Летчик-космонавт Валерий Поляков - человек удивительной судьбы. Он был отобран в первый отряд космонавтов Института медико-биологических проблем (ИМБП), он ему пришлось ждать отбора в экипаж восемь лет. Во время второго полета в космос (с января 1994 года по март 1995 года на станцию "Мир") Поляков пробыл на орбите 437 суток! Это абсолютный рекорд продолжительности работы в космосе за один полёт, до сих пор никем не превзойдённый.
В полетах вел наблюдения и эксперименты, работал с экипажами, отслеживая изменения иммунной системы человека, активность головного мозга. На орбите случались и происшествия, стрессы - при отказах энергетики, бортового компьютера, при пожаре. Поляков изнурял себя физическими упражнениями, двухчасовыми тренировками, добивался того же от товарищей - чтоб по полтора литра пота и паре килограммов сгоняли, ибо невесомость не простит расслабления. Как и радиация. Как и нервозность в работе и быту. А ведь он уже думал о дальних полетах, в первую очередь - на Марс. Сегодня у космонавта-сверхмарафонца юбилей - 70 лет.
О себе, о специфике космической и медицинской работы, о рекорде, о том, какие ситуации случались во время полетов на орбиту, о своем видении перспектив освоения дальнего космоса Валерий Поляков рассказал в интервью РИА Новости. Беседовал специальный корреспондент Алексей Песляк.
- После своего полета в 1964 году выступал у студентов-медиков Борис Егоров. Рассказывал - и позвал: "Приходите в институт, попытайте". То летали военные, а тут - свой брат, врач... Тогда и был организован Институт медико-биологических проблем. А меня с юности влекла экстремальная медицина - эпидемии, риски.
Сначала не приняли. На второй заход благословил профессор Гуровский - один из "родителей" космической биомедицины. Ездил я в "Энергию" и в Звездный городок, ходил на Тянь-Шань, занимался вопросами выживания.
- Но восемь лет ожидания в статусе врач-космонавт-исследователь...
- Знаете, а ведь каждые два года - новый курс, квалификация растет. То в "Склиф" везут учить реанимации, то к Федорову: как глаза оперировать, если придется, с учетом невесомости... Травмы, ожоги, переломы - наверху всё возможно.
- Пожалуй, еще раньше с коллегами выявили космическую психоастенизацию. Само явление открыл психолог Мясников. Проявляется она и в быту, когда наступает умственная и физическая усталость, гиповитаминоз, когда стресс почти постоянный. Люди спят плохо, возникают иллюзорные страхи, паника. У военных космонавтов той поры, выполнявших и специальные программы (вспомним противостояние "звездным войнам"), без того режим был напряженный, рваный, ответственность высочайшая. Такое состояние могло привести и к драматическим результатам, вплоть до досрочной посадки. Наш вердикт был: делать полеты короткими со специальной программой.
- Но сами-то сделали супермарафон в космосе..
- А ведь к реализации идеи подтолкнули... те же американцы. Начало 90-х, двусторонняя встреча. Подходят ко мне двое, расспрашивают о программах длительных полетов. Я спросил: "На что вам? Шаттлы же могут продержаться на орбите лишь неделю-полторы". Оказалось, там начали проектировать большую станцию Freedom. И хотят на 13 месяцев лететь.
У нас же с экономикой тяжело, прямо сказать - развал. Денег на знаковые программы нет. Владимир Титов с Мусой Манаровым рекордно слетали: ровно год. Так неужели уступим?
Через день-два после той беседы встречаю очередной экипаж со станции "Мир". На аэродроме в Чкаловском подхожу к академику Семёнову, генеральному конструктору РКК "Энергия":
- Юрий Палыч, а ведь переплюнут они нас.
Он мрачен, молчит. Тогда я забрасываю удочку:
- Но есть проработанное, по науке обоснованное предложение: провести сверхдлительный полет, направив врача. Исследования провести всевозможные и проверить реакцию организма на длительную невесомость и т.д. Сроком на полтора-два года - как на Марс и обратно. Я готов.
Смотрю, глаза у него загораются. Отводит в зал:
- Ну-ка, давай еще раз...
Потом ведет к Коптеву, главе отрасли:
- Юрий Николаевич, тут есть национальная идея.
В общем, после согласований утвердили.
- В той экспедиции у Вас сменилось восемь членов экипажа. Провели около 600 экспериментов. При этом испытали всякое...
- Ситуации были разные. Например, после пожара в генераторе с кислородно-дымовыми шашками (он мог быть сверхсерьезным) самой важной оказалась задача адекватно информировать Землю, без лишней нервотрепки. Прямо как у Аркадия Райкина: "И не пожар совсем, а маленькое такое, уютное возгорание".
А командир наш - Саша Викторенко - тогда отозвал меня в соседний модуль: "Здесь иконка, давай-ка помолимся". Свидетель Лена Кондакова уже после приземления рассказала мужу (космонавт Валерий Рюмин - замглавы РКК "Энергия" - ред.). В общем, когда я вернулся, то "командировочные - полётные" мне Семёнов подписал уже на равных со "своими" космонавтами.
- От больших полетов к малому визиту. Вы были командиром второго экипажа посещения в одном из наземных экспериментов по длительной изоляции, который в ИМБП предшествовал "Марсу-500".
- Я участвовал в этом эксперименте с единственной целью: меня попросили оценить "бочку" (большой наземный модуль для проведения подобных экспериментов - ред.) с позиции старшего товарища и профессионала. Как живут люди? Чем занимаются вне времени, отданного исследованиям? То есть оценить загрузку, адекватность поведения, реакцию, умение общаться, работать в команде. Я оценил положительно то, что увидел. Но ведь не хватает одного - и основного - фактора: невесомости. Но были и признаки психоастенизации...
- А наземное моделирование в "Марсе-500"?
- Считал изначально, что рабочие процессы должны идти параллельно наверху и на земле. Притом, что абсолютно все ситуации на МКС, прежде всего нештатные, должны отрабатываться в "бочках".
- Как Вы видите перспективы пилотируемого освоения планет дальнего космоса?
- Вот когда официально утверждалось, что в 2014-ом будет облет Марса, а в 2018-ом - посадка, я думал: "Пожалуй, провожу, даже встречу". А потом эти планы сдвинули на 2030 год...
Встречался я с Шэнон Люсид. Моя ровесница, ученый-биохимик, легендарная американка: пять раз вне Земли! Предлагал ей: "Давай сделаем заявку на полет к Марсу, пока здоровье и знания позволяют". Она ответила на это: "Знаешь, всё-таки полтора года вне семьи, вне Земли - очень много".
Летать можно очень долго. Главное: не давать адаптироваться к невесомости. Потому трудиться не только головой там, наверху, но и мучить себя до седьмого пота - чтобы возвращаться здоровым.
О радиации: я получил на орбите за полтора года 15 рентген (для сравнения - при аварии на Чернобыльской АЭС уровень радиации был критическим - 20 рентген - ред.). До "красной планеты" и обратно получается примерно такая же доза. Я, если хотите, - живое доказательство, что полет туда вполне безопасен. Плюс ко всему - к 2030 году уже усовершенствуют и защиту межпланетного корабля.
P.S. В рамках этого интервью также приводим мнения профессионалов о значении деятельности Полякова.
Борис Моруков, космонавт, доктор медицинских наук, товарищ и коллега:
"Это величина - как человек, как врач, как ученый. Поляков - явление в нашей жизни, которым мы гордимся - и будем гордиться".
Игорь Ушаков, член-корреспондент РАН, директор ИМБП РАН:
"Валерий - глыба, великий космонавт ХХ века. К его мнению присоединяются нынешние космонавты: полтора года - не предел жизни и работы вне Земли. Он доказал, что невесомость можно преодолеть, не приспосабливаясь к ней, не теряя здоровья и работоспособности.
И международный эксперимент "Марс-500", который анализировали представители 20 стран в Москве, подтвердил разработанную Поляковым стратегию адаптации человека при длительном пребывании в замкнутом объёме".
