"Мне крестик. Очень нужен. С козерогом есть?" — деловито спрашивает женщина. Другая пришла посоветоваться, как правильно молиться "о ниспослании болезни" снохе, которая не дает видеться с внучкой. Маленькая девочка тычет пальцем во все, что лежит на столе, и спрашивает: "А что это?" Доходит до ремней с молитвой (популярный среди верующих "аксессуар", кожаный пояс с словами молитвы или псалма. — Прим. ред.) и радостно улыбается: "А это я знаю, зачем — драть!"
На пути у миссионерского корабля "Святой Андрей Первозванный"* более полусотни сел. Это его двадцать первое плавание по Оби. На борту несколько врачей, священников и добровольцев. Цель — добраться до самых отдаленных населенных пунктов, где зачастую и дорог-то нет, а если есть, их размывает первый дождь. Для большинства местных жителей "Андрей Первозванный" — единственная возможность сделать кардиограмму и помолиться об умершей матери.
На корабле совсем нет места, все свободное пространство занято медицинским оборудованием и припасами — придется как-то добираться до мест его стоянок "посуху".
"Лекарств тут давно нет"
Деревню Карасево в излучине реки Елбак основали русские переселенцы в XVIII веке. Тут было богатое село — в каждом дворе лошадь, а то и не одна. Сейчас на память от былых времен остался лишь полуразрушенный промтоварный магазин на главной площади. Дорогу к селу каждый дождь превращает в болото.
У фельдшерского пункта стоят в ожидании человек сто. На дверях объявление: по всем вопросам, включая вызов скорой помощи, обращаться в районную больницу. "Ага, нужны мы им, там две машины всего, — говорят в очереди. — Здесь могут давление померить, температуру, а лекарств никаких давно нет, даже за анальгином приходится в райцентр ехать".
"С чем чаще всего приходят? С сердечно-сосудистыми патологиями", — говорит Алла Ивашкевич, терапевт второй новосибирской больницы. Она на корабле второй год. За вчерашний день приняла 30 человек. Сегодня уже 20, но до вечера еще далеко.
"Сегодня одного отправила к нам в больницу. Но здесь лучше, чем вверх по Оби, — там в прошлом году запущенных было гораздо больше. Мы справимся, еще и не с таким справлялись. Вот только чаю нам так и не принесли, а холодно", — улыбается она.
"Интересно же!"
Меня чаем все-таки угощают — Татьяна, школьная учительница. Однажды из интереса поплыла на "Андрее Первозванном" и с тех пор, говорит, "не может остановиться". В комнате холодно — сибирское лето: с утра +6, к обеду +16. За дверью, в зале местного дома культуры, священники готовятся крестить всех, кто придет. Желающих много, почти все — с детьми. Они стоят вокруг купели, за их спинами — огромный плакат "Внимание! Терроризм".
"Ну, корабль это как семья — раз попадешь и уже не выйдешь! Я на нем уже состарился", — шутит отец Олег Половников, клирик кафедрального собора Искитимской епархии.
Перед отъездом захожу в магазин. За мной в очереди мальчик пристает к маме: "Ну, пойдем на крещение посмотрим! Интересно же!"
"Они оживляют, приносят свет. Но перевернуть все не в состоянии. Один раз в год — слишком мало", — говорит мне на прощание редактор местной газеты.
Перестали пить?
В Кривояш, который в XIX веке был большой деревней со своей школой, мы не проехали: переднеприводная Кia одолела всего 300 метров из 15 километров размытой дождями дороги. "Вот дадут мне джип, тогда пожалуйста, а так мы тут жить останемся, и все", — резюмировал мой водитель. В Сибири с водителями не спорят. С трудом выбравшись на федеральную трассу "Байкал", мы уезжаем. Священников и врачей я нагоняю в Балте.
Здесь находится знаменитый Умревинский острог, первый на территории области, возведенный в начале XVIII века после побед над кочевниками.
Мы сидим в темном Доме культуры с отцом Константином Работой. Огромный статный человек с добрыми глазами, врач по образованию, он руководит миссионерским отделом епархии и всей митрополии.
"Мы почти сразу поняли, что не должны ограничиваться только духовной миссией, — такое было бедственное положение на селе. Я помню, как заходил в ФАП (фельдшерско-акушерский пункт. — Прим. ред.), а там лежали шприц и одна ампула — ни лекарств, ничего. Мы крестили детей, а люди падали в обморок от недоедания. Массовое пьянство, рождаемость на нуле… В этом Мошковском районе, где мы сейчас, в 1997 году на одного родившегося было 18 умерших. Сейчас хоть появились села, где новорожденных больше, чем умирающих. Уезжают, да. Молодежь уезжает — негде работать. Но все же эта убыль уже не из-за смертей, — рассказывает священник.
"Пить перестали?" — удивляюсь я.
"Раньше было массовое пьянство. Сейчас, слава богу, такого уже нет. Кто рыбу ловит, кто ягоды собирает, грибы продает, кто хозяйство держит, кто ездит на вахту на Север — приспособились чуть-чуть", — отвечает Константин Работа.
"Некуда уезжать"
Врачи миссии принимают людей в здании школы, открытой еще до революции. В 2001 году она была признана лучшей в районе. В очереди к лору — женщина с дочкой. Они очень плохо выглядят. И очень странно пахнут. "Всю жизнь пьет мочу — диабет лечит", — доверительно сообщают мне в очереди. Уринотерапия, судя по всему, не помогает — у женщины запредельное количество сахара в крови. Ее дочь я потом встречаю на пороге Дома культуры, на время ставшего храмом. Она долго стоит в нерешительности, потом все же заходит и ставит свечку.
Анне Леонидовне 80, у нее страшно болят ноги — полиартрит, который никто никогда не лечил. "Вот, направления дали и рецепты даже, а дальше что? Куда я отсюда дойду?" — растерянно обращается она ко мне. Я предлагаю отвезти ее в Новосибирск. "Не надо, — говорит. — Мы к такому не привыкли".
"Пьяный русский дошел до Аляски"
Село Байкал стоит на высоких холмах, покрытых березовыми колками, — так в Сибири называют небольшие рощи. Рядом глубокое озерцо с прозрачной водой. Первый здешний поселенец назвал его в честь "большого" Байкала. По нему получила имя и деревня — ее в 1928 году построили выходцы из Белоруссии и с Украины, почти все — раскулаченные спецпереселенцы. Вначале было всего 14 дворов. Сейчас, по данным переписи 2010 года, здесь живет около 500 человек.
Отец Константин Работа:
"Села умирают. Там, где есть работа, еще жизнь осталась. Где были крепкие хозяйства. В Кирзе (село в Ордынском районе с крупным животноводческим хозяйством и хлебозаводом. — Прим. ред.) директор уперся: "Вы меня хоть убейте, не дам растащить все на паи" — так она до сих пор стоит. И так по всей стране.
Сейчас у нас столетие революции — подумайте, что первое сделали большевики? Лишили народ веры, семьи, общины, средств производства и навыков к работе. Раньше каждый крестьянин был и агроном, и зоотехник, он все мог делать, мог прокормить не только себя, свою семью, но и много кого вокруг себя…
Люди говорят: "Я бы взял кредит, но он же под бешеные деньги". Они бы работали, они бы здесь оставались. Они уже заново научились самостоятельно работать! Но государство должно хоть немного помочь, чтобы хоть в долг можно было взять не под 26%, а, скажем, под 10%. Нет, говорят, зачем? Все равно, мол, пьют. Ну, конечно, это же пьяный русский мужик дошел до Аляски, основал Форт-Росс в Калифорнии. Что за глупость! Это трудяги, это рисковые люди, которые освоили огромные пространства в жутких условиях".
Сегодня, по словам местных жителей, мясо дешевле купить в магазине — корова стоит около 50 тысяч рублей.
Из забытья
"Наши люди чувствуют себя обделенными и забытыми. Это первое, с чем мы должны бороться", — признается председатель совета депутатов Мошковского района Александр Нарушевич.
Проблем с медициной в районе действительно много, подтверждает глава района Сергей Евстифеев. "Как и везде, у нас есть проблема с льготными медикаментами: выделяется их недостаточно. Почему? Потому, что с финансированием тоже проблемы", — рассказывает он.
Как и везде, остро не хватает узких специалистов, к ним приходится ехать за десятки, а то и сотни километров. Как и везде, остро не хватает денег, хотя в этом году их все же нашли на ремонт аварийного здания больницы в поселке Сокур. А еще в одном селе наконец достроят фельдшерский пункт.
"Мы стараемся. Есть плюсы, есть то, над чем нужно работать. Они (миссия епархии. — Прим. ред.) нам очень помогают, выявляются серьезные болезни, иногда даже вовремя удается диагностировать рак", — говорит чиновник.
"В селах появляются храмы"
Отец Олег смеется, говорит, что мне слишком много всего рассказывают.
Отец Олег Половников:
"Вот мужик пришел, покрыл нас трехэтажным матом, но его сами же местные быстро увели. А в другой деревне, в Тропино, мужики поехали на покос, так одному косилкой ногу разрубило — хорошо, довезли до деревни, где врачи миссии работали. Там, кстати, "для контроля", и руководство Колыванского района оказалось. Мужику первую помощь оказали, попросили срочно скорую вызвать, в больницу его отвезти. "Да ладно, потерпит", — говорят люди из администрации. Так наши врачи работать прекратили — бастовали, пока скорую не вызвали.
Здесь задают очень много вопросов. Во многих местах просят помочь создать общины. Есть люди, которые специально ездят за много километров по разбитым дорогам в райцентр, чтобы исповедаться и причаститься. Такого не было, когда мы начинали.
Вчера выходим из помещения, где крестили и причащали, — на ступенях сидит женщина и плачет. В руках книга Осипова (труд профессора МДА "Бог" миссия раздает бесплатно. — Прим. ред.). Она плакала о том, что ее отец умер неверующим. И я подумал: Господи, слава Тебе, что человек еще может читать духовную литературу и испытывать преображение. Такого много, на самом деле.
Люди приходят, тянутся, как могут. В селах появляются храмы".
Обыкновенное чудо
В селе Барлаке в конце XIX века на красивом берегу реки построили деревянную Духовскую церковь. К ней было приписано почти три тысячи прихожан. После революции ее раскатали на бревна. Хватило на два дома и школу, которую построили прямо на сельском кладбище. Оба дома, по странному совпадению, позже сгорели, а школа стоит. Импровизированный иконостас священники миссии ставят у ее стен: погода хорошая, и людей крестят прямо на улице.
"Жил тут кочегар неподалеку, как-то раз долбил уголь и наткнулся на доску. Черную, небольшую. Он даже не подумал, что это икона, отнес домой, решил сделать подставку под сковородку: она гладкая — очень удобно. Начали доску мыть, смотрят — лик Божией Матери проступил", — рассказывает отец Дмитрий Полинкевич.
Сейчас этот образ почитается чудотворным и находится в храме святителя Николая в Ташаре, где стоит наш корабль.
Вечером мы едим арбуз, а за стеной отец Игорь с девушками поют "Тихую ночь". Послезавтра Колывань — ссыльный край, где отбывала наказание сестра Марины Цветаевой Анастасия и начинается самое огромное в мире болото — Васюганские топи.
"Как в первые века христианства"
Колывань — это начало настоящей тайги. Мы с отцом Константином беседуем на крыльце школы, отмахиваясь от мошки. Прохожие улыбаются, подходят за благословением, спрашивают, как у батюшки успехи.
"Видишь, люди благословение берут. А в 1996 году я зашел в больницу, ко мне женщина повернулась и как вскрикнет: "Ой, поп!" Потом извинялась: простите, дескать, батюшка, первый раз попа вижу. Шок для них был", — смеется священник.
Два дня назад мы были в Пихтовке — селе, основанном бежавшими от гонений старообрядцами. В ХХ веке ничего не изменилось, только беглых сменили ссыльные. В Пихтовке много верующих, здесь настоящая сельская община. Но храма нет, как нет и священника.
"Люди приходят креститься. Для многих, будем честными, крещение — это такой пунктик: я должен это сделать, так я стану ближе к Богу. А дальше с ними же надо работать. Мы приезжаем — а потом?— возмущается отец Константин. — Нужен местный священник. А его нет. Или есть один на 30 тысяч человек".
Но не все так плохо. В одном из сел общину основала семейная пара, переехавшая из Крыма. В огромном районе сейчас это единственный приход, где все прихожане знают церковную службу. Вообще, переселенцев из городов здесь хватает, и практически все они верующие. "Как в первые века христианства — вера снова течет из города в пустыню, разве что здесь вместо пустыни тайга", — шутит отец Константин.
Народ и сектанты
А еще из местных сел исчезли сектанты.
В Малую Черемшанку — село в десяти километрах от нас — недавно приехали одни, поставили сцену, начали петь. Народ посмотрел, послушал и решил сдать их в полицию, мол, "какие-то они неправославные, заберите от греха". А в другом районе главный местный "сектант", пообщавшись с миссионерами, сам стал священником, построил храм и всех своих единомышленников в него чуть не за шиворот привел. "Непридуманная история о чуде", — говорит отец Константин.
"А что дальше?" — спрашиваю я у женщины в коридоре школы. Она только что крестила и одевает маленького сына.
"Как что? Все хорошо, он теперь с Богом", — удивленно отвечает она.
"В молодости я думал, что вот сейчас рухнет коммунизм и все как пойдут в храм! Но дальше крещения у многих не пошло. Можно долго говорить о причинах, но не надо забывать, что они ощущают себя христианами. Они молятся, как могут, приходят в храм, когда могут. Вот мы вроде церковные люди, а тоже глубине церковной жизни не научены, молиться не умеем, ленивы. Однако ощущаем себя причастными. Вот так и они. Они свой путь прошли, нужен какой-то толчок, чтобы идти дальше", — говорит мне, прощаясь, отец Константин.
"Оса упала в мед, я ее отмыла, унесла на берег, на цветок посадила. Теперь ей надо выжить!" — пишет мне в WhatsApp учительница Татьяна. Лучше любых официальных отчетов — суть того, что третий десяток лет делает Церковь в сибирской глуши.
*Совместная акция Новосибирской митрополии и администрации области, стартовала в 1996 году.
