Самодельные чемоданы, по которым бывшие репрессированные узнавали друг друга на улицах, вещи, которые сопровождали их жизнь на зоне, — это лишь часть экспозиции Музея творчества и быта ГУЛага.
2 тысячи "единиц хранения"
Коллекция музея начинала складываться еще в конце 80-х годов, сейчас она насчитывает, выражаясь казенным языком, около двух тысяч единиц хранения.
Эти "единицы хранения" — свидетели страшных лет сталинских репрессий, лет, которые не подлежат забвению.
"Все, что здесь собрано, было передано либо самими бывшими политзаключенными, либо их родственниками, — поясняет хранитель Музея творчества и быта ГУЛага Светлана Фадеева. — А это и какие-то личные самодельные вещи, и просто предметы лагерного быта, и рукоделие, которое можно назвать произведением искусства, и живопись, и графика".
Клочок бумаги, художники-передвижники и выбитые зубы
Рисовать в лагере запрещалось. Исключение составляли художники, работавшие при культурно-воспитательной части, где подновляли и писали новые номера заключенным.
Спрятать краски и холсты от надзирателей было практически невозможно, а вот утаить клочок бумаги и огрызок карандаша удавалось многим.
"Ну как художник может не рисовать, разумеется, рисовали. Часто для узника это был еще и своеобразный заработок, — рассказывает Светлана Фадеева. — Он по просьбе таких же репрессированных за часть пайки или табак рисовал их портреты. Конечно, изображались заключенные не в лагерных фуфайках, а в костюмах, ведь предназначались эти портреты для родных".
Рисунки передавались родным, как правило, с теми, кто освобождался из заключения: до этого момента портреты, как и прочие наброски, приходилось прятать.
Работы эстонского графика и живописца Юло Соостера попали в музей обгоревшими. Обнаружив рисунки при обыске, лагерные надзиратели швырнули их в печь. Художник сумел спасти свое творчество, за что и поплатился выбитыми зубами.
"Жизнь художников, которых приписывали к культурно-воспитательной части, так называемой КВЧ, тоже радужной не назовешь, — рассказывает Светлана Фадеева. — Конечно, у них под рукой были и краски, и бумага, и даже холсты, и рисовать они могли, особо не конспирируясь, но это были такие совершенно "крепостные творцы". После восхвалений "великому вождю и учителю", отображенных в стенгазетах и лозунгах, они обслуживали начальство исправительно-трудовых лагерей".
Художники рисовали портреты жен и родственников лагерных управленцев, украшали их дома репродукциями известных картин. Чаще всего почему-то сотрудники НКВД делали заказы на работы передвижников: Репина, Сурикова, Саврасова.
Пилочка для ногтей в лагерном бараке
В музейных витринах много изделий с вышивкой, поступивших, в основном, из Мордовских женских лагерей, где на швейных фабриках шили белье для нужд красноармейцев. А потому заключенные имели возможность припрятать и нитки, и кусочки ткани.
Детские распашонки, платочки, футлярчики, салфетки, косметички: женщина и в лагерном бараке хотела оставаться женщиной. В подтверждение тому — еще один музейный экспонат.
"В моих руках небольшой тканевый мешочек, а в нем — керамический обломок. Никто из посетителей не может догадаться, что же это такое, — рассказывает Светлана Фадеева. — А на самом деле женщины использовали этот кусок как пилочку для ногтей".
У каждой из вещей, которые теперь хранятся в Музее творчества и быта ГУЛага, будь то самодельные зажигалки, трубки или блокноты, своя история, тесно переплетенная с судьбой владельца.
Реабилитирован. Привет. Шура
При музее есть и большой архив личных документов политрепресированных. В нем — протоколы обысков, допросов, фотографии. Здесь собраны письма детей "дорогому Иосифу Виссарионовичу" с просьбой "помочь найти правду" и вернуть родителей, и даже записки, выброшенные заключенными на дорогу во время этапирования.
"Для людей, лишенных права переписки, вот такие послания, по сути, выброшенные в никуда, были хоть какой-то возможностью сообщить родственникам, где они, и что с ними, — говорит Светлана Фадеева. — В конце таких записок всегда была просьба к тем, кто найдет этот клочок бумаги, не пожалеть нескольких копеек, купить конверт, и отправить письмо по указанному адресу".
Письма эти все больше из 30-х и 40-х годов, а из 50-х — короткие телеграммы, которые так ждали миллионы людей.
Одна из них была отправлена из Москвы в Красноярск в 1956 году Ольге Ноевне Косорез, проживающей на улице Сталина. В этой телеграмме всего три слова:
=РЕАБИЛИТИРОВАН ПРИВЕТ =ШУРА —
