В понедельник в Рейкьявике открывается международная конференция, приуроченная к 30-летию советско-американского саммита, который в 1986 году состоялся в столице Исландии. Тогда лидеры двух стран Михаил Горбачев и Рональд Рейган обсуждали проблемы прекращения гонки ядерных вооружений.
О том, как проходили эти переговоры, о реакции Рейгана на предложения Советского Союза, о необходимости движения к безъядерному миру и о том, что могут сделать для этого ветераны мировой политики и действующие лидеры, в интервью РИА Новости рассказал единственный президент СССР Михаил Горбачев, удостоенный в 1990 году Нобелевской премии мира за вклад в снижение международной напряженности.
— Михаил Сергеевич, в октябре исполняется 30 лет с момента вашей встречи с Рональдом Рейганом в Рейкьявике. Что дали тогда эти переговоры, нужны ли они были в то время?
— Саммит был очень нужен! Ситуация тогда была сложная, противоречивая, в целом тревожная. Летом 1986 года я был в отпуске, но, конечно, все время на связи, получал информацию. Мне прислали из МИДа письмо президента Рейгана и проект ответа. Все очень рутинно: нафталин. Я почувствовал, что переговоры увязают в деталях.
И общая обстановка внушала тревогу: американские корабли пытались "освоиться" в наших территориальных водах, США проводили испытания ядерного оружия, провоцировали шпионские скандалы и так далее. А ведь всего несколько месяцев назад мы с президентом встретились в Женеве и в итоге двухдневных переговоров приняли совместное заявление: "Ядерная война недопустима, в ней не может быть победителя, стороны не будут стремиться к военному превосходству".
Вывод из этого, казалось бы, очевиден: надо ускорять переговоры, радикально сокращать накопленные арсеналы. Но этого не происходило. Я считал, что нельзя допустить, чтобы переговоры превратились в ширму, за которой не происходит ничего существенного, более того — продолжается гонка ядерных вооружений. Поэтому я предложил встретиться с президентом США, чтобы сдвинуть переговоры с мертвой точки. Когда договорились о встрече, мы начали подготовку. Надо было приехать в Рейкьявик с конструктивными предложениями.
— Где готовились наши предложения?
— В Генштабе, в МИДе. Прошли процесс согласования в "большой пятерке", где были представлены все ведомства. Были утверждены в политбюро. Все без исключения поддержали.
Мы предложили четкую и ясную схему договоренности. Сократить на 50 процентов все компоненты триады стратегических вооружений. В том числе мы готовы были пойти на 50-процентное сокращение тяжелых ракет наземного базирования и на нулевой вариант по ракетам средней и меньшей дальности. Но при этом заняли твердую позицию: не должна начаться гонка вооружений в космосе, в области противоракетной обороны.
— Как на эти предложения отреагировал Рейган?
— Президент был в некотором замешательстве. Тогда я предложил: давайте пригласим наших министров, Шульца и Шеварднадзе. В этом составе обсуждали до вечера. Потом уже ночью эксперты во главе с Ахромеевым и Нитце работали и нашли немало точек соприкосновения. В целом на основе нашей позиции. Но зафиксировать договоренности по этим вопросам не удалось. Президент хотел продолжать программу СОИ, более того — получить наше одобрение на развертывание глобальной ПРО. На это я согласиться не мог.
— Тогда что все-таки дали эти переговоры?
— Первоначальная оценка американцев, госсекретаря Шульца, была такая: переговоры провалились. Так он сказал в аэропорту перед отлетом. Но я на пресс-конференции сказал, что Рейкьявик — не поражение, не провал, а прорыв.
Во-первых, по многим вопросам мы договорились. Во-вторых, мы заглянули за горизонт, в перспективу безъядерного мира.
Мне импонировало то, что президент Рейган в ходе наших обсуждений решительно и, я считаю, искренне говорил о необходимости избавления мира от оружия массового уничтожения, от всех видов ядерного оружия. В этом мы нашли общий язык.
— А не кажется ли вам сейчас, что идея безъядерного мира утопична? Нет ли ощущения, что сейчас от мира мы дальше, чем были?
— Здесь два вопроса. Да, сейчас в отношениях между Россией и США обострение, напряженность. Произошел коллапс взаимного доверия. Я свое мнение не раз высказывал: надо возобновить переговоры по всей повестке дня, не замыкаться на региональных проблемах. И прежде всего — по ядерной проблематике.
Конечно, в нынешних условиях говорить о движении к безъядерному миру трудно. Это надо честно признать. Но не забывать: пока существует ядерное оружие, есть опасность его применения. Или в результате случайности, технического сбоя, или по злой воле человека — безумца или террориста. И последствия можно себе представить. К тому же наши страны по договору о нераспространении ядерного оружия обязаны вести переговоры о его сокращении вплоть до ликвидации. Так что цель безъядерного мира — не утопия, а императивная необходимость. Но она может быть достигнута лишь при условии демилитаризации политики, демилитаризации международных отношений.
— Но как этого добиться в нынешних условиях? Ситуация в Сирии и масштабы международного терроризма, натянутые, как струна, отношения России и США, действия КНДР с их ядерными испытаниями — к чему все это приведет?
— Я думаю, мир подошел к опасной черте. Не хотел бы давать конкретных рецептов, но хочу сказать: надо остановиться.
Надо возобновить диалог. Его прекращение было самой большой ошибкой. Надо вернуться к главным приоритетам. Это сокращение ядерного оружия, борьба с терроризмом, предотвращение экологической катастрофы. По сравнению с этими вызовами все остальное отступает на второй план.
— Могут ли ветераны мировой политики сейчас вмешаться и как-то повлиять на ситуацию в мире, должны ли они это сделать?
— К сожалению, ветераны уходят. Мы потеряли недавно Ганса-Дитриха Геншера, Шимона Переса… Они не молчали, высказывали свою позицию, боролись до конца.
Я в контакте с группой так называемых старейшин во главе с Кофи Аннаном. Думаю, голос ветеранов нужен и он будет услышан. Но главная ответственность все-таки лежит на действующих лидерах. К нынешнему их поколению можно предъявить серьезные претензии. Но у них остается шанс занять в истории достойное место, вернуть мировую политику в позитивное русло и тем самым открыть дорогу к безъядерному миру. И было бы большой ошибкой не использовать этот шанс.
