На линии огня:

Обгоревшие панельные многоэтажки, трупы на дорогах и во дворах, неразорвавшиеся снаряды — кварталы, прилегающие к металлургическому заводу "Азовсталь", оцеплены. В так называемой красной зоне все еще очень опасно: слышна стрельба, то и дело прилетают мины, стены полуразрушенных домов осыпаются от взрывной волны. Однако здесь остаются гражданские. О том, почему они не уехали и как живут в самой закрытой части Мариуполя, — в репортаже РИА Новости.

С пересечения Азовстальской улицы и бульвара Меотиды открывается вид на комбинат. Тут лучше не задерживаться, до сих пор работает снайпер, предупреждают бойцы армии ДНР. Вдоль бульвара — ни души. Во дворах, в нескольких сотнях метров от завода начинается красная зона, где нет ни одного уцелевшего дома.

"Вот заехали посмотреть, осталось ли что", — указывает рукой Татьяна Николаевна на многоэтажку, в которой жил ее сын с женой и ребенком. Чтобы попасть сюда, нужен спецпропуск. Квартира на первом этаже. Вход в подъезд завален, пробраться можно только через окно.

"Внутри им ничем не помогу. Отыскала метлу, хотя бы дорогу расчищу", — продолжает женщина. В конце марта в дом попал снаряд. Семья перебралась в частный сектор у железнодорожного вокзала, но там тоже было небезопасно.

"Ночью 16-го от удара аж кровати подскочили. Мы выбежали на крыльцо, а там самоходка стреляет в конец улицы. Приезжали местные, кто служил в ВСУ, и говорили женам: получили приказ уничтожать Мариуполь, — вспоминает Татьяна Николаевна. — Утром мы отправились в Бердянск, затем — в Приморск, в общежитие. Вернулись 23 апреля. Дом уцелел, в нем и живем".

Ее внук Олег и жена сына Марина тем временем разбирают завалы в квартире. Невестка Татьяны Николаевны работала учителем математики в школе № 55. Многие мариупольцы старались отдать детей именно туда.

"Город у нас русскоязычный. В позапрошлом году в сентябре вдруг отмашка сверху: говорим только на украинском. Наш коллектив убеждал повременить, ведь программу под язык еще не адаптировали. Родители просили, чтобы вели уроки на русском, ведь дети ничего не понимают, плачут. Переходили с украинского на русский, когда видели, что ребята совсем теряются. В итоге у многих учеников пропало желание участвовать в конкурсах и вообще учиться", — рассказывает Марина.

Рядом со школой была база "Азова". "Наши девчата с ними дружили, создавали семьи. А они с нами не посчитались. Не спрашивали, на каком языке мы хотим говорить. Когда все началось, уничтожали город на наших глазах. Было больно это видеть".

Планы на ближайшее время: пройти фильтрацию и перебраться к родственникам в Новоазовск.

Проходим дальше во дворы вдоль Морского бульвара. У осыпавшейся многоэтажки трое мужчин пытаются вытолкать разбитый автомобиль. "Я с четырехлетним ребенком и супругой еле выбрался отсюда 20 марта. Под обстрелами шли пешком до Новоазовска. Сегодня приехали посмотреть, что с домом", — говорит один из них, вглядываясь в обгоревшую многоэтажку.

Машина была совсем новая. "Если двигатель исправен, продам. С деньгами и работой сейчас туго", — объясняет он. Мужчины зацепили "груду металлолома" тросом за "жигули" и, следуя указаниям бойцов на блокпосту, выехали по единственной расчищенной дороге.

Чем ближе к заводу, тем больше в домах дыр от снарядов. "Мы здесь уже третий месяц", — вздыхает Руслан. На вид ему около сорока. На вопрос, почему до сих пор не покинул зону боев, разводит руками: "Никто меня не ждет".

Рядом, у подъезда, трое пенсионеров. И двое маленьких детей: хмурые, в грязной одежде. Снуют из стороны в сторону, но вглубь двора не выходят — взрослые запретили. Их родители погибли. Теперь за сиротами ухаживает Руслан.

Ночуют в подвале, пару раз пробовали на первом этаже. "Как-то на днях поднялись, но было неспокойно, вернулись под землю", — уточняет Руслан. Эвакуироваться с нашей группой вместе с детьми он отказывается: "Тут хоть какая-то крыша над головой, понимаете? А там кому мы нужны?"

На бульваре Меотиды рядом с 55-й школой людно. Почти у каждого подъезда — импровизированная кухня. У Константина на обед сегодня гречка с тушенкой. Жена и дочка уехали в Киев, тещу и тестя вывез в Виноградное.

"У меня здесь коты. Еще собака дворовая увязалась, охранница. Квартира более-менее целая. Окна выбило, рамы повылетали. Мелочи, — отмахивается он. — Скоро мои девочки вернутся, а там посмотрим, может, и останемся. Бежать никуда не хочу".

— У нас народ не из пугливых, — вмешивается в беседу сосед Константина Денис. Оба работали на "Азовстали". Подъем в четыре утра, домой в восемь вечера. — Бункеры там хорошие. Но производство старое, в любой момент могло рухнуть. Вот так уходишь утром и не знаешь, вернешься ли".

Во время активных боевых действий в подвале прятались 80 человек, теперь осталось десять. "Мы все видели своими глазами, — добавляет Константин. — Наши "защитники" по нам же и лупили. Но кому теперь докажешь?"

За водой — к колодцу возле моря, за продуктами — к магазину "Эпицентр", в пункт гуманитарной помощи. "Со светом разобрались, мастерим свечки из картофелин, — улыбается Денис. — Все просто: нужно только срезать верх, сделать отверстие, обмакнуть бинтик в масло — и будет гореть".

Есть во дворе и медик: у Ларисы большая аптечка. "Родные много болели, всех сама на ноги поднимала. Теперь это пригодилось, — говорит она. — Бабушкам и дедушкам давление нормализую, делаю перевязки, уколы — как правило, обезболивающие. Солдаты с лекарствами помогают. В общем, потихоньку справляемся".

У кого-то даже свет есть: в одном из дворов гремит дизельный генератор. "Мы попали под перекрестный огонь. А наш дом стоит. И мы живы. Чудо!" — Виктор Красношапка ни разу не спускался в подвал. Когда был первый прилет, сидел на улице у костра. "Там два трупа, — показывает он на верхние этажи. — А меня лишь щебенкой засыпало. Теперь уж ничего не страшно".

Азовцы засели в детском саду — в 200 метрах от дома Виктора, оборудовали позиции в санаториях. "Дурили людей. Как-то объявили зеленый коридор. Говорили, что вывезут в безопасную часть города, а дальше помогут с эвакуацией. Я так и не решился. И хорошо, позже выяснилось, что людей высаживали у "Азовстали", — возмущается мариуполец.

На днях он отыскал дочь, которая успела эвакуироваться, с ней не было связи несколько месяцев. "Наши в порядке, теперь присматриваем всем подъездом за соседскими", — добавляет Виктор.

Дети Юлии помогают ей с обедом. "Когда сильно бомбили, истерили. Теперь, можно сказать, привыкли, — вздыхает многодетная мать. — Из подвала неделю назад вышли. Надеемся, все наладится".

На улице Голубенко сейчас тише. Алена Трошина с двумя детьми ютятся в небольшой комнате, но во время дождя в доме находиться невозможно: течет крыша.

В конце марта снаряд попал к ним во двор. Отец — Александр Трошин — погиб. Три дня его не могли похоронить из-за обстрелов. От взрыва загорелся автомобиль. Дети Алены в этот момент были в подвале, где тоже начался пожар. Сына и дочку спас сосед Сергей.

Алена с детьми прятались в ванной, укрывшись подушками. Восьмого апреля добежали до соседей — в погреб. В тот день снова прилетел снаряд — прямо в дом.

"Не могу найти маму. Она жила рядом, в 15 минутах ходьбы отсюда. Военные сказали, что ее вывезли 27 марта в Безыменное на фильтрацию. Трошина Вера Ивановна. Буду благодарна за любую информацию о том, где она и что с ней", — говорит Алена.

Тот самый Сергей, спасший детей Трошиной, ночует в подвале: больше негде, дом сгорел. "Многие пытались самостоятельно выбраться. Об эвакуации никто не сообщал. Мать с ребенком хотели уйти, ее ранило, умерла. Что с ребенком — не знаю", — рассказывает он.

У него был строительный бизнес, теперь остался ни с чем. Даже с одеждой, что на нем, помогли соседи.

"Столько людей под завалами — не сосчитать. Никто не предупредил, что нас ждет, что нужно уезжать. Просто держали здесь живым щитом, — возмущается Сергей. — Эта страна дала мне образование. Много раз предлагали работу за рубежом, я отказывался, поскольку считал, что нужен здесь. Но после пережитого очевидно: моя родина — Украина — меня и нас всех просто бросила".

Василий Лисич, многодетный отец, торговал обувью — товар на два миллиона сгорел, дом тоже. Перебрался с семьей в уцелевший соседский, который давно пустует. "Хозяева в России, будем искать их, может, как все наладится, выкупим", — надеется он.

С едой помогают российские и донецкие солдаты. С водой тяжелее: собирают дождевую, потом фильтруют. "На донышко баклажки кладем вату, затем песок. Наливаем, и вода стекает уже в другую емкость", — объясняет Лисич.

На улице Голубенко остались около 30 человек. Дома тех, кто уехал, соседи сторожат от мародеров. Артем на днях вернулся из Новоазовска, чтобы посмотреть на родное жилище.

"Все разрушено… Главное, мы уцелели", — говорит он. Первого марта его семья спустилась в подвал, вышли только в середине апреля. "По нам били, когда ДНР и России здесь даже близко не было. Жену и ребенка вывез. Теперь буду сюда заглядывать чаще — нас всех эта обстановка сблизила. Помогаем друг другу чем можем. Так и держимся".

У ворот Александра каждый день выстраивается очередь: у него есть солнечная батарея. Подключил к аккумулятору — вот и свет.

"Как наладил, все прибежали стричься. А детвора — телефоны заряжать. Когда на улице было опасно, мы в подвале — три на четыре метра — вдесятером фильмы смотрели", — рассказывает он. Уже начал прибираться во дворе и уверен, что восстановит дом.