Виктория Абрамченко: многие готовы платить за чистую планету

Темы обеспечения продуктами питания и экологии неразрывно связаны между собой: невозможно производить качественную и полезную продукцию, загрязняя окружающую среду. О ситуации на продовольственных рынках и ценах на продукты, экспортных возможностях России, а также об изменении климата, экологическом туризме и утилизации пластика в интервью РИА Новости в рамках ПМЭФ-2021 рассказала вице-премьер РФ Виктория Абрамченко. Беседовали Антон Мещеряков и Наталья Парамонова.

– В России 1 июня кончился срок действия соглашения о стабилизации цен на сахар. Были заявления о том, что соглашения сработали, но все-таки это регулирование цен, хотя и "мягкое". Может ли правительство вернуться к такому регулированию в будущем?

– Давайте начнем с эффективности. Это были жесткие, непопулярные меры, связанные с взаимным диалогом и с договоренностями между представителями федеральных органов исполнительной власти и конкретных участников рынка, производителей и торговых сетей. Но, благодаря этому решению – непопулярному, подчеркну – нам удалось сдержать цены. Не все были участниками этих соглашений, например, несетевые "магазины у дома", у которых цены были иные. Но все торговые сети и производители сахара, которые присоединились к этим договоренностям, удержали цены на том уровне, которые были заложены в соглашениях. И это хорошо.

Теперь вторая часть вопроса. Из всех инструментов мягкого регулирования по сахару сейчас обсуждается единственный вопрос: будем или нет вводить товарные интервенции на рынке белого сахара, до 500 тысяч тонн, по аналогии с рынком зерна. Решение пока не принято. Есть несколько факторов, которые влияют на принятие этого решения. Во-первых, это хранение, во-вторых, вообще стоимость этого механизма для государственного бюджета. Из мягких мер мы сейчас занимаемся только этим. Все остальное – уверенность наших растениеводов в том, что ситуация будет стабильна, чтобы они отсеяли более 1 миллиона гектаров под сахарную свеклу, как мы с ними и договаривались.

– Соглашения по маслу будут продлеваться?

– Нет, о продлении соглашений мы не говорим. Почему они действуют до осени: это связано с сельскохозяйственным годом, с новым урожаем и с возможностями наших масложировых заводов.

– Можно ли говорить о том, что цены на продукты в России стабилизировались?

– Можно так говорить. В правительстве налажена работа по мониторингу цен на еженедельной основе, причем это данные, которые мы получаем из разных источников. Это контрольно-кассовая техника, данные Росстата, данные Минэкономразвития, данные Минпромторга – по торговым сетям, и Минсельхоза – по производителям. Все эти данные собираются воедино, и мы смотрим всю цепочку, от производства до контрольно-кассовой техники, до конкретного потребителя, что происходит с ценами. И в последнюю неделю мы фиксируем превышение цен над уровнем инфляции только в отношении "борщевого набора", но это сезонный фактор. Самый большой вклад, 11% – это картофель.

Мы обсуждаем с Белоруссией ввоз белорусского картофеля. Но сейчас пойдет новый урожай, и ситуация по картофелю стабилизируется.

– Уже очень давно обсуждается программа продовольственной помощи для малоимущих россиян, а сейчас эта дискуссия активизировалась в контексте альтернативы государственному регулированию. Отношение к такой мере различное: кто-то поддерживает, кто-то вспоминает о рисках. Как вы к ней относитесь?

– Действительно, отношение к этой программе очень разное. Для людей важна доступность продовольствия, а она может обеспечиваться, в том числе, прямыми финансовыми выплатами, которые, напомню, государство уже реализует. С начала пандемии осуществляются прямые денежные выплаты семьям с детьми. Производители продуктов питания и сельскохозяйственного сырья тоже говорят, что это хорошо, потому что таким образом будет гарантирован сбыт продовольствия.

Но третий фактор относительно внутренней продовольственной помощи – стоимость этой программы, в том числе, стоимость ее администрирования. На сегодняшний день мы пока не получили ответа на вопрос, как ее снизить. А там цифры очень большие: несколько десятков миллиардов, чтобы просто эту программу администрировать. Общая мировая практика таких программ – выделять на администрирование до 10% объема средств.

– Чтобы отслеживать, что деньги получают те, кому они реально нужны?

– Да, чтобы убедиться, что меры поддержки получают именно те граждане, которые в этом нуждаются, и чтобы убедиться, что продовольствие – отечественное. Думаю, данные о том, кому нужны средства, мы бы получали быстро. Эти принципы уже заложены по линии Минтруда в части социального казначейства. А вот как обеспечить контроль за получением именно отечественных товаров, на какую сумму рассчитывать, какая должна быть линейка продовольствия? Очевидно, что это должны быть продукты с высоким содержанием белка, мясо, рыба, а также овощи и фрукты, масложировая продукция.

– Если исходить из текущих прогнозов, хватит ли ожидаемых в этом году объемов производства сельхозпродукции, чтобы обеспечить россиян продуктами в достаточных объемах и по доступным ценам?

– Да. Весенний сев идет хорошо, мы идем в графике, отставаний нет. Вначале, из-за погодных условий, было небольшое отставание в темпах сева, до 10% по отношению к прошлому году. Сейчас мы выровнялись. Нет никаких тревожных сигналов о том, что что-то может пойти не так. И мы прогнозируем в этом году урожай зерновых культур в размере не менее 127 миллионов тонн.

– Декларировалось, что Россия будет последовательно увеличивать экспорт сельскохозяйственной продукции, но прошлый год показал, как рост поставок может влиять на цены продуктов в нашей стране. Не будем ли мы на этом фоне сворачивать экспорт?

– Это была бы опасная тенденция. Мы последовательно выполняем задачу по наращиванию несырьевого неэнергетического экспорта. За этим будущее. Как вы знаете, ведется работа над стратегией социально-экономического развития до 2030 года, и у нас была инициатива под названием "Россия – аграрная сверхдержава". У страны очень хороший потенциал в этом направлении. Например, есть большой запас пахотных земель. В апреле премьер-министр Михаил Владимирович Мишустин по поручению президента утвердил новую государственную программу по вовлечению в оборот сельскохозяйственных земель – по ее итогам в оборот будет введено более 13 миллионов гектаров. Мы рассчитываем, что в отношении этих новых земель уже будут реализованы "умные", высокотехнологичные проекты в сельском хозяйстве. Что это будет не экстенсивное, а интенсивное сельское хозяйство. В этом году, в весеннюю сессию, мы завершили рассмотрение двух законов для регулирования сельскохозяйственной продукции с улучшенными характеристиками. И эти новые земли должны работать на производство такой продукции.

И еще у нас достаточные запасы водных ресурсов. Правда, к сожалению, из-за изменений климата тенденция в этой сфере тревожная. Этот вопрос мы недавно обсуждали с Валентиной Ивановной Матвиенко (спикер Совфеда – ред.) в рамках IX Невского международного экологического конгресса. Я делала доклад, что Россию в принципе беспокоит проблема водных ресурсов, от мирового океана до запасов пресной воды. Конечно, сельское хозяйство должно адаптироваться к этим меняющимся условиям, потому что зона орошаемого земледелия будет сокращаться. Нам нужно принимать решения, в том числе, в рамках отраслевой стратегии, по адаптации к изменениям климата.

Возвращаясь к вашему вопросу, Россия – аграрная сверхдержава. Сейчас мы входим в топ-20, а к 2030 году должны войти в топ-10 поставщиков продовольствия на рынки других стран. Это амбициозная задача, но мы должны двигаться в этом направлении. В 2020 году экспорт продовольствия составил 30,5 миллиарда долларов, а экспорт российского газа – 32 с небольшим миллиарда долларов. И, кстати, поставки продовольствия в два раза выше, чем экспорт продукции военно-промышленного комплекса. То есть за экспортом продовольствия будущее. Или, например, экспорт кормов – это очень перспективное направление. Мир охотится за кормами.

– Переходя к экологии, когда будет принята стратегия по климату? И как будет осуществляться переход к интенсивному сельскому хозяйству в этой части?

– В рамках модернизации сельского хозяйства мы говорим не только об адаптационных мероприятиях к изменениям климата. Есть задача, которая поставлена президентом перед правительством в отношении адаптации уязвимых к изменениям климата отраслей. Сельское хозяйство – первая среди таких отраслей. Так вот, адаптационная программа должна появиться уже в этом году. Вскоре я буду проводить совещания со всеми отраслевыми федеральными органами по обсуждению конкретных текстов документов по адаптации к изменениям климата.

– Спецпредставитель президента по вопросам изменения климата Руслан Эдельгериев говорил, что, если ТЭК продвинут в этой сфере, то сельское хозяйство – нет…

– Мы обсуждали этот вопрос на сессии ПМЭФ по пост-ковидному развитию мировых продовольственных рынков и услышали цифру, что мировое животноводство является источником 40% всех выбросов метана по экспертным оценкам. Но ведь никто пока не предусмотрел однозначной альтернативы животному белку в рационе человека. Давайте трезво смотреть на вещи и оценивать, что важнее: снижение выбросов со стороны животноводства или здоровье наших детей и старшего поколения, потому что с точки зрения метаболизма взрослого организма животного белка нужно не меньше, а больше, причем белка, который хорошо усваивается.

Альтернативы разрабатываются, но пока с точки зрения вкусовых качеств белковая пища растительного происхождения серьезно уступает традиционному мясу. Мы сначала должны изучить результаты исследований и конкретных практических разработок в этой сфере с учетом мнения экспертов в сфере здравоохранения, прежде чем утверждать, что это адекватная замена.

Есть такая программа "Школьное молоко": потребление молока в начальной школе дает возможность детям прибавить в росте. Это существенно влияет на возможности молодого организма. В Китае программа существует на государственном уровне, и это дает возможность детям нормально расти и развиваться. У нас такая программа принята чуть более, чем в 10 регионов. Сейчас мы прорабатываем расширение программы на всероссийском уровне, с учетом достаточно большого федерального финансирования. Но этим нужно заниматься: животный белок детям нужен. Пока противоположного наша наука и здравоохранение не сказали.

Конечно, нужно совершенствовать утилизацию отходов. В сельском хозяйстве должна быть внедрена технология улавливания (выделение углекислого газа из выбросов промышленных предприятий – ред.), но государство должно помочь бизнесу. Это же инвестиции, которые нужно отвлечь из отрасли и вложить в экологическую и климатическую модернизацию. В сельском хозяйстве сейчас больше проблем не с парниковыми газами, а с выбросами из-за отсутствия очистных сооружений. Сначала с этим стоило бы разобраться.

– Когда говорят об изменениях климата, можно встретить прогнозы, что это может пойти на благо нашему сельскому хозяйству: например, в Сибири начнем виноград выращивать. Это возможно?

– У изменения климата две стороны: позитивная и негативная. Позитивная заключается в том, что увеличивается зона, где можно выращивать теплолюбивые культуры. И в этой зоне, кстати, достаточные запасы воды, причем запасы той самой влаги в почве, которая наиболее позитивно влияет на будущий урожай. Это поможет нам обеспечить хороший урожай озимых культур.

– Где у нас могут появиться такие регионы?

– Все, что севернее основной земледельческой части страны. То есть, например, если сейчас зерно выращивают на юге Красноярского края, в теории, это будет возможно в центральной части края. Но тут тоже есть интрига, нужно оценить, что эффективнее: вовлечение этих территорий в сельскохозяйственный оборот, или реализация там климатических проектов. С этим тоже предстоит поработать.

– Если говорить о снижении выбросов промышленных парниковых газов, какой потенциал здесь есть у России?

– Мы подготовили проект стратегии развития Российской Федерации с низким уровнем выбросов парниковых газов до 2050 года, и в этой стратегии заложены инструменты энергоэффективности. Есть отдельный план, который разрабатывает Минэкономразвития, сводит его по всем отраслям, по энергоэффективности в экономике. Если мы реализуем этот план в амбициозном варианте, у нас получается потенциал по снижению выбросов парниковых газов около одного миллиарда тонн в год.

При этом такой же потенциал – по нашим экосистемам. Мы уже сегодня оцениваем потенциал по поглощению в 2,5 миллиарда тонн в эквиваленте CO2. И, благодаря реализации климатических проектов и точному учету, может появиться дополнительный потенциал в 1 миллиард тонн. В результате мы можем стать страной, которая может себе позволить, как у нас говорят, "за себя и за того парня" заниматься климатическими проектами.

– Говорят, что в России очень мало специалистов в этой области. Как решить эту проблему?

– Учить, создавать образовательные программы. Например, есть такая профессия – гидрогеолог, сейчас она становится фактически вымирающей: есть направление в образовании, но негде работать, нет востребованности у рынка в такой профессии. А когда нет гидрогеологов – у нас нет надежных оценок запасов пресной воды. Этим нужно заниматься, не только нефтью и газом, но и пресной водой, с точки зрения разведки, отбора, мониторинга воды. Здесь тоже есть балансы, которые мы должны свести.

– Поскольку мы затронули водную тему, была проблема с выловом морских млекопитающих. Как она решается?

– Там два направления. Первое – это культурно-просветительские и научные цели. Мы договорились, что для этого направления решение будет приниматься только правительственной комиссией по рыбохозяйственному комплексу. Еще ни одного такого разрешения выдано не было. Мы специально подняли на правительственный уровень принятие решений, чтобы это был коллегиальных орган, куда входят представители от природоохранного блока, рыбохозяйственного комплекса, от науки. Чтобы все высказывались, можно или нельзя разрешать вылов конкретной особи, в конкретном месте, в научных целях. Я считаю, что это правильно, потому что не изучать жизнь морских млекопитающих тоже нельзя. В научных целях мы должны все равно какое-то количество особей изымать из дикой природы.

Также мы закрываем границу, будет решение о запрете на вывоз (китообразных – ред.) с территории Российской Федерации. Уже на выходе такой шестимесячный запрет.

– Почему только шесть месяцев?

– Чтобы запретить окончательно, нам нужно одобрение Евразийского экономического союза.

– Но сейчас запрет будет до конца года?

– Да.

– Еще одна чувствительная тема – мусоросжигательные заводы или заводы по термической обработке. На ПМЭФ было несколько сессий с участием "РТ-Инвест" и создается впечатление, что уже решен вопрос о том, что они будут строиться и финансироваться из средств РОП. Это так?

– Решение не принято. У "РТ-Инвеста" есть проект. Я подчеркиваю, что у одного юридического лица есть такой проект. Другие юридические лица с альтернативными проектами не приходили. То есть одна компания, которая намерена масштабировать свой проект по строительству одного завода в Татарстане и четырех в Московской области на другие субъекты.

Как мы это решение должны принять, на чем основываться? Мы с Александром Валентиновичем Новаком (вице-премьер РФ – ред.) провели совещание, где попросили коллег оценить финансовую модель данного проекта. Стоимость этого проекта – 1 триллион 400 миллиардов рублей. Финансовая модель основывается на колоссальных бюджетных инвестициях в разной форме: компенсация прямых капитальных затрат, субсидирование процентной ставки по кредитам, вливание в качестве операционных денег средств РОП (расширенная ответственность производителя). Но у РОП другая нагрузка. Это средства, которые поступают в федеральный бюджет в случае, если тот, кто выпустил товар или упаковку, подлежащие утилизации, их не утилизировали. Такая компания при этом платит не штраф, а возмещает деньгами свое бездействие. Мы как государство должны за деньги РОП создать инфраструктуру для экономики замкнутого цикла.

Вы знаете, что президентом поставлена задача к 2030 году создать мощности по сортировке и не только в крупных агломерациях, а во всей стране. Нужно подумать, каким образом, это сделать там, где экономики нет вовсе – в труднодоступных и удаленных муниципалитетах.

– Мы часто слышим об экономике замкнутого цикла, как она строится в России?

– Наша задача – создать систему, при которой до 50% вторичного сырья из отходов в строительстве, сельском хозяйстве, промышленности будет возвращена в оборот.

У нас есть концепция РОП, которую правительство по поручению президента пересмотрело. В рамках подготовленного плана мероприятий по этой концепции мы готовим инициативы, направленные на сокращение мусора как такового, и на сортировку всего объема. Мы должны внедрять раздельный сбор, повышать экологическую информированность граждан, их вовлеченность.

Следующий блок – создание мощностей для переработки и нормативная база для вовлечения вторичных материальных ресурсов.

– Запрет на пластиковые палочки – тема, которая вызывает огромный интерес. Почему вы сфокусировались на них, хотя есть еще памперсы, прокладки, капроновые колготки, медицинские маски, которые невозможно переработать?

– Медицинские маски – это медицинские отходы, там только термическая утилизация. С такими отходами как раз была связана реакция на инициативу активистов, которые воспользовались своим правом, собрали сто тысяч подписей, и отправили ее в правительство. В этой инициативе предложено запретить энергетическую утилизацию вовсе. Мы задали инициативной группе вопрос: что делать с костюмами, которые были в красной ковидной зоне? Там только энергетическая утилизация, ничего другого быть не может.

Инициатива содержала также требование запретить трудноизвлекаемые и неперерабатываемые виды товаров и упаковки. Эту инициативу я поддерживаю. После тяжелейшего диалога с бизнесом по корректировке концепции РОП такое решение нашло свое отражение в скорректированной концепции и в дорожной карте. Уже подготовлен проект такой юридической конструкции. А вот список запрещенных материалов будет в подзаконном акте. При его составлении будем детально разбирать все с экологами, бизнесом и наукой. Если бизнес не может материалы переработать и утилизировать, и технологии в обозримом будущем не просматриваются, то надо от таких материалов постепенно отказываться.

– Вот памперсы, что с ними делать? Технологии по их утилизации нет, будете запрещать?

– Мы не сумасшедшие, мы не будем делать этого запрета. Мы не перейдем опять на марлевые или фланелевые пеленки для наших детей.

– Насколько подорожают товары, если мы начнем жить экологично?

– Надо ответить себе на вопрос: "Вы готовы платить за экологичные товары?". Если ответ: "Да", то государство должно помогать бизнесу производить более экологичные товары, быть более экологичными. Не нужно на потребителя это перекладывать. Не потребитель должен за все платить, хотя многие граждане готовы платить, и я тоже готова платить за чистую планету.

– Раз уж мы с вами обсуждаем новостные темы, у нас происходит всплеск внутреннего туризма. Как развивать туризм и не вредить заповедникам?

– Нужно начинать с развития экологического туризма на территории национальных парков, а не заповедников. Национальные парки – более мягкий режим, который позволяет построить инфраструктуру, но, повторю, экотуризм должен развиваться с учетом допустимой антропогенной нагрузки.