Владимир Евсеев, кандидат технических наук, старший научный сотрудник Центра международной безопасности Института мировой экономики и международных отношений РАН, для РИА Новости.
19 января 2010 года произошло знаковое событие, которое можно расценить как свидетельство определенного «похолодания» взаимоотношений между Москвой и Тегераном. В этот день иранские власти, сославшись на несвоевременную подачу соответствующей заявки, запретили следовавшему в Бахрейн российскому транспортному самолету, на борту которого находился истребитель Су-27СКМ (модернизированная экспортная версия базовой модели), пролет над собственной территорией. В результате под угрозой срыва оказалось участие российского истребителя в авиасалоне Bahrain International Airshow 2010 (BIAS-2010). К вечеру того же дня, также неожиданно, требуемое разрешение было получено. Казалось бы, произошло досадное недоразумение во все более крепнущих российско-иранских отношениях. Однако анализ наших взаимоотношений за последние полгода убеждает в обратном.
Первый толчок к ухудшению отношений был дан в середине июня 2009 года, когда в Исламской республике Иран (ИРИ) прошли президентские выборы. Ситуация складывалась так, что Махмуд Ахмадинежад, опираясь на мощный административный ресурс, относительно легко побеждал на втором туре. Но консерваторы хотели убедительной победы, поэтому они пошли на грубую фальсификацию итогов выборов. Возмущенные
жители Тегерана и ряда других иранских городов ответили на это массовыми беспорядками, которые были жестоко подавлены со стороны действующей власти. Спустя несколько дней в Екатеринбурге состоялся саммит Шанхайской организации сотрудничества (ШОС), наблюдателем которой является ИРИ. Приняв участие в работе саммита, президент Махмуд Ахмадинежад поставил российскую сторону в сложное положение, вынудив, по сути, признать его победу в избирательной компании, что сразу подставило Москву под сильный огонь критики со стороны иранской оппозиции. И российское руководство пошло на это, предполагая в дальнейшем доверительный характер взаимоотношений, особенно в таких чувствительных сферах, как торговля оружием и атомная энергетика.
Следующее негативное событие произошло в конце сентября, когда президент Дмитрий Медведев узнал от своего американского коллеги о тайном строительстве вблизи священного для шиитов иранского города Кум нового завода по обогащению урана. Строительство такого ядерного объекта можно было оправдать с военной точки зрения ввиду возможности израильского ракетно-бомбового удара по аналогичному объекту в Натанзе. Но это полностью подрывало доверие к иранской ядерной программе со стороны России, которая в течение долгого времени не только спасала ИРИ от введенная жестких («травмирующих») санкций со стороны Совета Безопасности (СБ) ООН, но и продолжала сотрудничать с Ираном в области атомной энергетики, несмотря на мощное давление со стороны Запада. Как следствие, Дмитрий Медведев был вынужден согласиться с потенциальной возможностью введения против ИРИ новых санкций. Но до этого он предложил международному сообществу создать систему стимулов, позволяющую решить проблему использования мирной ядерной энергии с одной стороны, и не допустить создание ядерных вооружений - с другой стороны.
Ухудшающуюся ситуацию в российско-иранских отношениях можно было бы исправить в октябре ввиду согласия «шестерки» международных посредников на прямые многосторонние переговоры с ИРИ. Ранее таких переговоров не велось, а согласованная позиция доводилась до Тегерана через тогдашнего Верховного комиссара ЕС по общей внешней политике и политике безопасности Хавьера Солану. Все это бесконечно удлиняло процесс переговоров, учитывая неуступчивость позиции Тегерана по ядерному вопросу. Первые переговоры в семистороннем формате: «пятерка» постоянных членов СБ ООН, Германия и Иран, - прошли в Женеве 1 октября 2009 г. Американская сторона была представлена заместителем государственного секретаря Уильямом Бернсом, а Европейский Союз в целом - Хавьером Соланой. И хотя от иранской стороны не удалось добиться прекращения строительства второго завода по обогащению урана, результаты переговоров можно оценить как успешные. Во-первых, Тегеран согласился на проведение инспекции строящегося объекта в Куме. И такая инспекция была осуществлена уже в конце октября. Во-вторых, было решено продолжить переговоры, что позволило в ходе встречи, состоявшейся 21 октября в Вене при участии представителей Международного агентства по атомной энергии (МАГАТЭ), Ирана, Франции, России и США согласовать пакет предложений по дообогащению иранского низкообогащенного урана (НОУ) за границей.
Суть последней инициативы международного сообщества заключалась в следующем. Ирану было предложено вывезти основную часть накопленных им запасов НОУ (1,2 из 1,5 тонны) с целью его дообогащения до 19,75% по изотопу урана-235 на территории РФ, а затем производства во Франции тепловыделяющих элементов (ТВЭЛов) для исследовательского реактора, расположенного в Тегеранском ядерном научно-исследовательском центре. Такой обмен полностью отвечает иранским национальным интересам, так как, с одной стороны, Тегеран не может закупить ядерное топливо для этого реактора ввиду действия соответствующих резолюций СБ ООН. С другой стороны, уже созданная в ИРИ инфраструктура и накопленные запасы гексафторида урана позволяют, при необходимости, наработать порядка 1 тонны НОУ со степенью обогащения до 5% в течение одного года.
По-видимому, в октябре Москва рассчитывала активизировать с Тегераном военно-техническое сотрудничество, что могло привести к поставке в Иран пяти дивизионов зенитных ракетных систем среднего и дальнего радиуса действия «С-300 ПМУ1». Соответствующий контракт был подписан несколько лет назад, но его осуществление сдерживалось по политическим причинам. Согласие иранского руководства на вывоз существенной части накопленных запасов ядерных материалов создавало тот благоприятный международный фон, который для РФ был крайне необходим. Однако ИРИ стала всячески уклоняться от реализации достаточно выгодной ей сделки с целью сохранения столь значительных запасов НОУ на собственной территории, что в случае их дообогащения можно было получить свыше 60 кг урана оружейного качества (для производства одной ядерной бомбы достаточно 25 кг такого материала).
Более того, Тегеран высказал Москве явное недоверие, согласившись вывезти на «ответственное хранение» под контролем МАГАТЭ НОУ не на российскую территорию, а в Турцию. При этом иранская сторона стала выдвигать все новые условия, что делало реализацию сделки крайне проблематичной. В частности, ИРИ настаивала на вывозе уже в два этапа только 800 кг НОУ и одновременном обмене НОУ на ТВЭЛы.
Затем в категоричной форме было заявлено о возможности такого обмена только на иранской территории. Столь жесткая позиция иранского руководства просто вынудила Москву поддержать резолюцию Совета управляющих МАГАТЭ от 27 ноября 2009 года, согласно которой неуведомление до сентября 2009 года ИРИ Агентства о строительстве нового ядерного объекта противоречило ее обязательствам по Дополнительным положениям к Соглашению с МАГАТЭ о всеобъемлющих гарантиях.
Напряженность в российско-иранских отношениях еще более усилилась в декабре. Именно тогда президент Махмуд Ахмадинежад сделал достаточно провокационное заявление, проинформировав о своем намерении написать Генеральному секретарю ООН Пан Ги Муну письмо с требованием выплаты компенсаций Ирану за убытки, причиненные другими странами во время второй мировой войны. Одновременно он поручил своей администрации оценить принесенный стране ущерб со стороны государств антигитлеровской коалиции: Советского Союза, США и Великобритании. Не стоит сомневаться, что это означало выставление финансовых претензий не только Вашингтону и Лондону, но и Москве. Неоднократное обсуждение иранским руководством аналогичных вопросов в связи с переносом сроков завершения строительства атомной электростанции в Бушере или поставки комплексов «С-300 ПМУ1» лишь подтверждает это.
Таким образом, зимнее «похолодание» российско-иранских отношений все более набирает силу. Оно является логическим следствием как наблюдавшегося ранее «настороженного» партнерства, так и крайне неуступчивой, а порой явно провокационной политики нынешнего иранского руководства. Будущее наших отношений не внушает особого оптимизма, учитывая предстоящий, скорее всего, более жесткий доклад по Ирану генерального директора МАГАТЭ Юкия Амано; сохраняющуюся поддержку Тегераном таких радикальных исламистких организаций, как ливанская группировка «Хезболлах», палестинские движения «ХАМАС» и «Исламский джихад»; а также далеко не всегда позитивную роль Ирана при решении иракской, афганской, ливанской и йеменской проблем. Ситуация еще более усугубляется за счет отсутствия между нашими государствами прочной экономической базы и негативного восприятия Москвы со стороны иранской оппозиции. Тем не менее, географическая близость наших государств, исторические и культурные связи и обилие общих проблем неизбежно приведут в некотором будущем к восстановлению между РФ и ИРИ партнерских отношений. Во всяком случае, в это очень бы хотелось верить.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
