, а не по линии РАН. У нас тоже есть свои идеи по этому поводу, но говорить о них рано.
— Это правда. И сейчас у нас есть некие идеи, которые сводятся к тому, что работа по популяризации должна быть улучшена, стать более интенсивной. Академия наук будет принимать тут самое активное участие, мы понимаем важность этого.
— В мире вы больше известны как ученый, а не как администратор. Остается ли у вас сейчас время на науку?
— Если бы не было вот этой реформы, то, я думаю, что смог бы выкраивать время на научную работу. Но, говоря откровенно, то, что происходит сейчас, требует стопроцентного внимания и стопроцентной занятости этим делом. Я надеюсь, что реформа когда-то кончится, и я смогу более спокойно заниматься своим делом.
