Первая в мире дрейфующая полярная станция "Северный полюс-1" была высажена на льды Северного Ледовитого океана 21 мая 1937 года. Участники экспедиции - начальник станции Иван Папанин, геофизик Евгений Федоров, гидролог Петр Ширшов и радист Эрнест Кренкель - проводили исследования 271 день, вплоть до полного раскола льдины в проливе Фрама. С тех пор российские СП работают в Арктике почти непрерывно в течение 75 лет. На вопросы корреспондента РИА Новости Анны Сыроечковской ответил участник дрейфующей полярной станции "СП-2", научный сотрудник Арктического и Антарктического научно-исследовательского института (ААНИИ) Залман Маркович Гудкович.
- Как Вы попали на СП-2 и в каком качестве там работали?
- Это довольно длинная история… Я попал туда отчасти случайно. Еще в 1946 году, когда я был курсантом Высшего морского арктического училища, я принял участие в высокоширотной экспедиции ААНИИ на ледоколе "Северный Полюс". Меня пригласил туда заместитель начальника экспедиции - Михаил Сомов (впоследствии ставший руководителем СП-2 - ред.), он тогда преподавал у нас, мы были знакомы лично. В 1950-м году я от училища был направлен в воздушную высокоширотную экспедицию "Север-5", снова же Сомов предложил участвовать в работе его группы, которая должна была дрейфовать на льдине. Там было много знакомых мне по предыдущей экспедиции - меня знали, это было преимуществом для коллектива. Изначально предполагалось, что буду участвовать два-три месяца, однако после того, как мне удалось выполнить задание Сомова, он договорился, чтобы меня зачислили в штат экспедиции. Так я остался на весь срок.
- Какое именно задание Сомова Вы выполнили в первые месяцы?
- Когда ледовое поле деформировалось, нам разломало аэродром, и пришлось переносить станцию на другую льдину. Людей и времени для этих работ не хватало, поэтому Сомов выписал упряжку собак и поручил ее мне, как самому молодому. В течение месяца я возил грузы с аэродрома на новое место, в это время все остальные участники станции смогли приступить непосредственно к наблюдениям.
- Чем кардинально отличалась организация СП-2 от СП-1?
- По составу нас было больше, чем папанинцев - летом 16 человек, на зиму оставалось 11, это позволило значительно расширить комплекс наблюдений. Из технических средств, очень важных для этих исследований - у нас было новшество. Папанинцы поднимали и опускали приборы на лебедке вручную, это занимало массу времени и сил. У нас же были моторы - портативные бензиновые двигатели, с помощью которых лебедка двигалась. Это существенно облегчило нашу работу.
- Не было ли голодно? Достаточно ли хорошо вы питались?
- Продуктов питания нам хватало. Пища не отличалась большой изысканностью, но основная пища - мясо, рыба - были в изобилии. Хлеб завозился к нам в замороженном виде, так мы его и хранили, а потом оттаивали.
- Были ли какие-нибудь опасности помимо раскола льдины?
- Мы сталкивались с медведями, и, к сожалению, в ряде случаев приходилось их пристреливать, потому что они приходили на запах продуктов к самой станции. С ними шутки были плохи, был случай, когда медведь чуть не напал на одного из наших сотрудников, и спасли мы его чудом.
- Собаки, которые жили на станции, предупреждали вас о приближении медведей?
- Да, конечно. Собачья упряжка была у нас всего в течение месяца, собак привезли с острова Врангеля, где тогда был питомник, но после их пришлось возвратить. Однако одна собака была с нами все время. Его звали Рапак (по названию вертикально стоящего, индивидуального тороса - ред.), великолепная собака, полярная лайка белого цвета. После экспедиции Сомов взял его к себе домой, но, к сожалению, Рапак плохо переносил ленинградский климат, и вскоре его пришлось отправить обратно в Арктику. В зимний период у нас была еще собачка, тоже лайка, которая принесла нам кучу щенят, они пробыли с нами до конца дрейфа.
- Как вы размещались на станции? Домиков еще не было, вы жили в палатках?
- Мы жили по 3-4 человека, как правило, в круглых арктических палатках конструкции Шапошникова, КАПШ-1. Кроме того, у нас были эллиптические палатки, продолговатые, в которых размещалась кают-компания.
- Даже для общих собраний у вас не было отдельной постройки?
- Часть времени была, если можно назвать это постройкой. Это получилось волей случая. Зимой мы использовали для наших собраний и приема пищи остатки разбитого самолета. Осенью случилось несчастье - самолет, который привозил начальника экспедиции, при взлете не успел набрать скорость, рухнул на лед и разбился. Люди остались живы, один был ранен… Когда стало ясно, что самолет не починить, мы его разобрали, отрубили крылья и привезли фюзеляж к лагерю. Мы обложили его снегом, и всю зиму он нам служил хорошим прибежищем, для приготовления пищи и как кают-компания.
- Были ли какие-нибудь бытовые "удобства", например, баня?
- Да, баню мы устраивали раз в месяц обязательно, в палатке. Натапливали с помощью газовой лампы для подогрева моторов - она похожа на паяльную, но гораздо более мощная. Она ставилась в палатку, и за короткое время температура становилась очень высокой - по крайней мере, наверху. Внизу, у пола, температура оставалась около нуля. Так что головы трещали от жары, а ноги мерзли.
- Что, на Ваш взгляд, важно для человека, который на год отправляется в Арктику, в такие суровые условия, в замкнутый коллектив?
- Думаю, что самое главное - это увлечение. Об экспедиции в Арктику я мечтал еще будучи курсантом Высшего Арктического морского училища. Я, собственно, и поступил в него в значительной степени под влиянием сообщений о папанинской льдине, о дрейфе Седова, еще раньше - о челюскинцах… Тогда полярники были даже более популярны, чем в наше время космонавты. Второе - это вкус к познанию природы Арктики и вообще к жизни в таких экстремальных условиях. Ну и конечно, надо быть, по возможности, уживчивым в коллективе. Когда коллектив маленький, тогда любой повод может привести к ссоре, а ссоры в таких условиях, конечно, недопустимы. Надо себя держать в руках и понимать, к чему может привести нарушение этого правила.
