"Все пропало": победители и проигравшие в 1991-м согласны в главном

Где мы это уже видели — целое государство, целая политическая система рушится буквально в три дня? Речь, на первый взгляд, об Афганистане сегодня. Вот об этом самом, когда армия и полиция — до 300 тысяч человек, но они не сопротивляются противнику, который численно в разы слабее и не вооружен "сверхдержавой". Плюс мгновенное исчезновение, капитуляция правящей верхушки. И главное, в защиту прежней системы в стране не выступает практически никто. Систему давно уже мысленно похоронили и — это вдруг становится очевидно — хоронят ее уже физически.

А видели мы это, кроме Афганистана, в августе 1991 года в Москве и в прочих частях СССР. Даже удивительно, что у нас это сходство мало кто заметил, хотя совпадение по месяцу и датам почти стопроцентное — с лагом в 30 лет.

Но тем не менее были некоторые, заметившие это совпадение. Слово "Афганистан" мелькало на конференции, устроенной "Ельцин Центром" в здании бывшего Английского клуба на Тверской.

Есть такие люди, кто, слыша имя Бориса Николаевича, свирепеют мгновенно (и, думаю, правильно делают). Но центр — не Ельцин, и он иногда устраивает очень умные и полезные штуки. Понятно, что там просто должны иногда собираться герои ельцинской эпохи и уверять друг друга, что все делали правильно. Без этого никак. И в этот раз выступал Геннадий Бурбулис — а он, вообще-то, был в августе 1991-го руководителем гражданско-политического штаба обороны Белого дома, то есть как минимум факты знает как никто. И Аркадий Мурашев — тогдашний глава московской милиции. И другие.

Но "Ельцин Центр" позвал на эту встречу также людей с совершенно другими убеждениями. Например, Армена Гаспаряна, одного из авторов только что вышедших учебников истории России. И Михаила Мягкова, научного директора Российского военно-исторического общества и тоже автора учебников.

Последний, кстати, вступил в довольно эффектный спор с профессором Николаем Сванидзе: "Вы говорите, что 21 августа 1991 года родилась российская нация и гражданское общество, — а что, до того ничего не было? Ни в 1941-м году, ни в 1812-м и так далее? А как насчет того, что 1991-й год у нас подрывал историческую преемственность развития нации?"

Подавляющую часть аудитории составляли приглашенные этими и другими историками студенты, и им все это было интересно — с учетом того, что говорили живые участники событий. Были и фактологические сенсации. Например, насчет того, что участники тогдашнего госпереворота (те, которые со стороны ГКЧП) действительно пытались привлечь на свою сторону Бориса Ельцина, но он всеми силами уходил от этих контактов. И еще: человека, который развалил заговор ГКЧП, звали маршал Дмитрий Язов. Он и с самого-то начала энтузиазмом не горел, а 20 августа сказал: "Ну, дальше без меня". То есть без армии. Тут все и посыпалось…

Но то частности, куда важнее правильное сегодняшнее понимание сути и смысла тех событий. Тут спасибо Афганистану, который показал нам, что развал системы бывает не только у нас, а возможен у кого угодно и всегда. Да, в том числе и повторный.

И вот здесь возникает ключевая мысль: в отличие от группы стран Запада с их исторически недолговечным увлечением состязательной демократией, и мы, и Афганистан, и Китай, и Казахстан, и еще десятки стран принадлежат к обществам с консенсусной традицией. Это когда долго или быстро, с интернетом или с письмами на бересте возникает согласие громадного большинства людей, такое, что его и обсуждать не надо. А выборы тогда выглядят как экзотический импортный ритуал, фиксирующий тот самый консенсус.

В СССР такой консенсус не то что к 1991 году, а куда раньше был достигнут. А именно: все понимали, кто радостно, а кто с горечью, что давно умерла советская идеология, советский стиль жизни с его судорожными попытками выезжать на наследии давно забытой революции, с потугами коллективного воспитания всех всеми. К 1991 году (кажется, эта мысль яснее всего была высказана Арменом Гаспаряном) практически все хотели иметь частную собственность и зарабатывать на ней, всем надоела нудная пропаганда и бессильные руководители, но все, в общем-то, хотели жить в СССР, только получше организованном, обновленном.

И поэтому, не организуясь и не создавая военно-революционных комитетов, громадная часть населения СССР просто не приняла всерьез кучку бессильных стариков, не понимавших того самого консенсуса. Активное сопротивление им было в Москве, но и вся прочая страна тихо и не сговариваясь саботировала их призывы. А вот к 1993 году вместо консенсуса был раскол нации, и тогда история пошла уже по-другому.

Кстати, и Афганистана это касается. Никакого консенсуса насчет будущего там может и не быть, и оттуда приходят сообщения, что узбекско-таджикско-хазарейский север, как и раньше, еще может посопротивляться пуштунско-талибскому югу. Консенсус там был лишь насчет того самого, что в 1991 году в Москве: такая власть не нужна.

И тут нет ничего удивительного. Все СМИ демократов в США сейчас только и обсуждают, что судьбу брошенных на милость талибов женщин Афганистана и всех тех, кто из ЛГБТ. То есть проамериканский режим усиленно насаждал в этой стране не просто феминизм в агрессивном варианте, но еще и гомосексуализм. И какой тогда массовой поддержки он там хотел?

Возвращаясь к нашему 1991 году. Конференция в "Ельцин Центре" стала хорошим финишем для развернувшейся у нас довольно массовой дискуссии о сути событий того года, о том, что же это было. Потому что там столкнулись сторонники двух взаимоисключающих версий. Первая: "демократы-предатели развалили великую державу СССР". Вторая — "то был великий взлет самосознания, но к сегодняшнему дню ГКЧП все-таки победил, все пропало". И каждый идеолог подтаскивает только те факты, которые служат доказательством именно его версии.

Но историческое самосознание наций, их консенсусы такими радикальными методами не выстраиваются. Уроки истории так не заучиваются. А урок очень полезный — как для нас 30 лет назад, так и для афганцев сегодня.