Президент Ирака Фуад Масум рассказал в интервью корреспондентам РИА Новости Ламии аль-Амири, Александру Реутову и Рафаэлю Даминову о том, когда Багдад планирует полностью очистить территорию страны от террористов "Исламского государства" (ИГ)*, о ситуации в Мосуле, действиях коалиции во главе с США, перспективах ВТС с Россией и процессе иракского национального примирения.
— В последние годы Ирак находится на переднем крае борьбы с терроризмом. Сейчас весь мир следит за операцией по освобождению Мосула. По вашему мнению, когда Ирак сможет освободить всю свою территорию от ИГ*?
— Что касается окончательной победы над ИГ* и его искоренения, то это займет некоторое время, однако присутствие ИГ* как военной силы на земле, я полагаю, закончится в течение небольшого промежутка времени. Но (для победы над ИГ* — ред.) как над организацией и ячейками, действующими время от времени, понадобится больше времени.
— Много времени?
— Это зависит от сотрудничества.
— Какого сотрудничества?
— Регионального сотрудничества, сотрудничества между ведомствами, сотрудничества между гражданами в Ираке, а также регионального и международного.
— Как вы оцениваете гуманитарную ситуацию в районе Мосула? Некоторые правозащитные организации используют термин "гуманитарная катастрофа". Есть ли данные о количестве погибших среди гражданского населения, а также о количестве людей, которые остаются в подконтрольных ИГ* районах города?
— Конечно, то, что происходит, — это однозначно гуманитарная катастрофа. Например, те, у кого была стабильная жизнь три года назад, теперь остались без крыши над головой, стали беженцами, живут в палатках.
Гуманитарная ситуация однозначно сложная, однако неразумно вот так оставлять Мосул в руках террористов, чтобы он превратился в центр их активности, с ними необходимо бороться, и эта борьба тоже имеет свою цену. Иногда погибают невинные люди, но это происходит не преднамеренно, а из-за боев. Кроме того, ИГ* использует этих людей. Например, использует особенности Мосула, его правобережной части, старого города — там нет улиц, в этих кварталах только узкие дороги шириной, может быть, метра два или уже, и туда не может войти техника, даже машины не могут. И ИГ* хочет воспользоваться этой ситуацией, использует людей как живой щит. Вчера я встречался с бывшим министром обороны Ирака, он из Мосула, он военный. Он говорил о проблемах, с которыми сталкиваются иракские войска, потому что они (террористы — ред.) используют крыши этих домов для стрельбы по самолетам, также там есть снайперы, которые стреляют по иракским бойцам. А если нанести удар по этим строениям, то в них много людей. Иногда это происходит из-за ошибок в оценках, жертв много, и это не только в Ираке, но и в других местах. Важно, что это не является преднамеренной целью — удары по жителям и разрушение района. Но иногда случаются непреднамеренные ошибки.
— Вы имеете в виду ошибки, которые совершает коалиция, возглавляемая США?
— Есть координация между американской коалицией и иракскими силами безопасности, однако иногда она дает сбои. Даже когда американские войска прибыли на территорию Ирака, произошла ошибка и группа бойцов пешмерга были убиты, а их командир остался в живых, но не может говорить и передвигаться. Сказали, что это был огонь по своим.
Характер этих войн таков, что случаются ошибки, и характер боев в этой части Мосула привел к тому, что операция была отложена, чтобы найти более приемлемые способы. Сейчас есть комиссия, которая занимается расследованиями в этой области: был ли сбой коммуникации, была ли ошибочной информация. Важно, что то, что произошло в Мосуле недавно, не было преднамеренными действиями, хотя это очень болезненно.
— Это повлияло на иракско-американские отношения?
— Нет… Отношения между двумя странами — стратегические, и то, что они нанесли удар по этому зданию, не означает, что они нанесли его с целью агрессии, нет. Необходимо расследовать этот вопрос.
— Раз уж мы говорим о США. Премьер-министр Ирака посетил Соединенные Штаты, встретился с Дональдом Трампом. Каковы сигналы? Как, по-вашему, поведет себя новая американская администрация? Будет ли она продолжать вести себя в том же ключе по отношению к Ираку? Каковы ваши ожидания относительно Трампа и ситуации в регионе?
— Поскольку вы упомянули обещания американцев о помощи в восстановлении, есть ли какие-то оценки сумм, в которые обойдется восстановление территорий, подконтрольных ИГ*, в частности Мосула. Кто будет участвовать в этом? Пригласите ли вы российские компании?
— Насчет восстановления не можем сказать, дать оценку. Необходимы комиссии, сформированные различными иракскими органами, чтобы оценить потери. Однако ясно, что инфраструктура разрушена почти полностью.
Во-вторых, существует вопрос предоставления жилья людям, дома которых были разрушены в результате боев, и вопрос помощи пострадавшим семьям, например женщинам, у которых погибли мужья и осталось много детей. То есть инфраструктура и соцподдержка, жилье. Поэтому мы не можем оценить, сколько миллиардов долларов стоит одно, сколько другое. Если мы по возможности начнем серьезно отстраивать город, то потребуются огромные суммы и, особенно учитывая зависимость от нефти и газа, цены уже не будут прежними. Но восстановление Ирака разумным образом можно осуществить.
Что касается государств, которые примут участие, то мы протягиваем руку всем, от Америки до России, всем европейским странам, как восточным, так и западным. Мы просим у всех государств поддержки, чтобы мы преодолели этот кризис. Мы хотели бы, чтобы Ирак через несколько лет сам мог оказывать помощь нуждающимся в ней странам и народам.
— Россию и Ирак связывают давние отношения. Хотелось бы спросить о следующем: Москва неоднократно предлагала помощь Ираку в борьбе с ИГ*, но Багдад ее не принимал. Может, есть какая-то третья сторона, которая против участия России в борьбе с терроризмом?
— Отношения с Россией (у Ирака — ред.) давние. Они возобновились в 1958 году, и за счет Египта, Сирии и Ирака у Советского Союза было сильное присутствие в регионе. Нашим оружием стало российское оружие. У иракской армии есть опыт и знание, как пользоваться российским оружием.
До сих пор есть сотрудничество с Россией в области закупок оружия — воздушного, наземного. Мы в Ираке полагаем, что двери для закупок оружия должны быть открыты и не нужно сосредотачиваться только на одной стороне, источники поставок оружия должны быть диверсифицированы. Это естественно. Кроме того, есть четырехсторонняя комиссия по координации. Это продвинутая комиссия, она работает, и ее штаб в Багдаде.
— Возвращаясь к вопросу об отказе от помощи и о том, стояла ли за ним третья сторона…
— Мы не поддерживаем отношения с одной стороной против другой. Это наша политика в общем. Мы не будем с Америкой против России и не будем с Россией против Америки.
Прежний режим закончился, Саддам Хусейн представлял собой проблему. Когда мы так же избавимся от террористов — ИГ* и "Аль-Каиды"*, — Ирак будет занимать важное положение в регионе с материальной точки зрения, с военной, политической и дипломатической. Ирак будет важным государством в этом регионе, поэтому он будет сотрудничать со всеми, не занимая какую-либо сторону против другой.
— Вы сказали, что заинтересованы в оружии. Когда можно ожидать заключения контрактов и на какие суммы?
— Уже есть ряд контрактов по нефти и нефтепродуктам, разведке нефтяных месторождений. Сейчас — в области нефти и газа. У нас хорошие отношения.
— А в сфере ВТС?
— Есть специализированные органы, которые знают характер этих контрактов. Однако, в принципе, у нас нет никакого вето на сотрудничество с Россией и покупку оружия. У нас никаких возражений против прогресса в отношениях с Россией, ничего подобного.
Но, как мы уже говорили по поводу Ирана, мы не смотрим на Америку глазами России и на Россию глазами Америки. Эти государства — крупнейшие державы, у них свои интересы, а у нас — свои. И не в наших интересах быть против какого-либо из этих государств, если оно занимает дружественную позицию по отношению к Ираку.
— Почему вы не хотите участия России, подобного участию коалиции? Они наносят удары по ИГ* без какого-либо столкновения интересов…
— Есть координация, потому что ИГ* в Сирии и в Ираке — это одно и то же. Таким образом, Россия воюет в Сирии, а США и коалиция — в Ираке, и между ними есть координация. Например, когда совершает вылеты авиация коалиции, другая сторона знает, что это самолеты коалиции. Есть определенное время, когда они проводят свои операции. Так же и с российскими самолетами. Когда они прилетают, другие стороны обращают внимание на то, что это российские самолеты выполняют свои задачи. Однако сейчас США и коалиция — это та военная сила, которая выполняет задачи в Ираке и в то же время в Сирии. Коалиция там тоже присутствует, как и Россия.
— То есть можно сказать, что российская роль в Сирии дополняет роль коалиции в Ираке для того, чтобы вытеснить ИГ*?
— Мы не можем так сказать. Может быть, даже наоборот. Есть координация между Россией и странами коалиции для поддержки Сирии и ведения боев против ИГ* в небе над Сирией и на земле Сирии. Что касается Ирака, то наше воздушное пространство открыто для сил коалиции и в первую очередь для Америки, чтобы наносить удары по ИГ* в Ираке. Но в то же время есть координация с Россией.
— На фоне сообщений о приближающейся развязке битвы за Мосул есть ли опасения, что там могут быть межконфессиональные столкновения, и есть ли способ предотвратить их?
— Мы не можем сказать, что после (освобождения — ред.) Мосула будет межконфессиональный конфликт. Есть некоторые политические партии, которые прячут лица за конфессиональными лозунгами, и это неприемлемо и неправильно.
После (освобождения — ред.) Мосула необходимо будет предпринять очень важные шаги и в первую очередь примирение общества. Это первое. Во-вторых, есть попытки по урегулированию… Все это — позитивные вещи.
— Вы возьмете на себя управление этими инициативами или объявите об инициативе по национальному примирению?
Мы смотрим, что будет именно после Мосула. Те, кто сотрудничал с ИГ*, но не был замешан в убийствах, возвращаются в свои деревни, кварталы и города. Те, кто воевал против ИГ*, тоже вернутся. Есть конфликт. Таким образом, нужно контролировать эту ситуацию, чтобы не возникло конфликта в результате возвращения перемещенных лиц в свои районы.
— То есть вы пока не предприняли никаких шагов насчет периода после освобождения Мосула? Есть ли у вас как у президента какое-нибудь видение ситуации?
— У нас есть видение, и мы постоянно его обсуждаем на наших встречах. У нас почти постоянные встречи трех лидеров (президента, глав правительства и парламента — ред.), а также встречи с лидерами фракций.
— В связи с продолжающимися и нарастающими политическими кризисами в Ираке все чаще говорят о суннитском регионе, однако именно после начала битвы за Мосул эти требования поутихли. Как вы считаете, это просто пропаганда?
— Это всего лишь разговоры, нет никакого проекта (по созданию автономного суннитского региона — ред.).
— Сегодня Ирак переживает экономический и политический кризис, особенно после актов насилия, которыми сопровождались демонстрации сторонников движения ас-Садра. Какую роль могла бы сыграть президентская администрация в укреплении диалога между основными группами и прекращении таких демонстраций?
— Эти демонстрации, если они проходят мирно, нормальное явление.
— Каково ваше мнение об этих демонстрациях?
— Это естественно. Мы поддерживаем эти демонстрации до тех пор, пока они проходят мирно и призывают к примирению и гражданскому чувству. Но я не хочу выделять какие-то демонстрации, хвалить одни и негативно высказываться о других. Демонстрация сама по себе — это нормальное, конституционное явление.
— Демонстрации ас-Садра призывают к реформам. Как вы к ним относитесь?
— Они призывают к гражданскому чувству.
— То есть вы их поддерживаете?
— Это неверная постановка вопроса. Я их не поддерживаю, но я и не против них. Я смотрю на ситуацию. Когда я вижу, что нет лозунгов против независимости Ирака, против определенных слоев населения, нет конфессиональных лозунгов, то это нормальная демонстрация. Но я не за и не против.
— Время от времени возобновляется разговор о независимости Курдистана. Как вы смотрите на взаимоотношения между центральным правительством и правительством этого региона и как можно сохранить единство между двумя правительствами?
— Путем диалога. Прямого, серьезного диалога.
— В чем состоит главный пункт разногласий, которые постоянно приводят к проблемам?
— Политика по вопросам нефти и газа.
— У вас есть решение, которое прекратит эти разногласия?
— Есть несколько решений, необходимо, чтобы стороны сели вместе за стол переговоров и обсудили все вопросы. Однако разговоры о независимости — это одно, а проект независимости — это другое.
— Регион думает о независимости от Ирака?
— Необходим диалог, потому что даже если произойдет отделение от Ирака, все равно нужен диалог. Если есть проблемы, они решаются тоже через диалог. Диалог — это главное.
— Господствующее настроение в регионе — в пользу отделения или за то, чтобы остаться в составе объединенного Ирака?
— У меня нет данных опросов.
— Не могу не спросить о нефти. Страны ОПЕК пришли к соглашению. Как вы оцениваете соблюдение этого соглашения и нужно ли его продлевать?
— Что касается ОПЕК, это было первое соглашение, достигнутое со всеми, о снижении добычи. Это естественно, потому что это вопрос спроса и предложения. Также впервые ОПЕК общалась со странами, добывающими нефть, но не входящими в организацию. С ними тоже было достигнуто взаимопонимание, и это стоит отметить.
— Нужно ли продлевать соглашение?
— Этот вопрос должны обсуждать министры нефти, когда соберутся на встречу. Потом основные центры примут решение.
— Всех беспокоит химическое оружие. Есть ли у Багдада информация об обладании террористов этим оружием?
— У террористов, к счастью, нет такого оружия?
— У них есть первичные компоненты, не продвинутые, но они опасны.
— Вы призывали ОЗХО расследовать эти сообщения?
— Да, потому что (неизвестно — ред.), как эти вещества и некоторые прекурсоры попали к ним.
— Есть какие-либо результаты расследования?
— Нет, это требует времени.
— Вы планируете посетить Москву?
— Конечно. На данный момент ничего не запланировано, но я хотел бы совершить такой визит. Я два раза встречался с президентом Путиным, но только на общих заседаниях, там было только рукопожатие и знакомство.
* Террористическая организация, запрещенная в России
