Ирина Алкснис
Куда больше, чем может показаться на первый взгляд.
С одной стороны, оба события, несмотря на явную периферийность, попали в топы новостей и стали предметом бурного и эмоционального обсуждения как широкой публики, так и почему-то экспертов. А с другой — оба события разделили аудиторию на тех, кого тема задела до глубины души, и тех, кто вообще не понимает, о чем шум.
Причем основной водораздел проходит по возрасту. Большинству людей старше 40 в принципе непонятна тема баттлов, они знать не знают, кто такой Гнойный, и не могут разобраться, из-за чего вокруг него возникла такая драма. А молодежи непросто понять, почему вполне обычные русофобские комментарии сильно пожилого зарубежного артиста вдруг вызвали такую бурную реакцию у их родителей и бабушек с дедушками — и попали на первые полосы СМИ. Как будто он первый такой.
Целевая же аудитория свежих откровений Кикабидзе куда старше — просто потому, что существенная часть жизни этих людей пришлась на период, когда тот был кумиром советской аудитории и большой отечественной звездой. И хотя он уже давным-давно (в целом) мало кому интересный иностранец, из-за этих воспоминаний его комментарии вызвали острую эмоциональную реакцию людей. Они просто помнят его совсем другим.
Люди старшего возраста часто забывают, какой огромный путь прошло постсоветское пространство за последние 30 лет. Они во многом продолжают мыслить и чувствовать в категориях своей молодости.
Дело ведь не только в том, что Грузия уже давно в общественном сознании воспринимается тем, чем и является на самом деле, — независимым государством где-то на южной границе России. Куда важнее другая трансформация: Грузия наряду с другими постсоветскими государствами в принципе перестала быть интересной России и российскому обществу. За исключением разве что огромной любви россиян к грузинской кухне (благодаря чему, кстати, происходит популяризация последней во всем мире). Устойчивый же интерес России сохраняется разве что к самым близким славянским соседям — Украине и Белоруссии. Все остальные страны оказались отодвинуты настолько далеко на периферию общественного интереса, что их почти не видно.
Все эти трансформации не могут не влиять на внутреннее самоощущение и публичную позицию людей, которые определяют себя через Россию, — пусть даже через ее отрицание. А Вахтанг Кикабидзе является ярчайшим примером этого, поскольку ничего ярче прежней формы России — СССР — в его жизни не было.
Но это, в конце концов, личное дело конкретного старика, вынужденного наблюдать свою родину в не самом благополучном состоянии и пытаться с данным обстоятельством справиться.
Однако общественный эффект от интервью в итоге может оказаться несколько разочаровывающим и для самого артиста, и для издания "Немецкая волна". Ведь, по существу, оно наводит на мысль, что, хотя крах СССР и стал катастрофой и трагедией, у него оказался и ряд позитивных последствий. Среди последних, в частности, то, что Вахтанг Кикабидзе дает подобные интервью в статусе иностранного гражданина.
Хотя, конечно, не мешало бы в принципе перестать делать из представителей творческих профессий "лидеров общественного мнения".
