Легендарная консерватория: экскурсия по зданию с Юрием Башметом
Московская консерватория открылась в 1866 году. Инициатором ее создания и сбора средств стал пианист Николай Рубинштейн.
Учебное заведение арендовало, а затем выкупило дом княгини Дашковой на Большой Никитской улице. Учащихся становилось больше и для них нужны были помещения. Решено было перестроить особняк.
"Небольшая часть с колоннами — единственное, что сохранилось с тех времен. Здание было совершенно другим", — говорит Башмет.
Большой зал открыли 7 апреля 1901 года.
Консерватория носит имя первого преподавателя композиции — Петра Чайковского.
"Чайковский меня соблазнил и увел от Beatles", — признается дирижер.
"Я приехал звездой-гитаристом из Львова, а тут меня никто не знал. Решил с каждым из великих поздороваться. Я подходил и говорил "здравствуйте". Леонид Коган продемонстрировал, что меня не знает. Давид Федорович Ойстрах протянул руку, спросил, кто я, пожелал успехов. Мстислав Ростропович мчался, за ним море студентов. Я вышел навстречу. И он: "Друг дорогой!" Он никогда меня раньше не видел! Потащил меня в класс, освободил для меня место, посадил рядом, и я часа три просидел счастливым", — вспоминает маэстро.
Большой зал консерватории входит в пятерку лучших по акустике в мире. Башмет рассказывает из личного опыта: пространство нервное, и очень ответственное.
"Ойстрах больше всего волновался именно в Большом зале консерватории. Уникальность его акустики в том, что исполнитель хорошо слышит себя на месте и одновременно со стороны, будто из последнего ряда", — поясняет маэстро.
Дирижер вспоминает, как студентом штурмовал фойе Большого зала, чтобы попасть на концерт.
"Ойстрах и Рихтер играют Сонату Бетховена или Тройной концерт с Ростроповичем. Билетов нет. Собирались, брались за руки и штурмом брали ступеньки. Ломались перила, — шутит он. — И все-таки нам удавалось посещать эти концерты".
Сегодня Юрий Башмет и его коллективы чувствуют себя на сцене Большого зала как дома. Но так было не всегда: альт требовалось утвердить как сольный инструмент на равных со скрипкой, виолончелью, роялем.
"Я долго добивался разрешения дать сольный концерт в этом зале и сам волновался: а придут ли люди? Вышел — увидел аншлаг. Было ответственно, нервно, но хорошо. Раз уже была взята такая высота, то дальше Карнеги-холл, Ла Скала, Музикферайн, Токио, Австралия были важны, но второстепенны!" – отмечает музыкант.
Для Большого зала художник Николай Бодаревский написал 14 портретов композиторов. В 1950-е в правительстве постановили, что необходимо добавить больше "русскости" и заменить портреты Генделя, Глюка, Мендельсона и Гайдна на Мусоргского, Бородина, Римского-Корсакова и почему-то поляка Шопена.
Портреты Мендельсона и Гайдна вывесили справа от центрального входа в зал, а изображенияГенделя и Глюка были утрачены.
На серьезной и ответственной сцене было место и шуткам, в том числе политическим. Одну из них рассказывает Башмет:
"Ростропович давал последний концерт перед как бы навсегда выездом за границу. Я был в студенческом оркестре. На генеральной репетиции в зале было много людей, в том числе так называемые "в штатском". В полной тишине, когда растворились все звуки, Ростропович медленно поднял руку и говорит: "И все же гениален был наш Ильич! Я имею в виду Петра Ильича". И показал на портрет".
