"Лолита" (Lolita) Владимира Набокова
Лолита, свет моей жизни, огонь моих чресел. Грех мой, душа моя. Ло-ли-та: кончик языка совершает путь в три шажка вниз по небу, чтобы на третьем толкнуться о зубы. Ло. Ли. Та.
Книга, написанная на английском языке, была впервые выпущена в парижском издательстве Olympia Press в 1955 году. Набокову на тот момент исполнилось 56 лет, на его счету было 11 романов, и как писатель он уже получил признание по обе стороны океана. "Машенька", "Защита Лужина", "Камера обскура", "Приглашение на казнь", "Дар" и другие произведения, включая первую англоязычную книгу "Подлинная жизнь Себастьяна Найта", уже были в его активе. И все же ставить свое громкое имя под новым романом "Лолита" автор опасался — слишком уж щекотливой была тема.
Неудивительно, что книга сначала вышла в Европе — кстати, позже Набоков понял, что согласившаяся на публикацию Olympia Press была издательством с весьма сомнительной репутацией, выпускавшим эротическую, если не порнографическую литературу.
В Америке печатать роман о растлении малолетней Долорес отказывались наотрез – автор обращался в четыре разных издательства и литературные журналы и, при разных оценках, от признания книги "прозой высочайшей пробы" до объявления ее же "чистой порнографией", всюду получал от ворот поворот. Любопытно, что один издательский дом предлагал рассмотреть рукопись, если главным героем сделать не девочку, а 12-летнего мальчика, а Гумберта Гумберта – фермером, и перенести сцену первого совращения в амбар, снабдив фразами типа "Он парень шалый", "Все мы шалые". Вот такое странное представление о цензуре.
Главный же редактор французской "Олимпии", по собственному признанию, "сразу почувствовал, что "Лолите" суждено стать величайшим произведением современной литературы, которое раз и навсегда покажет как всю бесплодность цензуры по моральным соображениям, так и неотъемлемое место изображения страсти в литературе".
Вышедший в Париже роман породил жаркую литературную дискуссию между английским писателем Грэмом Грином, оценившим творение Набокова в своей рецензии для Sunday Times как "лучшую книгу года", и журналистом Джоном Гордоном, который объявил "Лолиту" "грязнейшей книжонкой из всех", что ему довелось читать.
Исповедь перед смертной казнью, где Гумберт Гумберт откровенно рассказывал, как далеко завела его страсть к девочкам 9-14 лет, к "нимфеткам" (не от античной "нимфы" или "нимфомании", но от nymphe — личинка, еще не ставшая бабочкой), собрала порядка 250 рецензий и обратила на себя внимание всей мировой литературной элиты. После этого, разумеется, американские издательства сменили гнев (а точнее, осторожность) на милость — и не зря, за три недели стотысячный тираж книги был буквально сметен с прилавков. Набоков стал очень состоятельным человеком, оставил преподавание русской литературы "оболтусам" в университетах США и поселился в Швейцарии. В своем интервью журналу Playboy в 1964 году на вопрос: "Сожалели ли вы когда-нибудь, что написали "Лолиту"?" — автор отвечал так: "Напротив, я до сих пор содрогаюсь, вспоминая, что был один миг, в 1950-ом, а потом еще один в 1951-ом, когда я совсем уж собрался сжечь грязный дневничок Гумберта Гумберта. Нет, я никогда не буду сожалеть о "Лолите".
Что же до цензуры, запретных слов, тем, книг и "вкладе искусства в жизнь общества", здесь Набоков стоял на такой позиции:
"Произведение искусства ровным счетом никакого значения для общества не имеет. Оно значимо только для отдельного человека, и только отдельный читатель значим для меня. Мне наплевать на группы, сообщества, массы, и тому подобное. Впрочем, мне нет дела и до лозунга "искусство ради искусства" — потому что, к сожалению, такие его проповедники, как, скажем, Оскар Уайльд и разного рода изысканные поэты, были на деле отъявленными моралистами и дидактиками. Нет никакого сомнения в том, что литературное произведение защищено от плесени и ржавчины не его значением для общества, а уровнем искусства в нем, и только искусства".
"Госпожа Бовари" (Madame Bovary) Гюстава Флобера
— О Родольф! — медленно проговорила она и склонилась на его плечо.
Сукно ее платья зацепилось за бархат его фрака. Она запрокинула голову, от глубокого вздоха напряглась ее белая шея, по всему ее телу пробежала дрожь и, пряча лицо, вся в слезах, она безвольно отдалась Родольфу.
Сегодня, когда наши книжные полки украшают творения Бегбедера и Паланика, а то и — в клинических случаях – какие-нибудь "50 оттенков", трудно поверить, что когда-то публикация безобидной истории супружеской неверности могла вызвать столько шума.
Еще в 1851 году некий Максим дю Кан, редактор журнала La Revue de Paris, по-дружески посоветовал Флоберу сделать слог менее высокопарным и, дабы оставаться "в тренде", вместо изживавшего себя романтизма обратиться к натурализму. Скажем, к будням молодой семьи типичных французских мещан. Подходящий сюжет Гюставу Флоберу посоветовал друг-поэт Луи Буйле (за что и был упомянут в посвящении) — была на слуху история семейства Деламар, где гулящая жена Дельфина покончила с собой, погрязнув в долгах. Правда, позже автор отрицал биографичность главного образа: "Эмма Бовари — это я!" — заявлял он.
Как бы там ни было, 487-страничный роман был принят журналом La Revue de Paris и публиковался "порциями" с октября по декабрь 1856 года. А в 1857 году автор, редактор и два издателя были привлечены к суду за оскорбление морали (особенно блюстителей нравственности задела формулировка "Эмма отдалась"). Приговор четверым "похабникам" был вынесен оправдательный, а книга получила такую популярность, что уже в том же году вышла отдельным изданием. На сегодняшний день роман "Госпожа Бовари" занимает твердое второе место в списке лучших романов всех времен — "золото" удерживает сходная по сюжету, но куда более идейно насыщенная "Анна Каренина".
"Улисс" (Ulysses) Джеймса Джойса
Леопольд Блум (ибо это был он) стоит молча, потупив голову под ее чистым невинным взглядом. Какой же он гнусный тип! Снова за старое? Юная неиспорченная душа воззвала к нему, а он, жалкое существо, как же он на это откликнулся? Проявил себя как последний подонок! Причем не кто-нибудь, он! Но в этих глазах светилось безграничное милосердие, они и его готовы были простить, пускай он сбился с пути, блуждал и грешил. Разве девушка должна говорить? Нет, тысячу раз нет. Это их секрет, их личная тайна, которую скрыли сумерки и которую будут знать лишь они одни — да маленькая летучая мышь, что мягко носилась туда-сюда, а летучие мыши умеют хранить секреты.
История одного дня из жизни ирландского еврея Леопольда Блума разворачивалась на фоне столь детального изображения Дублина, что, по словам самого автора, по книге можно было бы восстановить город в случае его разрушения. При этом, создавая в 1914 году свой монументальный полистилистический роман "Улисс", альфа и омега литературного модернизма Джимми Джойс вдохновлялся в первую очередь гомеровской "Одиссеей" (о чем как бы кричит само название книги). Эпизоды романа получили соответствующие композиционной задумке названия — "Телемак", "Лестригоны", "Сцилла и Харибда", "Навсикая", "Сирены", "Итака", "Пенелопа" и пр, и пр.
Однако нью-йоркское Общество по искоренению порока (the Society for the Suppression of Vice) не стало затруднять себе восприятие книги какими-то там интертекстуальными связями и поисками параллелей с античным образцом. В 1920 году против американского журнала искусств Little Review, который, следуя заявленному слогану Making No Compromise With Public Taste, выпустил-таки 23 номера с фрагментами "Улисса", было возбуждено дело по обвинению в порнографии и "излишней натуралистичности". В итоге был наложен арест на номер с публикацией "Навсикаи", 13-го эпизода романа, где проводилась параллель с необременительной любовной историей странствующего Одиссея и дочки царя феаков ("вопиющая непристойность" этой главы показана в цитате сверху). Издателей, в том числе и лично главреда Little Review Маргарет Андерсон, обязали выплатить штраф, а публикацию главы 12-й "Циклопы" до кучи обвинили еще и в неуважении к английской монархии.
Судебный скандал вокруг публикации сработал по принципу черного пиара — "Улисс" стал таким желанным, что появилось множество пиратских копий на книгу. Как всегда более раскрепощенная Франция в 1922 году выпустила роман целиком. А в 1933 году американский издательский дом Random House, "пойманный за руку" на попытке ввезти "Улисса" в США контрабандой, инициировал новый судебный процесс — в результате него с популярной книги все же был снят штамп "порнографической". В 1934 году роман был напечатан в США, двумя годами позже — в Великобритании. В родной Ирландии он получил разрешение на публикацию лишь в 1960-х годах. Что же до судьбы культовой книги в 21 веке — редкий читатель "долетит" и до середины этого сложносочиненного произведения, и уж точно не найдет в нем признаков той самой "порнографии", больно ранившей в свое время членов Общества по искоренению порока.
"О дивный новый мир" (Brave New World) Олдоса Хаксли
Имей он хоть крупицу смысла, он бы понял, что наказание его является, по существу, наградой. Его ссылают на остров. То есть посылают туда, где он окажется в среде самых интересных мужчин и женщин на свете. Это все те, в ком почему-либо развилось самосознание до такой степени, что они стали непригодными к жизни в нашем обществе. Все те, кого не удовлетворяет правоверность, у кого есть свои самостоятельные взгляды. Словом, все те, кто собой что-то представляет. Я почти завидую вам, мистер Уотсон.
Гельмгольц рассмеялся.
— Тогда почему же вы сами не на острове?— спросил он.
Кому понравится видеть себя в роли эдакой послушной шестеренки, прилежно работающей на благо системы? Кому приятно задумываться о губительных для всего яркого и индивидуального последствиях технического прогресса, который уже, кажется, проник во все сферы повседневной жизни? Неудивительно, что роман-антиутопия англичанина Олдоса Хаксли еще в 1932 году многим пришелся не по вкусу. При том, что в те времена описанная картина идеального общества потребления с его тоталитаризмом, кастовостью и Инкубаторием, который выращивает "девяносто шесть тождественных близнецов, работающих на девяноста шести тождественных станках", казалась лишь пародией на современность, а не возможным вариантом развития событий.
Претензий к книге было много — здесь вам и герои с зашифрованными именами великих вроде Ленайны Краун (Lenina Crowne, один из псевдонимов Владимира Ленина), Полли Троцкой, Герберта Бакунина и Бенито Гувера. И подмена крестного знамения знаком "Т" — в честь модели автомобиля Ford Model T, с изобретения которой и отсчитывает свою историю "новый мир". И саркастичное заглавие — Brave New World – строчка из шекспировской "Бури", слова Миранды из пятого акта:
О чудо!
Какое множество прекрасных лиц!
Как род людской красив! И как хорош
Тот дивный новый мир, где есть такие люди!
Двадцать шесть лет спустя после выхода романа Хаксли написал своеобразное продолжение — эссе "Возвращение в дивный новый мир", где подвел неутешительные итоги: мир приближается к описанному "дивному" состоянию гораздо быстрее, чем автор мог представить. Было это в 1958 году — о том, что бы Олдос сказал сегодня, лучше не задумываться.
О пяти главных романах-антиутопиях XX века читайте в рецензии проекта Weekend >>
Наряду с Оруэллом и Брэдбери автор был провозглашен классиком жанра антиутопии, а фраза "о дивный новый мир" окончательно отмежевалась от романтика Шекспира и стала употребляться исключительно в ироническом ключе, как обозначение некой общественной модели, навязывающей всем свой "идеальный", единственно правильный образ жизни.
"Повелитель мух" (The Lord of the Flies) Уильяма Голдинга
Мутное небо вспорол бело-голубой шрам. И тут же хлестнул грохот — как гигантским бичом. Пенье исходило предсмертным ужасом:
— Зверя — бей! Глотку — режь! Выпусти — кровь!
Из ужаса рождалось желание — жадное, липкое, слепое.
— Зверя — бей! Глотку — режь! Выпусти — кровь!
Всем тем, кто верил в изначально светлую и добрую природу человека, роман Уильяма Голдинга "Повелитель мух" встал поперек горла. Впрочем, выход дебютной работы этого в будущем нобелевского лауреата по литературе остался почти незамеченным — за 1954 год было распродано от силы три тысячи экземпляров. При том, что роман прошел огонь и воду, чтобы быть напечатанным.
Своеобразную пародию на детскую приключенческую книгу 1858 года "Коралловый остров" отвергло 21 английское издательство. Историю школьников, попавших на необитаемый остров и довольно быстро скатившихся до культурного уровня гамадрилов, сочли "абсурдной, неинтересной, пустой и скучной".
Да и это не страшно — мало ли пустых книг увидело свет меньшими усилиями?— но ведь действие в романе Голдинга происходило во время ядерной войны, и самолет с мальчиками-хористами терпел крушение в ходе их спешной эвакуации. Добавьте к этому аллегории на первородный грех, историю Каина и как бы красной нитью проходящую через текст мысль о том, что современное общество недалеко ушло в своем развитии от общества мальчиков-робинзонов — как и они, военизированное общество поклоняется уже не богу, а Зверю. Ну а Зверь, соответственно, — не змей, который выползает из моря, и не насаженная на палку голова свиньи, гниющая и облепленная мухами, а то абсолютное зло, которое живет внутри каждого из нас. Буквальный перевод с древнееврейского языка имени Вельзевул (בעל זבוב), который в христианстве ассоциируется с дьяволом, — как раз и есть "Повелитель мух", и это не случайное совпадение.
Кстати, столь звучное название для романа придумал редактор Чарльз Монтейт — едва поступив на службу в издательство Faber & Faber, он уговорил шефов купить рукопись (всего за 60 фунтов). После чего безжалостно вымарал наиболее спорные моменты, особенно про ужасы ядерной войны, и переозаглавил (в авторском варианте книга называлась "Незнакомцы, явившиеся изнутри" — Strangers from Within). А в 1955 году роман к тому же догадались выпустить в мягком переплете — и вуаля! — он стал бестселлером в Великобритании. К 1959 году, уже отмеченный видными критиками, "добрался" до США, а в 60-х даже вошел в американскую школьную программу.
Сам же Уильям Голдинг впоследствии невысоко оценивал свою первую работу — от идеи до языка и стиля — и переживал, что "Повелитель мух" своей популярностью затмил его последующие, куда более зрелые работы. Что же касается солидного куша, сорванного этой "сырой" книжкой, его Голдинг был склонен рассматривать скорее как "выигрыш в Монополию", чем как заслуженный гонорар.
"Доктор Живаго" Бориса Пастернака
Это была болезнь века, революционное помешательство эпохи. В помыслах все были другими, чем на словах и во внешних проявлениях. Совесть ни у кого не была чиста. Каждый с основанием мог чувствовать себя во всем виноватым, тайным преступником, неизобличенным обманщиком. Едва являлся повод, разгул самобичующего воображения разыгрывался до последних пределов. Люди фантазировали, наговаривали на себя не только под действием страха, но и вследствие разрушительного болезненного влечения, по доброй воле, в состоянии метафизического транса и той страсти самоосуждения, которой дай только волю, и ее не остановишь.
Минутка национальной "гордости": не только США и Европа травили своих великих авторов за не к месту обнаженную правду, Россия в этом плане тоже не отставала. Взять хотя бы Бориса Пастернака, одного из пяти наших авторов-лауреатов литературной "нобелевки", описавшего в своем главном произведении сталинские репрессии, самоубийство казалось бы идейно благонадежного революционера Антипова-Стрельникова и безрадостную участь главного героя, "опустившегося" некогда талантливого врача и поэта.
Неудивительно, что журналы "Новый мир", "Знамя" и альманах "Литературная Москва" на запрос о публикации такой "антисоветчины" ответили твердым отказом. Не слишком надеявшийся на другой исход Пастернак предусмотрительно выслал рукопись в Италию издателю Джанджакомо Фельтринелли. Вынужденный в более поздних телеграммах требовать остановки публикации, автор все же неофициально попросил — "чтобы книга вышла во что бы то ни стало". "Доктор Живаго" был издан в Милане в ноябре 1957 года.
Жизненный путь не вполне политически определившегося Юрия Живаго был встречен политически вполне определившимися советскими критиками однозначно — травлей. Кампания против Пастернака, впоследствии названная "Не читал, но осуждаю!", особенно широко развернулась после присуждения писателю в 1958 году Нобелевской премии "за значительные достижения в современной лирической поэзии, а также за продолжение традиций великого русского эпического романа". Инициатива к травле пришла "сверху" — сам Хрущев подметил, что, мол, "даже свинья не гадит там, где ест". Этого оказалось достаточно, чтобы тему свинства подняли на щит такие уважаемые советские писатели, как Борис Полевой, Константин Симонов, Лев Ошанин, Сергей Михалков и многие, многие другие. Ну а как история развивалась дальше, мы знаем, — Борис Леонидович умер в 1960 году, в 1988 году "перестроившийся" "Новый мир" все-таки напечатал "Доктора", а в 1989-м сын писателя Евгений Пастернак наконец забрал в Стокгольме Нобелевскую медаль — так награда почти нашла своего героя.
"Убить пересмешника" (To Kill a Mockingbird) Харпер Ли
Аттикус подарил нам духовые ружья, а учить нас стрелять не захотел. Поэтому дядя Джек дал нам первые уроки; он сказал — Аттикус ружьями не интересуется. Аттикус сказал Джиму:
— Я бы предпочел, чтобы ты стрелял на огороде по жестянкам, но знаю, ты начнешь бить птиц. Если сумеешь попасть в сойку, стреляй их сколько угодно, но помни: убить пересмешника большой грех.
Я впервые слышала, чтоб Аттикус про что-нибудь сказал — грех, и спросила мисс Моди, почему грех.
— Твой отец прав, — сказала мисс Моди. — Пересмешник — самая безобидная птица, он только поет нам на радость. Пересмешники не клюют ягод в саду, не гнездятся в овинах, они только и делают, что поют для нас свои песни. Вот поэтому убить пересмешника — грех.
Был ли скандальным во многом автобиографический роман "Убить пересмешника" — единственная книга Харпер Ли, сразу же ставшая бестселлером и высоко оцененная критиками? Уже год спустя после публикации, в 1961-м, "Пересмешник" принес своей создательнице Пулитцеровскую премию. И безбедное существование, без необходимости подрабатывать служащей авиалиний в Нью-Йорке — а именно так писательница зарабатывала себе на жизнь до выхода книги.
Все было настолько гладко, что спустя время издатель Ли, Перл Казин Белл, стал подогревать слухи, будто роман его подопечная написала в соавторстве с другом детства, куда более плодотворным по количеству книг Труменом Капоте. Пиар-ход натолкнулся на непонимание со стороны Капоте — свое участие в написании "Пересмешника" создатель "Завтрака у Тиффани" и "Хладнокровного убийства" отрицал.
Роман о нравах провинциальной Алабамы в Америке времен Великой депрессии, о расовом "небратстве" и неравенстве перед законом стал отражением так называемого "Скоттборрского дела", поразившего в свое время пятилетнюю Харпер. Тогда в суде рассматривалось дело об изнасиловании двух белых женщин девятью чернокожими, и хотя результаты экспертиз говорили о невиновности обвиняемых, на 100% "белое" жюри присяжных вынесло восьмерым из них смертный приговор.
Вслед за своими великими соотечественницами — Маргарет Митчелл с ее "Унесенными ветром" и Гарриет Бичер-Стоу с "Хижиной дяди Тома" — Харпер Ли обратилась к теме расовой дискриминации, сделала это особенно выразительно и непосредственно — глазами ребенка, и, что называется, "попала в струю". Роман вышел в 1960 году.
28 августа 1963 года со ступеней Мемориала Линкольна в Вашингтоне культовый Мартин Лютер Кинг в своей речи "У меня есть мечта" (I have a dream) скажет: "Я мечтаю сегодня, что однажды в Алабаме с ее злобными расистами и губернатором, с губ которого слетают слова о вмешательстве и аннулировании, в один прекрасный день, именно в Алабаме, маленькие черные мальчики и девочки возьмутся как сестры и братья за руки с маленькими белыми мальчиками и девочками". А сорок лет спустя, в Америке образца 2013 года, при президентстве Барака Обамы, книга "Убить пересмешника" будет входить в школьную программу 80% образовательных учреждений.
"Над пропастью во ржи" (The Catcher in the Rye) Джерома Сэлинджера
Понимаешь, я себе представил, как маленькие ребятишки играют вечером в огромном поле, во ржи. Тысячи малышей, и кругом — ни души, ни одного взрослого, кроме меня. А я стою на самом краю скалы, над пропастью, понимаешь? И мое дело — ловить ребятишек, чтобы они не сорвались в пропасть. Понимаешь, они играют и не видят, куда бегут, а тут я подбегаю и ловлю их, чтобы они не сорвались. Вот и вся моя работа. Стеречь ребят над пропастью во ржи. Знаю, это глупости, но это единственное, чего мне хочется по-настоящему. Наверно, я дурак.
Откровение 16-летнего Холдена Колфилда носило почетное звание самой запрещаемой книги в американских школах с 1961 по 1982 годы. Чего только не усматривали в романе Сэлинджера — призыв молодежи к бунту и анархии, слишком грубый язык (который русский читатель едва ли может оценить в лаконичном переводе Риты Райт-Ковалевой), а также пропаганду пьянства и разврата, особенно в сцене с проституткой в отеле. "В общем, пошлятина, а может быть, и не совсем. Мне бы хотелось быть опытным во всяких таких делах. А то, по правде говоря, когда я с девчонкой, я и не знаю как следует, что с ней делать. Например, та девчонка, про которую я рассказывал, что мы с ней чуть не спутались, так я битый час возился, пока стащил с нее этот проклятый лифчик. А когда наконец стащил, она мне готова была плюнуть в глаза", — книгу, содержащую вот этот "срам", до сих пор периодически пытаются вычеркнуть из школьной программы в штатах.
Но дело не только в детской непосредственности Холдена, сдобренной крепким словцом, — скандальной репутации книги немало поспособствовали и ее прославленные поклонники: совершивший покушение на Рейгана Джон Хинкли, маньяк Роберт Джон Бардо и убивший Джона Леннона Марк Чапмэн. Последний, кстати, заявил в суде, что приказ выстрелить в "битла" был зашифрован в тексте книги — очевидно, поэтому, едва совершив пять выстрелов, Чапмэн уселся под уличным фонарем читать "Над пропастью во ржи". Так он и скоротал время до приезда полиции.
"Заводной апельсин" (A Clockwork Orange) Энтони Берджесса
Сын, сын, мой сын. У меня будет сын, и я объясню ему все это, когда он подрастет и сможет понять меня. Однако только лишь подумав это, я уже знал: никогда он не поймет, да и не захочет он ничего понимать, а делать будет все те же vestshi, которые и я делал, — да-да, он, может быть, даже убьет какую-нибудь старую ptitsu, окруженную мяукающими kotami и koshkami, и я не смогу остановить его. А он не сможет остановить своего сына. И так по кругу до самого конца света — по кругу, по кругу, по кругу, будто какой-то огромный великан, какой-нибудь Бог или Gospodd (спасибо бару "Korova") все крутит и крутит в огромных своих ручищах voniutshi griaznyi апельсин.
Казалось бы, какие нападки могла вызвать книга, воспевающая "старое доброе насилие"? Роман 1962 года рассказывал историю Алекса Ларджа ("Великого") и его банды — наркотики, драки, ограбления, изнасилования, убийство, тюрьма. Там герой становился участником эксперимента по "вылечиванию" тяги к насилию под чутким руководством доктора Бродского и особенно "доброго" доктора Бранома — такого американского варианта Йозефа Менгеле (образ во многом повторится в культовой медсестре Рэтчед из "Пролетая над гнездом кукушки" Кена Кизи). Вышедший на свободу Алекс, с привитым отвращением к "махачу", становится беспомощным в окружающем его жестоком мире и на короткое время даже вызывает у читателя что-то вроде сочувствия. К счастью, после сотрясения мозга навязанные врачами "пацифистские" установки пропадают и все возвращается на круги своя.
Англичанин Энтони Берджесс написал свой роман после того, как врачи вынесли вердикт, будто жить писателю оставалось не больше года из-за опухоли мозга. Образом самого Берджесса в романе стал "главный пострадавший" — писатель Ф. Александр, жену которого на его глазах изнасиловал Алекс с друзьями. Так автор интерпретировал собственную историю: беременную жену Бержесса во время Второй мировой изнасиловали четверо дезертиров американской армии, женщина потеряла ребенка, "тихо спилась и умерла". "Эта чертова книга — труд, насквозь пропитанный болью…" — признавал писатель. Вопреки предсказаниям врачей, он прожил до 1993 года (76 лет) и умер от рака легких.
В случае с "Апельсином" куда более скандальной, чем сама книга, вышла экранизация романа. Вдохновившись лентой Стенли Кубрика, молодые преступники 70-х сделали своей "фишкой" напевание Singin In The Rain — как это непринужденно делал Малкольм Макдауэлл в сцене с изнасилованием. После обвинений в пропаганде насилия и анонимных смертельных угроз в адрес Кубрика, режиссер изъял скандальную картину из проката — на большие экраны Великобритании фильм вернулся лишь после его кончины в 1999 году.
"Сатанинские стихи" (The Satanic Verses) Салмана Рушди
У Махаунда не было времени для угрызений совести, поведал Салман Баалу, как и приступов сомнения о целях и средствах. Верные жили беззаконием, но в те годы Махаунд — или следует сказать Архангел Джибрил?— сказать Ал-Лах?— стал одержим законом. Средь пальмовых деревьев оазиса Джибрил являлся Пророку и извергал правила, правила, правила, пока верным не показалась невыносимо тягостной перспектива дальнейших откровений, сообщил Салман; правила о каждой проклятой вещи: если человек пердит, позволено ли ему поворачивать лицо в сторону ветра, правило о том, какой рукой подтирать задницу.
В новейшей истории мировой литературы, пожалуй, ни одна публикация не наделала шума больше, чем "Сатанинские стихи" Салмана Рушди. К вопросу о цене искусства: на сегодняшний день за "голову" писателя иранский "Фонд 15 июня" (Khordad Foundation) предлагает ни много ни мало 3,3 миллиона долларов — уточняя при этом, что денежное вознаграждение может получить и не мусульманин.
Поводом к такой реакции послужило, скажем так, художественное переосмысление Рушди образа пророка Мухаммеда, который в четвертой книге этого британского автора был показан в не самом благопристойном свете (хоть и под предусмотрительно измененным именем "Махаунд").
Роман Рушди, на чьем счету уже были легендарные "Дети полуночи", появился на прилавках 26 сентября 1988 года. А 14 февраля 1989 года иранский лидер аятолла Хомейни, особенно задетый эпизодом "Возвращение в Джахилию" (романный аналог священной Мекки), публично проклял автора и издал фетву, призывавшую мусульман казнить самого Салмана и всех причастных к публикации книги. Демонстрации против "Сатанинских стихов" проходили в Индии и Пакистане, а взрывы и поджоги книжных магазинов — в Англии и США. Великобритания разорвала дипотношения с Ираном и поместила Рушди, убийство которого было объявлено среди мусульман "богоугодным делом", под программу защиты свидетелей. Роман запретили к распространению во всех исламских странах, кроме Турции. В 2008 году Салман стал обладателем спецпремии Букера — правда, забрать ее самостоятельно не смог. Писатель вообще редко выходит из дома – несмотря на неоднократные публичные извинения, иранский "Фонд мучеников" признал фетву покойного Хомейни "действительной навеки".
Подготовила Вера Матвеева
