Франция капитулировала в Африке — полностью и окончательно

Недолго мучилась парижская внешняя политика в высоковольтных проводах действий новых властей Нигера: за шесть недель Макрон (а за действия на международной арене, согласно конституции, ответственность несет лично президент республики) совершил поворот в отношении Ниамея на 180 градусов.

От "не признаем хунту и мятежников, а наше посольство продолжит исполнять свои функции" до спешной эвакуации дипломатического персонала чуть ли военным бортом. Но на этом капитуляция не закончилась. Второй ее акт, еще более унизительный, чем первый (когда персонал дипмиссии лишили даже круассанов на завтрак), только начинается.

Теперь Парижу требуется эвакуировать не скромных гражданских, а полторы тысячи военных — плюс, не будем забывать, всю логистическую машинерию, которая полагается армейскому контингенту.

Бег начнется на этой неделе.

Разумеется, как в первом, так и во втором случае потребовались переговоры (об этом, естественно, не кричат во все Елисейские Поля, но это и так понятно) с теми, кого вначале называли разными нехорошими словами и грозили практически всеми карами, включая и военную интервенцию. Хоть силами ЭКОВАС, хоть нигерийской армией.

Но нет: Франция бежит, и бежит очень быстро — оттуда, откуда, по большому счету, несмотря на все провозглашенные лозунги, не хотела уходить никогда.

В Западной Африке еще пять лет назад Париж чувствовал себя так, как горожанин чувствует себя на даче. Приволье, свобода от обязательств, очень условное соблюдение политеса в отношениях с партнерами. Короче — что за прелесть эта Африка! Все дает если не полностью бесплатно, то с таким дисконтом, о котором и мечтать (если, например, договариваешься с европейскими партнерами о торговле) нельзя. Любые споры решаются быстро, поскольку истеблишмент не просто приручен, он точно такой же французский, получивший образование ровно в тех же элитарных гражданских Science Po или военных Saint-Cyr, просто цвет кожи другой.

Но в определенный момент это образование и вращение в определенных кругах с самими французами, считавшими Западную Африку чем-то вроде своего заднего дворика, сыграло плохую шутку.

Образованные военные, уже не говоря о простых жителях Мали, Буркина-Фасо и Нигера, начали понимать, что ни присутствие французской армии, ни делишки французских корпораций, ни работа французских медиа никакой пользы их странам — Мали, или Буркина-Фасо, или тому же Нигеру — не приносят. А приносят только проблемы.

Поэтому вначале вежливо, а потом все настойчивее Парижу стали намекать, что он в гостях засиделся.

Вот чего нельзя отнять у нации, которая считает себя родоначальницей всего самого прогрессивного, так это интуитивного ощущения опасности. Поэтому еще когда ее армейские части драпали из Кабульского аэропорта, бросая всех тех, кто им служил и доверял, было принято решение свернуть военную операцию в Сахеле, а заодно организованно (ключевое слово, чтобы ретироваться, не теряя апломба) вывести оттуда воинский контингент. Попытавшись его рассовать по округе. Не на всякий случай, а чтобы сохранить — при прекращении боевых действий "против исламистов" — не только номинальный, но и фактический контроль над регионом.

В Буркина-Фасо увидели, что сделали с Парижем в Мали. И решили поступить примерно таким же образом.

Франция, чей национальный символ — галльский петух, превратилась в зайца, которого гонят охотники. Гон довел до Ниамея, столицы Нигера.

Там поступили жестко: Нацгвардия низложила президента Мохаммеда Базума. И попросила французов убираться — пока подобру-поздорову. Те начали кривляться, но духу хватило на месяц. Вслед за Нигером против Парижа восстал Габон. Либревилю, как и Ниамею, перестали нравиться отношения, когда Париж всегда прав.

За два года — с момента фиаско в Афганистане — Франция только и делала, что убегала. Бегство, если его определять в терминах политологии, называется потерей влияния. В терминах психологии — потерей лица.

Все то, что с большим или меньшим успехом хранилось как наследие политики голлизма, пусть и небезупречной этически, но верной с прагматической точки зрения, было утрачено. Ну это, если проводить бытовые аналогии — как если бы алкаш, чтобы набрать на выпивку, распродал фамильные реликвии.

Ровно к таким же реликвиям, которые, по идее, полагается хранить, относились и связи с нашей страной.

Но нет — получив пенделя в Африке, Париж одновременно умудрился предать и свои отношения с Москвой. Разрушив до основания мосты и там, и там.

Сегодня Франция загнана в угол, лишена площадки для любого маневра на международной арене (отказ в приглашении на саммит БРИКС — лишь один из примеров), она — persona non grata исключительно по собственной вине. Пусть благодарит за все собственную трусость и политическую близорукость, которая перешла в неизлечимую фазу.