Европа делает очередную попытку отодвинуть свои границы на восток

Европейский союз решил предоставить Украине статус кандидата в члены интеграции. Потребовались серьезные усилия, чтобы все 27 стран согласились с этим, хотя очевидно, что кандидатство не гарантирует последующего вхождения в Евросоюз. Достаточно посмотреть на почти четвертьвековой пример Турции. Более того, можно утверждать, что Украина никогда не станет частью ЕС. Еще недавно это было понятно даже большинству европейских элит.

Но сейчас они делают вид, что нужно политически и морально поддержать "героическую Украину, сопротивляющуюся русской агрессии", и предоставление статуса кандидата (даже при массе оговорок, что путь в ЕС займет десятилетия) станет правильным жестом. И сигналом Москве: это потенциально наша территория, отступитесь от нее, мы предъявляем на нее свои права. Но именно это и является главной причиной всего происходящего на Украине — претензии Европы, Запада на чужое.

Хотя Владимир Путин на днях на питерском форуме более чем отстраненно высказался о предоставлении Украине кандидатского статуса — мол, это не наше дело, ведь это не военный блок, — понятно, что России далеко не безразличны претензии Европы на Незалежную. Более того, именно подготовка к подписанию соглашения об ассоциации между ЕС и Украиной стала последней каплей, переполнившей чашу украинского балансирования между Европой и Россией. Стоило осенью 2013-го Путину убедить Януковича отложить подписание документа, как все и началось: Майдан, переворот, Крым и Донбасс. Соглашение об ассоциации, кстати, было подписано новой властью уже в марте 2014-го (экономическая часть — в июне), то есть очень торопились обозначить "европейский выбор".

При этом принимать Украину в ЕС никто не собирался — и вовсе не потому, что она не готова по тем или иным показателям. Главной причиной было и остается одно: Европа понимает, что Украина — это чужое. Чужая цивилизация, чужое геополитическое пространство, причем не просто чужое, но часть чужого. То есть, конечно, Европа была бы не прочь включить в свою сферу влияния (не в состав — это вопрос далекого будущего) часть русского мира, но не за счет разрыва с Россией и уж тем более войны с ней. Что же изменилось за последние четыре месяца, прошедших с начала специальной военной операции?

Разве Европа не убедилась, что Россия всегда приходит за своим? Неужели сопротивляемость нынешнего украинского государства разбудила аппетит — и надежды победить Россию носят не чисто пропагандистский, а реальный характер? И Европа верит в свою способность не просто сохранить Украину в ее нынешнем виде, но и навсегда оторвать ее от России, закрепить передвижку границ Европы и русского мира? Еще можно понять, когда об этом грезят поляки с их вечным комплексом неполноценности перед старшим славянским родственником, но как на это могут надеяться западноевропейцы, немцы и французы, многократно убеждавшиеся в бесполезности попыток подвинуть границу Европы на восток?

Все эти вопросы имели бы принципиальное значение, если бы было кому их задавать, но нынешняя Европа не может на них ответить. Когда после Второй мировой войны основной народ континента, немцы, потеряли свой геополитический и идейный суверенитет, Европа оказалась заложником интересов — англосаксонский контроль над ней менял свои формы и силу, но оставался главным фактором, определяющим ее курс. Геополитическая — военная и идеологическая — зависимость не оставляет Европе права на действительно самостоятельный выбор, хотя работа по созданию Европейского союза могла бы рано или поздно привести к восстановлению суверенитета Старого Света, пусть уже и на уровне континентальном, а не государственном.

Такая суверенная Европа могла бы состояться только при наличии невраждебных, а еще лучше (для нее) добрососедских отношений с Россией, которую невозможно просто игнорировать и уж тем более изолировать от Европы. Это понимали все разумные европейские стратеги — даже те, кто имел дело с Советским Союзом, который на Западе представляли державой с гегемонистскими наклонностями. Но СССР получил контроль над Восточной Европой не из-за своих коммунистических целей, а после того, как отбил смертоносную атаку "объединенной Европы". А уже после распада Союза и нашего ухода из Восточной Европы ничего не мешало выстроить нормальные взаимовыгодные отношения — при соблюдении европейцами всего одного условия. Не воспринимать распад исторической России, СССР как свою победу над нами и не пытаться пересмотреть границы Европы и русского мира. Был ли шанс на это? Да, но только если бы Европа была самостоятельной. Но, увы, атлантический контроль (не только через НАТО, но и через проатлантические кадры в ЕС) оказался сильнее национальной памяти и национальных же интересов европейцев.

В итоге ЕС заставили обозначить свои претензии на Украину и вписаться в войну с Россией на ее территории. Это разрушило европейско-российские отношения — и что за это получит Европа? Украину или ее остатки? Нет, Россия не допустит этого, потому что прекрасно понимает, что ЕС становится ширмой для англосаксонской игры против Москвы.

Может быть, ЕС хотя бы укрепит свое единство, сплотившись против "русской угрозы"? Но это единство не может долго держаться на страхе перед Россией — как только он начнет спадать и западноевропейские страны попытаются наладить отношения с нашей страной (никакого русофильства — просто бизнес), их тут же начнет давить русофобская фракция в ЕС (поддерживаемая англосаксами). Причем давить будут не просто по русской теме, а по принципам евроинтеграции.

И самый главный вопрос: зачем Европе претендовать на Украину, если шансов получить ее фактически нет? Джо Байден во вторник сказал, что "на каком-то этапе это превратится в игру ожиданий — в плане того, что могут вынести россияне и что будет готова вынести Европа". Но тут нет никакой интриги, потому что ставки принципиально различны. Россия возвращает свое, а Европа играет в чужую игру (и понимает это), претендуя при этом на чужое (к тому же сама не будучи уверенной в том, что оно ей достанется). Кто в этой ситуации готов вынести больше, кто готов идти до конца? Если Европа не хочет или не может сейчас честно ответить себе на этот вопрос, то с ней просто не о чем говорить.