Аркадий Дубнов, специальный корреспондент "Московских новостей", для РИА Новости.
Слоган, вынесенный в заголовок – самый честный призыв, который можно было встретить в ходе короткой и тихой предвыборной кампании в Таджикистане. Он был начертан на баннере, который встречал Эмомали Рахмона во время его посещения стадиона в Исфаре на севере страны. Тут, как в известном апокрифе про Сталина и начальника советских писателей Фадеева, которому в ответ на его сетования, что, мол, коллеги его не слушается, вождь народов ответил, что "других писателей, тов. Фадеев, у меня для вас нет, работайте с этими".
Экзит–поллов в Таджикистане не проводят
Ну, скажите, как, не рискуя оскорбить почтенного аксакала, отца семейства, пришедшего в праздничном таджикском чапане (халате), запретить ему зарегистрировать всех своих домочадцев и опустить в урну за них бюллетени?
По этой ли причине, или по какой–то другой, никаких экзит–поллов на выборах президента Рахмона не проводилось. Спросил у одного авторитетного таджикского политолога, которому интересна и социология: а все же, почему?
"Во–первых, никто не заказывал, а во–вторых, никому не интересно", – сказал он. Люди, еще недавно ожидавшие от выборов если не перемен, то хотя бы какой–то интриги, лишились всего этого в конце октября, когда стало известно, что единый кандидат от таджикской оппозиции, Объединения реформаторских сил Таджикистана (ОРСТ), 65–летняя правозащитница Ойнихон Бобоназарова не смогла набрать необходимое количество в 210 тысяч подписей в свою поддержку и сошла с дистанции, даже не получив регистрации в качестве официального участника президентской гонки.
О причинах этого в Таджикистане говорят разное. Те, кто считает, что Эмомали Рахмон лишил себя значительной доли легитимности в своей победе на выборах (никто ведь всерьез не считает, что Рахмон мог проиграть даже самому популярному среди своих политических оппонентов, но поволноваться бы ему пришлось), уверены, что отсечение от участия в выборах уважаемой в Таджикистане женщины было ошибкой власти. Но причиной этого называют не волю самого Рахмона, а желание местных чиновников угодить Джаноби Оли (Его превосходительство, как принято в стране обращаться к президенту), мешавших собирать подписи в поддержку Бобоназаровой.
Другие ссылаются на некие указания сверху найти по несколько человек из каждого района, поставивших за нее подписи, и заставить их, угрожая различными карами, публично отказаться от них, заявив, что они были сфальсифицированы. О некоторых случаях подобного запугивания писала и таджикская пресса.
При этом существуют различные свидетельства того (в том числе и у автора), как собирались подписи в поддержку технических кандидатов в президенты, которым в сумме удалось без препятствий собрать более миллиона автографов. К примеру, студентов просили расписаться на пустых листах. Большинство соглашалось, отдельные же, особо принципиальные молодые люди, не получив ответа на вопрос, для чего это делается, отказывались. Впрочем, никто из них не пострадал.
Вместо "Его Превосходительства" – "товарищ президент"?
Критики власти ставят ей в упрек отказ контролируемого ею парламента дополнить закон о выборах положением об обязательном включении в состав избиркомов представителей политических партий и независимых кандидатов. Оппоненты правящей Народно–демократической партии Таджикистана (НДПТ), выдвинувшей своим кандидатом в президенты Эмомали Рахмона, считают, что нельзя полностью доверять работе местных избиркомов, членами которых практически везде являются только представители НДПТ.
Как, скажем, таджикские коммунисты могут быть уверены в том, что голоса, поданные за их кандидата Исмоила Талбакова, поразившего избирателей отчаянной смелостью своих обещаний, будут посчитаны честно, если процесс подсчета им недоступен?
А ведь товарищ Талбаков обещал в случае своего избрания президентом "следовать коммунистическим принципам" и запретить обращаться к главе государства "Ваше Превосходительство" – только "товарищ президент"…
Станет ли Рахмон "отцом нации"?
Надо отдать должное части таджикской прессы и таджикской зоны интернета, во всяком случае, их русскоязычного сегмента: там не стеснялись ставить власти "на вид" ее промахи и публиковать точку зрения оппозиции. Впрочем, к телевидению это не относится, что делает предвыборную ситуацию в Таджикистане похожей на российскую.
К примеру, в популярной газете "Азия–плюс" появившейся в продаже в день выборов можно было увидеть забавную фотографию железобетонной конструкции, установленной местными властями на видном месте вдоль автотрассы, ведущей в Душанбе. В переводе с таджикского аршинными буквами там написано: "Моя родина – Таджикистан. Отец нации – Эмомали Рахмон".
Комментарий газеты: "Конструкция смонтирована капитально и простоит еще долго".
Богатая формулировка. Изобилует многими смыслами.
В постсоветской истории только в Азербайджане за покойным Гейдаром Алиевым было закреплено это звание, и то – посмертно. И там ему власть наследовал сын "отца нации" Ильхам Алиев.
В Казахстане у находящегося у власти с "советского" 1989 года Нурсултана Назарбаева законом определено звание елбасы (по–казахски – лидера нации). Там официально прямого наследника у 73–летнего главы государства по мужской линии нет, поэтому называют в качестве возможного преемника одного из племянников.
Властвующий в Узбекистане с 1990 года 75–летний президент Ислам Каримов не наделен никакими титулами, там его просто называют "папа", и проблема будущего преемничества особенно обострилась в последние недели в связи с различными скандалами вокруг одной из его дочерей.
61–летний президент Таджикистана Эмомали Шарипович Рахмон у руля страны уже 21 год. Мне довелось быть свидетелем его избрания Председателем Верховного совета республики в ноябре 1992 года, когда в стране разгоралась гражданская война. Оказавшись во главе победившего тогда Народного фронта (его называли "прокоммунистическим"), никому не известный полевой командир Эмомали Рахмонов (фамилию на таджикский манер он изменил спустя много лет), при поддержке России и Узбекистана (на первых порах) сумел укрепить свою власть, достичь мирного соглашения с вооруженной оппозицией и добиться тем или иным путем устранения из политики практически всех соперников,
Среди девяти его детей (семь дочерей и двое сыновей), трое младших из которых родились у папы–президента, только одного, 26–летнего Рустама Эмомали, называют возможным преемником отца, хотя в последнее время из–за ряда проблем Рахмона–младшего об этом стали говорить меньше…
"Таджикский Ходорковский"
Сегодня для подавляющего числа своих соотечественников Рахмон – безусловный лидер, при правлении которого родилось уже целое поколение таджиков, а выросло аж два поколения. Много раз мне доводилось в Таджикистане слышать искренние рассказы о том, что за все, созданное в стране за последние два десятилетия, – возрождение национального духа, красивые новостройки, полные продуктов магазины, а главное – мир и стабильность – обязаны лично Джаноби Оли. У этого тщательного лелеемого властью суждения много критиков, но отказать в реальности подобного взгляда на происходящее значило бы погрешить против истины.
Неудивительно, что при отсутствии демократических традиций сменяемости власти, реального политического плюрализма, разобщенности и без того слабой оппозиции, одни лидеры которой вполне удовлетворены своим "системным" статусом (Партия исламского возрождения), другие не допускаются властью к обладанию этим статусом (СДПТ), позиции и влияние Эмомали Рахмона в стране выглядят внушительными.
Разумеется, в актив вновь избранного президента Таджикистана следует отнести то, что он успел урегулировать до выборов свои отношения с Москвой, добившись от нее выполнения практически всех обещаний, данных год назад президентом Путиным во время его визита в Душанбе. В обмен на это Рахмон дал отмашку на ратификацию соглашения о размещении в Таджикистане 201–й российской военной базы до 2042 года. Сегодня в Душанбе уверены: в Москве снова не видят альтернативы Рахмону во главе Таджикистана.
Пожалуй, единственное, что может угрожать его власти – это амбиции выросших и окрепших в окружении Рахмона политиков и бизнесменов. Как и в любой другой стране, где вершина властвующей пирамиды выглядит несменяемой второй–третий десяток лет, ощущение усталости от правящего режима начинает заполнять его поры и порождает опасную эрозию режима. Рахмону пока удается нивелировать подобные угрозы.
Так, в мае этого года был арестован экс–министр промышленности, один из крупнейших таджикских предпринимателей Зайд Саидов (его уже называют "таджикским Ходорковским"), за месяц до этого еще только объявивший о намерении создать политическую партию "Новый Таджикистан", которая должна была объединить часть недовольной властью интеллигенции, бизнес–элиты и чиновничества. Это было похоже на реальный вызов, брошенный лично Рахмону в преддверии президентских выборов, тем более что 55–летнего Саидова заподозрили в том, что он опирается на поддержку влиятельных сил в России и на Украине.
Окружение главы государства отреагировало незамедлительно. Зайду Саидову было предъявлено столько обвинений, – от экономических преступлений до изнасилования несовершеннолетних девочек, – что, докажи их в суде, бывшему министру не видать свободы до конца жизни. Однако в общественном мнении Таджикистана они выглядят настолько абсурдными, что дают основание видеть в этом деле политическую расправу, а теперь уже – и попытку рейдерского захвата принадлежащей ему весьма значительной собственности и бизнес–активов.
Логично было бы предположить, что, обеспечив себе переизбрание на следующий президентский срок и укрепив свои позиции, Джаноби Оли мог бы "разрулить" создавшуюся ситуацию ко всеобщему удовлетворению и избежать опасности непременного раскола элит, а то и возникновения опасной для него контрэлиты. Однако для этого требуется политическая воля, подкрепленная стремлением избежать остракизма со стороны мирового сообщества в ответ на неоправданную жестокость преследования политических оппонентов.
Суд над Зайдом Саидовым должен возобновиться сразу после оглашения официальных итогов выборов. Он сам отказывается в нем участвовать.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
