Александр Сергеев: конопля спасет от уплаты углеродного налога

Выступая на пленарном заседании Восточного экономического форума президент России Владимир Путин призвал ускорить создание национальной системы мониторинга за состоянием многолетней мерзлоты, завершить подготовку нормативной основы для ее запуска до конца текущего года. Некоторое время до этого министр обороны Сергей Шойгу выступил с инициативой создания в Сибири городов-миллионников. О том, какое участие может принять Российская академия наук в мониторинге вечной мерзлоты, насколько это опасный процесс, и как он способствует глобальному потеплению, а также о будущих городах в Сибири в интервью РИА Новости рассказал президент Российской академии наук Александр Сергеев.

– Какие темы, поднятые в выступлении президента России Владимира Путина на пленарном задании показались вам наиболее интересными?

– Знаете, я бы вообще сказал, что по всем мероприятиям форума, круглым столам, подписанным соглашениям акцент этого форума сделан на тематику устойчивого развития. Вчера на пленарном заседании президентом поднимался вопрос изменения климата, и важно то, что этот вопрос не просто интересует и настораживает, а уже становится поводом к действию. И здесь наука должна сыграть очень важную роль. Вопрос даже не в том, что мы сейчас не совсем точно понимаем и не можем точно предсказать, что будет дальше с климатом. Вопрос в том, как мы должны адаптироваться к этим изменениям? Что нам делать? Как решать задачи декарбонизации? На эти вопросы ответов нет.

Глобальное потепление – абсолютно всеми признаваемый факт. Еще лет 5-10 назад маститые ученые относились к этому со скепсисом, ссылаясь на климатические флуктуации. Но если посмотреть на историю присутствия углекислого газа в атмосфере на протяжении миллионов лет, то таких резких изменений, как сейчас, никогда не было. Понятно, что данная ситуация особенная, но неизвестно, насколько она обратима. Сумеет ли Земля адаптироваться к произошедшим изменениям. К какому состоянию придет Земля? К более высокой средней температуре или, как бывает в сложнодинамических системах, что колебаний будет еще больше. Посмотрите сколько аномальных явлений у нас стало. И сами аномалии неоднородны. В нашем полушарии температура выросла на полтора градуса в среднем, в Арктике – на три градуса, а в южном полушарии ничего не изменилось. Антарктика не чувствует потепления. Много различных теорий предсказывают, что может произойти дальше. Есть катастрофические версии, что антропогенный фактор запустил маховик развития природных явлений, на которые мы уже не можем влиять. И не случайно вчера из уст президента прозвучала идея создания национальной системы мониторинга вечной мерзлоты. Мы видим деградацию вечной мерзлоты, возможно, мы подогрели ее антропогенным фактором, она уменьшилась в объемах и освободила газогидраты – то есть растворенный во льде метан. Запасы такого газа просто огромны, и ряд стран создают технологии по его добыче и использованию. Идет потепление, лед тает, происходят выбросы метана. В том числе, такое происходит на шельфе. Наша научная экспедиция по арктическим морям в прошлом году исследовала рост выделения метана и зафиксировала настоящее гудение океана от вырывающихся на поверхность пузырьков метана. Гул стоит. Метан – очень сильный парниковый газ, у него этот параметр в 25 раз больше, чем у углекислого газа. То есть даже небольшое изменение доли метана приводит к усилению парникового эффекта. Аналогичная ситуация с парами воды: температура увеличилась, льды, которые отражали солнечное излучение, растаяли, а вода очень хорошо поглощает излучение, что ведет к новому повышению температуры.

– Как будет функционировать система мониторинга вечной мерзлоты?

– Нельзя сказать, что мы знаем, как это будет: что здесь конкретно нужно поставить датчики, здесь – привлечь спутники дистанционного зондирования Земли. Чтобы этой проблематикой заняться, нужны ресурсы. Требуется разработать новые датчики. Можно, конечно, пробурить скважину и посмотреть визуально, где кончается вечная мерзлота, но вы же на огромном пространстве нашей страны не будете скважины бурить. Есть диагностические методы, позволяющие определить края вечной мерзлоты. Немного сложнее это делать на шельфе, возможно, тут пригодится помощь беспилотных глубоководных аппаратов.

– Кто этим будет заниматься?

– У нас достаточно ученых в академических и ведомственных институтах, в Росгидромете, в университетах, поскольку тематика изучения вечной мерзлоты изначально была российской, ведь основные ее объемы расположены на нашей территории. Но сейчас уже пошла речь о практических решениях: нужны точные карты и круглогодичный мониторинг ситуации.

Возникает вопрос, что нам делать с инфраструктурой в условиях сокращения пространства вечной мерзлоты? Вся инфраструктура построена на сваях. А что будет, если все это поплывет, как в Норильске, где просел бак с дизельным топливом? Это был первый звоночек. Если задуматься, то у нас много инфраструктуры и жилых зданий находится на этих территориях. Существует оценка стоимости потепления с деградацией вечной мерзлоты. Это абсолютно гигантские средства. Это триллионы рублей. В такой ситуации, возможно нам придется искусственно поддерживать вечную мерзлоту за счет введения различных химических соединений. Одно дело перекладывать весь трубопровод, а другое – укреплять специальными составами опоры.

– Кто все же будет отвечать за эту задачу?

– Это должны быть какие-то правительственные структуры. Я не исключаю, что с точки зрения создания национальной системы мониторинга вечной мерзлоты главной организацией будет Минприроды.

– Какие-то сроки уже обсуждались?

– Пока нет, ждем поручения по итогам форума.

Создание национальной системы мониторинга коррелирует с созданием системы мониторинга парниковых газов. Нам нужно понимать, мы как страна загрязняем мировую атмосферу парниковыми газами или наоборот чистим? И с кем не поговоришь, у всех уверенность, это даже не патриотизм, что за счет количества наших лесов – чистим атмосферу. А нам меж тем предъявляют налог. Не скажу, что формула этого налога от балды взята, но кто сказал, что наша береза в три раза хуже депонирует (сохраняет углерод – ред.), чем немецкая береза? Нам говорят: "А вы докажите другое". А мы даже не можем доказать, потому что не знаем сами. Можно заниматься отдельно березой, можно коноплей. Я не случайно это говорю. Можно говорить о многолетних растениях, которые депонируют углерод в стволы деревьев, а можно об однолетних – сельскохозяйственные угодья тоже депонтируют. Можно поставить вопрос, как засевать однолетними культурами. Известно, чем засевать. Удивительно, что на одном из первых мест идет конопля. На гектар посадок она депонирует лучше, чем хороший лиственный лес.

– То есть конопля может спасти нас от глобального потепления?

– Она может спасти нас от уплаты трансграничного углеродного налога. А заодно восстановит наше присутствие на рынке технических волокон.

– Насколько эта тема серьезно обсуждается? Мы тут с вами смеемся...

– Мы смеемся над словом конопля. Мы смеемся может быть зря. Канабиоидные свойства. К этому надо спокойно подходить. Во всем мире, или почти во всем мире, это дело легализовано, я имею в виду марихуану. Более того, сейчас существует в мире, по-моему, три физиотерапевтических препарата, которые прошли все стадии исследований в Европе и США, и позволяют больным легче переносить химиотерапию. Чего же мы в позу встаем? Это противорвотные (средства – ред.). Мы при слове конопля улыбаемся, но у физиотерапевтических средств, вообще-то говоря, это конопля и другие, вполне может быть очень серьезное медицинское будущее, а следовательно, и бизнесовое.

Но этим нужно заниматься в том смысле, что должны быть четкие доказательства, и предъявление этих доказательств тем, кто принимает решения. Если у нас собственных доказательств нет, то, конечно, мы останемся в позиции проигравших. Достаточно из космоса посмотреть, кто как загрязняет воздух, и увидеть, что мы очень чистые по сравнению с той же самой Европой. Нам нужно делать национальную доверенную систему мониторинга природных газов. Нужно начинать с создания региональных систем.

– Нужно объединять систему мониторинга вечной мерзлоты и парниковых газов?

– Со временем возможно, но пока нужно разобраться с текущим балансом. Многие страны мира с этим уже начали разбираться, но таких больших стран как мы нет, а есть страны, размером с нашу Вологодскую область. Нам нужно создать систему на манер прогноза погоды. Берем регион и строим динамическую карту распределения парниковых газов, например, СО2. В современной терминологии: делаем цифровой карбоновый двойник региона. В порядка десятка мест, ближе к границам региона, монтируются датчики, которые измеряют концентрацию и потоки СО2. Это позволит посчитать СО2-бюджет региона.

– Почему это важно?

– Сейчас в мире очень сильным становится движение "зеленых регионов". То есть в целом регион может много испускать СО₂ – дымят заводы или стада домашних животных производят метан, но там много депонирования. Суммарно регион может получить лейбл "зеленого". Европа сейчас прописывает в своей регуляторике, что если продукция произведена в "зеленом регионе", то регион получает преференции. Ну, подождите, мы же тоже должны это делать. Почему Вологда нам интересна: там дымит "Северсталь", "Росагро", но в Вологодской области 80% – леса. Представьте себе, что мы научно докажем, что регион является "зеленым". Тогда наше вологодское масло на экспорт еще лучше пойдет.

– Сейчас широко обсуждается идея, с которой выступил министр обороны Сергей Шойгу, – о строительстве крупных городов в Сибири. С точки зрения РАН, насколько эта идея важная, и как ваш потенциал будет задействован в ее реализации?

– Центральная Сибирь, о которой говорит Шойгу, в Советском Союзе развивалась очень активно. Это мощнейший регион с огромной материально-сырьевой базой. Он экономически имел очень большую производную развития. К сожалению, это все пропало в российское время. Ресурс там совершенно гигантский. Действительно, мы говорим о том, что в этом регионе должны появляться агломерации, может не супербольшие, но скопления, где много рабочей силы, которые занимаются освоением ресурсов. Конечно, это правильно. Так получилось, что регион у нас диссипировал (диссипация – распад, рассеивание – ред.). Сергей Кужугетович, который в молодые годы там работал на этих предприятиях, понятно, что у него есть определенная ностальгия и государственное понимание того, какие там есть ресурсы. Наверное, это очень правильно.

– Академия наук будет привлечена к этому вопросу?

– Я думаю, будет привлечена. Ведь сейчас с точки зрения минерально-сырьевой базы за 30 лет существенные сдвиги произошли о генезисе полезных ископаемых. Сейчас в разных местах открываются кладовые полезных ископаемых, о которых раньше нельзя было подумать, что их нужно искать вот здесь.

– Вы сами будете подавать какие-то предложения?

– У нас уже есть опыт Якутии. Привлекли туда наши крупные компании, связанные этим новым взглядом на кладовые Якутии и сформулировали несколько предложений, они сейчас начали реализовываться, появляются инвесторы. Одно из самых интересных месторождений там, это месторождение, которое условно называют технических алмазов, они не ювелирные. Это Попигайское месторождение на границе Якутии и Красноярского края. Оно имеет интереснейшую природу. Мы знаем, что технические алмазы человечество научилось получать в земных условиях. Они не ювелирные, они небольшие. Но рынок огромный, потому что вся абразивная техника, все сверла с алмазным покрытием, это все технические алмазы. Так вот, в это место на границе Якутии и Красноярского края много тысяч лет тому назад упал метеорит. А там было много графита. Создались условия – температура и давление, когда там появилась прорва алмазов, которые мы теперь называем техническими. Это месторождение ежегодно, в основном в Китай, производит до 20 миллиардов карат технических алмазов. По оценкам, они дают гарантированнные запасы в триллион с чем-то (карат – ред.), но по тому, что там разведывается, это триллионы карат. Сейчас туда организуются экспедиции по доразведке, появились инвесторы.

Но когда мы говорим об идее Шойгу, это еще и новая энергетика. Такая же ситуация, кстати, и в Якутии, потому что в Якутии, чтобы все это осваивать, нужна энергия. Для северной Якутии нужен свой план ГОЭЛРО. И здесь важная роль у атомной энергетики, у которой судьба драматически складывается. Ведь не хотят ее в природной таксономии записывать как "зеленую". Она чуть проигрывает ветровой энергетике в капиталовложениях на строительство, а так никаких выбросов нет. Есть фобии. Новый проект "Прорыв", который реализует Росатом, это же совсем по-другому. Там нулевая вероятность аварии. Там используется уран, запасы которого рассчитаны на тысячелетия. Это взгляд на атомную энергетику, как на "зеленую". Мы сейчас находимся на пороге нового энергетического уклада.

– То есть может быть стоит ввести атомную энергетику в проект Шойгу?

– Может быть и ее, если мы действительно не увидим какие-то возможности для других "зеленых" энергетик. Но то, что мы все, в том числе наша наука, должны активно работать над тем, чтобы атомная энергетика была признана "зеленой", это факт. Это отличный шанс, потому что в области новых подходов в атомной энергетике на замкнутых топливных циклах, мы абсолютные мировые лидеры.