Глубинное государство: Турция разоблачила главную тайну Запада

Выражение "глубинное государство" используется сегодня все чаще и чаще в политической сфере и постепенно из журналистики переходит в общепринятый политический язык. При этом сам термин размывается и под ним начинают понимать каждый свое. Самое время присмотреться к явлению, описываемому как глубинное государство, повнимательнее. Очень важно проследить, когда и где это понятие вошло в оборот.

Данное словосочетание появилось впервые в турецкой политике в 90-е годы ХХ века и описывало вполне конкретную ситуацию в этой стране. По-турецки "глубинное государство" — derin devlet. Это важно, так как все последующие применения этого концепта так или иначе связаны с оригинальным смыслом формулы, появившейся впервые именно в Турции.

В Турции начиная с Кемаля Ататюрка сложилось вполне определенное политико-идеологическое течение — кемализм. В центре его стоит культ самого Кемаля Ататюрка (дословно "Отца тюрков"), жесткий секуляризм (отказ от придания религиозному фактору не только политического, но и общественного характера), национализм (включая акцент на суверенитете и единстве всех граждан полиэтнической Турции), модернизм, европеизм и прогрессизм. Кемализм представлял собой во многом прямую антитезу мировоззрению и культуре, доминировавшим в религиозной и традиционалистской Османской империи. С самого создания Турции кемализм был и во многом остается главенствующим кодом современной турецкой политики. На основе именно этих представлений на руинах империи и было учреждено турецкое национальное государство.

Кемализм открыто доминировал в эпоху правления самого Кемаля. А затем эта эстафета была передана его политическим наследникам.

В идеологию кемализма входила партийная демократия европейского образца. Но при этом настоящая власть была сосредоточена в руках военного руководства страны — прежде всего Совета Национальной Безопасности (СНБ). После смерти Ататюрка именно военная верхушка стала хранителем идеологической ортодоксии кемализма. Собственно, СНБ Турции был учрежден в 1960 году после государственного переворота. Его роль после еще одного переворота, совершенного в 1980 году, значительно выросла.

Следует заметить при этом, что очень многие высшие чины турецкой армии и спецслужб являются членами масонских лож. Так кемализм тесно переплелся с военным масонством.

Всякий раз, когда турецкая демократия отклонялась от кемализма — как вправо, так и влево, — турецкие военные отменяли результаты выборов и начинали репрессии.

Но стоит обратить внимание на то, что термин "derin devlet" появляется в Турции только в 90-е ХХ века. Именно в тот момент, когда в Турции начался значительный рост политического исламизма. И вот тут в истории Турции впервые дает о себе знать противостояние идеологии глубинного государства и политической демократии. Причем проблема возникла именно тогда, когда исламисты Неджметтина Эрбакана и его последователя и преемника Реджепа Тайипа Эрдогана, по сути, взяли курс на альтернативную политическую идеологию, прямо оспаривающую кемализм. Это касалось всего: ислам вместо светскости, контакты с Востоком больше, чем с Западом, мусульманская солидарность вместо турецкого национализма. В целом салафизм и неоосманизм вместо кемализма. К этому относилась и антимасонская риторика, свойственная прежде всего Эрбакану. Вместо масонских тайных обществ секулярной военной верхушки ставка делалась на традиционные суфийские ордена и умеренные исламские сетевые организации — такие как нурсизм Фетхуллаха Гюлена.

Тут-то и появилась идея глубинного государства (derin devlet) как описательный образ военно-политического кемалистского ядра Турции, осознававшего себя стоящим выше политической демократии и по своему решению отменявшего результаты выборов, арестовывавшего политических и религиозных деятелей, то есть ставившего себя над легальными процедурами политики европейского типа. Выборная демократия действовала только тогда, когда она соответствовала курсу военных кемалистов. Отступив от этого на критическую дистанцию, как в случае с исламистами, опиравшимися на совершенно иную идеологию, больше напоминающую османизм, чем кемализм, партия, даже выигравшая выборы и возглавившая правительство, могла быть разогнана без всяких объяснений. Причем в таких случаях "приостановка демократии" строгого конституционного основания не имела — никем не избираемые военные действовали в силу "революционной целесообразности", чтобы спасти кемалистскую Турцию.

Позднее Эрдоган начал настоящую войну с глубинным государством Турции, что достигло кульминации в деле "Эргенекон", начавшемся в 2007-м, когда (под надуманным предлогом подготовки к перевороту) была арестована практически вся военная верхушка Турции.

Однако позднее Эрдоган рассорился со своим бывшим единомышленником Фетхуллахом Гюленом, глубоко инкорпорированным в западные спецслужбы, и восстановил многих членов глубинного государства в их статусе, заключив с ними прагматический альянс — прежде всего на общей основе турецкого национализма. Спор о секулярности был смягчен и отложен. Тогда — и особенно после неудачной попытки гюленистов сбросить Эрдогана в 2016 году — самого Эрдогана стали называть "зеленым кемалистом". Но все же во время жесткого противостояния с Эрдоганом позиции глубинного государства в Турции были существенно ослаблены, а идеология кемализма размыта (хотя и сохранилась).

Из этого сюжета политической истории современной Турции можно сделать ряд общих выводов. Итак, глубинное государство может существовать и имеет смысл там, где:

А дает о себе знать глубинное государство тогда, когда между формальными нормами демократии и властью этой верхушки начинаются явные противоречия (в противном случае само существование глубинного государства не очевидно).

Глубинное государство возможно только в либеральной демократии, пусть номинальной. Когда мы имеем дело с открыто тоталитарными политическими системами — как в случае фашизма или коммунизма, — потребности в глубинном государстве нет. Здесь открыто высшей инстанцией признается жестко идеологизированная группа, которая ставит себя выше формальных законов. Однопартийность подчеркивает эту модель правления — и никакого идеологического и политического оппонирования не предполагается. И лишь в демократических обществах, где якобы не должно быть никакой правящей идеологии, появляется глубинное государство как явление "скрытого тоталитаризма", только не отвергающего демократию и многопартийность в целом, а управляющего, манипулирующего ими по своему усмотрению. Коммунисты и фашисты открыто признают необходимость правящей идеологии, и это делает их политико-идеологическую власть прямой и откровенной. Либералы же отрицают идеологию, но она у них есть. А значит, они и влияют на политические процессы, исходя из либерализма как учения, но только неявно, по касательной. Свой откровенно тоталитарный и идеологический характер либерализм проявляет лишь тогда, когда складывается противоречие между ним и демократическими политическими процессами в обществе. Либерализм и демократия не одно и то же, так как демократия в некоторых случаях может быть совсем не либеральной.

В Турции, где либеральная демократия была заимствована у Запада и не слишком соответствовала политической и социальной психологии общества, глубинное государство было легко обнаружено и там получило свое наименование. В иных демократических системах наличие этой тоталитарно-идеологической инстанции, нелегитимной и формально "несуществующей", дало о себе знать позднее. Но турецкий пример имеет для самого этого явления огромное значение, поскольку именно в нем все кристально ясно — как на ладони.