МОСКВА, 13 мар — РИА Новости, Ирина Халецкая. Молодые мамы мечтают отдать дочерей в танцевальную школу. Пластика, отточенные движения, свет софитов — это только одна сторона медали. Постоянная критика, жесткость, завистливые взгляды соперниц — вот другая. Одна из екатеринбургских танцовщиц анонимно рассказала РИА Новости, как танцы стали для нее настоящей школой жизни.
На критике держалось все
Мне было всего пять лет, когда мама отдала меня на танцы. Она выбрала самую известную в городе школу, лучший детский коллектив. Все знали, что там суровая руководитель и жесткие требования. В детстве все воспринимается чересчур эмоционально, любой крик в твой адрес — уже целая трагедия. Сейчас, в свои 23, я понимаю: там меня готовили к реальной жизни.
Желание и деньги родителей не главный критерий того, что попадешь в коллектив. Два года ходишь на подготовительные занятия, а накануне первого класса — отбор. Проводится показательное занятие перед руководителем. Она смотрит на каждого ребенка и ищет в нем талант. Не все преодолевали "сито". Я очень грезила танцами и боялась, что меня не возьмут. Поначалу даже показалось, что отбор я не прошла, началась настоящая истерика. Помню, мама меня успокаивала: "Все в порядке, ты поступила".
Впрочем, это были цветочки. Раз танцуешь, должна ходить на занятия ближайшие 10 лет, то есть всю школьную жизнь. Многие не выдерживают либо бешеный ритм, либо требования, либо критику. Постепенно воспитанники отсеивались. Из двадцати мальчиков и девочек, которых набрали в коллектив, до выпускного обычно доходят человек пять. Хотя бывает по-разному: помню, один раз выпустились аж 15 человек — это невероятный показатель, исключение. А вот в год моего выпуска дойти до конца смогла только я.
Занятия каждый день по два часа. Но в период интенсивной подготовки к концертам и гастролям в зале мы могли проводить и по шесть-семь часов, для детского организма это довольно много, хотя по профессиональным меркам мелочи.
Неизменный атрибут танцевальной жизни — это критика. На ней, мне кажется, держится все. Зато после такой школы тебя сложно довести до слез. Ты не проявляешь характер, не хлопаешь дверью, потому что прекрасно понимаешь: вместо тебя всегда поставят кого-нибудь другого.
Главное, что я усвоила: если с тобой работают, критикуют, тратят на тебя время, значит, ты нужна и чего-то стоишь. Самое ужасное, когда вообще не обращают внимания, словно ты пустое место.
Чем больше вешалок — тем круче
Внутри коллектива жестко пресекались любые попытки унизить друг друга. Никто никому не портил костюмы, не подкладывал кнопки в туфли, как это любят показывать в кино. Негласный показатель статуса — кофр, чехол для костюмов. Чем он тяжелее, чем больше вешалок из него торчит, тем выше твое положение. Это добавляет авторитета в глазах других детей.
Самые крутые на отчетном концерте танцевали практически через номер. Носились с костюмами, быстро переодевались и снова выходили на сцену. Ими восхищались. Но были и те, кого ставили редко и не давали сольные партии. Я относилась к золотой середине. У меня имелись сольные номера — это когда на сцене одновременно находятся не более восьми человек и у каждого своя отдельная партия. Но бывало и так, что в программе я исполняла лишь один-два танца.
По сути, у нас действовал закон джунглей. В любом танцевальном номере есть основной состав и те, кто "на подстраховке". Ты как хищник: если не в основном составе, но очень хочешь танцевать этот номер, выбираешь наиболее слабого танцора и повторяешь все его движения.
На репетициях в углу танцуешь так же старательно, с такой же эмоциональной отдачей, будто это твое показательное выступление: шансы, что тебя заметят и поставят в состав, есть.
Однако чудеса случались нечасто. Помню, я очень хотела танцевать один номер — коллектив ехал с ним на зарубежный фестиваль. И вот — контрольная репетиция. Я, не подозревая, что билеты уже куплены, визы сделаны, упорно не допускала мысли, что от моих усилий толку уже никакого. Танцевала во втором составе на задворках, выкладываясь на все сто. Была уверена, что за десять минут до конца репетиции меня поставят в номер. В итоге меня, конечно, не взяли, долго потом убивалась.
Вечное "Худей!"
Критика порой была жесткой, даже оскорбительной. Чего только стоит вечное "Худей!". Мне повезло: не было никаких экстремальных диет. До 14 лет каждый день могла съедать по большой шоколадке. Все потому, что энергии за день тратила много, набрать лишние килограммы просто не успевала. Я знала, что танцевальную карьеру строить не буду, поэтому, помимо танцев и уроков в школе, ходила еще к репетитору. Так что день был забит полностью.
"Разносит" девочек обычно в 14-15 лет — пубертатный период. У меня была склонность к полноте, и от ежедневных шоколадок пришлось отказаться. Но диеты "не на жизнь, а на смерть" не приветствовались. Это непрактично: танцовщицы, резко начинавшие худеть, зачастую не могли на тренировках собрать силы и выполнить упражнения. В итоге все заканчивалось серьезным разговором педагога с родителями, чтобы те повлияли на ребенка.
Одна танцовщица в коллективе была пухленькой — по сценическим меркам. Естественно, ей за это "прилетало". И в какой-то момент она начала резко худеть: отказала себе почти во всем, перепробовала разные виды диет из женских журналов, толком не ела. В итоге за два месяца она сдулась в два раза. Это заметили все. Но хотя у нее не было никаких пищевых расстройств, да и чувствовала она себя хорошо, преподаватель испугалась, что одержимость похудением вызовет психологические сдвиги, и дала ей рекомендацию: "Каждый день по одному мороженому".
Наша руководитель всегда говорила, что и когда есть можно, а что — нельзя. Она не ставила ультиматумов из разряда "одно яйцо на неделю". Напротив, объясняла, какие сладости нам не повредят: мармелад, пастила, зефир. Понимала, что мы прежде всего дети.
Вес сыграл со мной злую шутку после учебы: бросив танцы, я поступила в университет и сильно поправилась. Бешеных нагрузок уже не было, а ела я как раньше.
О занятиях танцами в детстве напоминает хруст в коленях, стопах, шее и спине. Иногда в 23 без физической нагрузки чувствуешь себя "деревянной". Чтобы не развалиться, надо постоянно заниматься спортом.
Плакать — это позорно
У всех преподавателей танцев есть выражение "танцевать вполноги" — значит, делать не в полную силу, без стараний. За это в основном и достается. Если устала и остановилась либо схалтурила, тебя ждет нагоняй.
Некоторые упражнения действительно были суперсложными и давались многим с трудом. Но на занятиях, невзирая на мозоли и опухшие ноги, никто не плакал, это считалось самым позорным делом. Вовсе не потому, что тебе влетит от преподавателя за "сырость", а потому, что перед ребятами стыдно: все устают, однако никто не ревет.
Слезы в танцах — признак слабости. Плакать можно дома, у мамы или папы на груди. Они тебя пожалеют, даже скажут: "Да бросай все". И вот после этого бросать точно не хотелось: как так — взять и уйти, когда уже столько сделано?
У тех, кто танцевал, обычно не было личной жизни, все помешаны на занятиях. У девочек-танцовщиц хорошая фигура — конечно, они вызывают интерес у парней, да только им не до того.
Хотя некоторым популярность все же сносила голову — с мальчиками начинали встречаться с 14 лет, но это жестко пресекалось. Вылететь из танцевального коллектива за любовную увлеченность можно было на раз.
Впрочем, не только любви, но и дружбе там не было места. Как можно дружить с другой девочкой в коллективе, если она твоя соперница? В танцевальных школах принцип "доверяй, но проверяй" работает как часы.
В свою школу я иногда прихожу в качестве гостя и смотрю, как тренируются дети. Со стороны вижу, что постоянная критика на самом деле не так ужасна, скорее это лишь ирония. Просто в этом возрасте все воспринимается иначе.
