Ксения Мишонова: аниме – реальная угроза для детей

Во вторник, 11 мая, в результате стрельбы в гимназии №175 в Казани, по данным властей Татарстана, погибли семеро детей и две учительницы, 24 человека были госпитализированы. Стрельбу устроил 19-летний Ильназ Галявиев, на которого было официально зарегистрированное оружие. После этого в России началось активное обсуждение и выдвижение предложений по улучшению мер детской безопасности. Детский омбудсмен Московской области Ксения Мишонова рассказала в интервью РИА Новости о своих методах работы со школами, родителями и детьми, об угрозе аниме для безопасности детей, смертной казни для педофилов и найденной в мусорном баке девочке.

– Ксения, недавно в Казани произошла страшная трагедия: молодой человек прошел в образовательное учреждение с оружием в руках. Как вы считаете, на каком этапе произошел сбой: семья-воспитание-школа-педагоги-психологи-одноклассники?

– Трудно так сказать, не оказавшись там, в Казани. Не видя материалов, которые сейчас есть у следственных органов, не читая выводы, которые делают все эксперты и которые общаются там и с семьей, и со школой, и с колледжем. К этой истории много вопросов. И совершенно очевидно, что в этой ситуации, кроме этого самого парня, очень много людей, которые могли взять на себя ответственность за этот его поступок. Он не один виноват. Виновата система, виновата семья, виновата система образования. Понятно, что за 1000 километров очень трудно судить о чем-то, но у меня есть вопросы. Вот он учился 3,5 года, учился на 4 и 5. Потом со студентом что-то происходит: он перестает ходить на занятия, перестает сдавать сессию. И, собственно говоря, никого не волнует из педагогического состава колледжа – что будет дальше? Неужели им было все равно, что он так и не получит диплом, и он не выйдет в жизнь специалистом? Им правда было все равно, что он проучился 3,5 года, а потом уйдет в никуда? Много очень вопросов. Но, опять-таки, всегда такую историю мы рассматриваем целиком: от начала и до конца.

– По поводу охраны образовательных учреждений. В аппарат уполномоченного по правам ребенка поступают такие жалобы? И если поступают, то проводите ли вы проверки безопасности, и какие результаты у этих проверок?

– У нас нет полномочий проверять на безопасность школы. Есть уже единые стандарты: обязательно должна быть тревожная кнопка, должны быть металлоискатели, должны быть так называемые вертушки, должна быть ограда вокруг территории школы – чтобы никто посторонний не мог зайти просто так, по-хорошему должен быть замок, домофон и так далее. За этим всем у нас следит Росгвардия. В Московской области проходят плановые и внеплановые проверки по безопасности школ в рамках антитеррористической угрозы. И по распоряжению губернатора Андрея Юрьевича такие проверки проходят и будут происходить постоянно. Все выявленные недочеты, в том числе и технического характера, устраняются на месте, и потом проходит опять контрольная проверка системы безопасности школы. Я бы не хотела все-таки все сводить к периметру школы. Я бы не хотела, чтобы наши школы превращались в военные объекты за колючей проволокой, и чтобы наших детей встречали хорошо вооруженные люди. Безопасность школы – это не только стены, не только охрана, не только металлоискатели. Безопасность школы – это дети, родители, учителя, это атмосфера и бесконфликтная среда в школе, это все то, что не может провоцировать агрессию. Мы должны уделять внимание всем вопросам: и безопасности, и охране, и чтобы не мог случайный человек зайти и что-то сделать, потому что мы понимаем, какое количество людей с психиатрическими заболеваниями существует, и какие есть сложности с лечением, выявлением и обследованием таких людей. Конечно, мы должны сделать все, чтобы никто не навредил извне. Когда у нас случилась история в Ивантеевке, и парень-террорист, ученик этой школы, пришел и кидал взрывные пакеты в своих одноклассников, занес топор над своей учительницей, вдруг пришло осознание, что мы должны защищать школу и своих детей не только от внешних угроз – они у нас могут созреть внутри школы. Мы должны быть очень внимательны ко всем маякам, которые нам дети дают. Они же все равно рассказывают, что они хотят сделать. Они же все равно таким образом призывают, с одной стороны, помочь, с другой стороны, пытаются обратить на себя внимание: пишут, угрожают, рассказывают о своих планах – это все про что? Про то, что ребенок хочет на себя обратить внимание. Хочет, чтобы кто-то его взял за руку и остановил, хочет, чтобы кто-то решил его внутреннюю проблему. Я, к сожалению, не знаю, какая была проблема у этого почти взрослого человека в Казани, но уверена, что у него были какие-то внутренние свои причины: просто так он наверняка бы не дошел до этого решения. А вот причины нужно искать.

– А ваш аппарат занимается мониторингом конфликтов, опасностей?

– Мы ориентируемся на обращения, которые к нам приходят. И когда мы заметили три года назад, что у нас было много обращений по поводу конфликтов в школе, мы поняли, что, значит, у нас нет достаточной компетенции у учителей и директоров школ, либо нет понимания, что с конфликтами нужно работать. И чтобы не превращать их уже в огонь на поражение, надо все-таки решать эти конфликты в самом начале. И по возможности не давать им разгораться во что-то большее и разрушающее. Поэтому мы затеяли проект "Бесконфликтная школа", который включал в себя повышение компетенции учителей как раз на том этапе, когда нужно работать с конфликтом: среди учеников, среди родителей. Мы стали учить родителей, как действовать в ситуации, когда твой ребенок является или жертвой, или наоборот – тем самым агрессором. Могу сказать, что эта история уже приносит свои плоды – количество обращений сократилось почти на треть по конфликтам в школам. И сейчас, зная, что мы очень большое внимание уделяем этой проблеме, все учителя и директора школ, понимая, что рано или поздно это дойдет до нас, принимают меры. Не все, но очень многие уже понимают значение медиации в школьной среде и работают с конфликтами уже совершенно на другом уровне. Понимаете, у нас какая-то привычка повсеместная: замять, укрыть, не рассказать никому и показать фасад – нарядный и красивый. И хвастаться результатами рейтингов, показателями всякими, ЕГЭ и так далее. А вот то что внутри происходит – не выносят сор из избы, ну так принято. Но мир движется, все меняется, существуют институты общественные – как, например, институт уполномоченного по правам ребенка. От нас уже скрыться практически невозможно: мы приходим, и наша задача – решить вопрос. Другое дело, что мы тоже законом связаны. У меня есть обращения – они, к сожалению, не уходят никуда, как раз в отношении детей, которые себя ведут как-то неадекватно, проявляют агрессию к другим ученикам. При этом родители таких детей не обращают на это внимание. И законодательно мы ничего не можем предпринять в отношении такого ребенка кроме как пытаться поговорить, пытаться с родителями поговорить, поменять линию воспитания, общения. Но опять же таки, я в этом убеждена после стольких лет работы, что просто так ребенок не может проявлять агрессию. Если это не признаки, особенности его здоровья или какого-то заболевания, о котором мы тоже не всегда знаем, надо искать первопричину, и она зачастую бывает в семье или в самом классе.

– Как вы считаете, поможет ли проверка социальных сетей школьников на предмет девиантного поведения? Насколько это эффективная мера?

– Я не считаю что увлечение соцсетями для детей – это показатель девиантного поведения. Это наша жизнь, это современность, и с этим надо смириться. Вопрос в другом: а что мы знаем о соцсетях наших детей? Знаем ли мы, где они бывают, с кем они общаются, что их увлекает, что их привлекает, чему они следуют, кого они последователи, и вообще, что у них творится в душе, сердце, голове? Понятно, что невозможно добиться результатов сплошными ограничениями и запретами. Сейчас уже ни один современный ребенок не согласится на это, и вы все равно получите конфликт, ссору и агрессию с его стороны. В данном случае мы всегда призываем родителей просто быть внимательными и открытыми к своим детям, интересоваться, что у них происходит. У нас был случай: две девочки совершили суицид в Химках, и когда стали выяснять причины… Причем одна чудом осталась жива, выпав с 15 этажа. Выяснилось, что обе, знаете, как в оперативной сводке пишут: благополучная семья, на учете не состояла, девочки хорошо учились, занимались дополнительным образованием, чем-то увлекались, танцевали, изучали английский. И вдруг решили уйти из жизни. Маленькие девочки, даже еще не подростковый период – такой, который привлекает на себя внимание. Выяснилось, что просто дечонки увлекались аниме. Аниме, которые в той же Японии идут с маркировкой 18+, а у нас они доступны в ютубе детям. Главные герои этих аниме с суицидальной направленностью, периодически заканчивают жизнь самоубийством разными способами, но потом возрождаются вновь. И эти анимэ – реальная угроза для наших детей. Но мама не знала, что, например, ее дочка увлекается аниме. Я убеждена, что, в любом случае, все работает в комплексе: внимание учителей к детям, у которых меняется вдруг поведение по каким-то причинам: это может быть ссора в семье, развод родителей, какая-то другая история трагичная. Семья должна обращать внимание на своих детей и проводить с ними больше времени. Наверное, это сложно сейчас требовать от родителей, но в более качественное время можно. Побольше задавать вопросов, на которые детям будет интересно отвечать.

Поделюсь с вами просто для вашего кругозора. Я встречаюсь и с детьми, и со взрослыми. Собираю большие родительские собрания и детские. И вот подростки сидят, и я спрашиваю: скажите, как отношения с родителями? Кто-то говорит – хорошие, кто-то говорит – нормальные. И тут девочка одна поднимает руку и говорит: "Вы знаете, мне мама задает 150 ненужных вопросов. Каждый день". И я потом говорю: ну, а какой же вопрос должна задать мама, чтобы тебе стало с ней интересно, что ты хочешь, чтобы у тебя мама спросила? Причем я такую же задачку задаю родителям. И, удивительная история: они все знают эти 150 вопросов, которые мы все ежедневно спрашиваем у своих детей. Но ни один родитель не называет мне того вопроса, который больше всего хочет услышать ребенок. А ребенок хочет, чтобы с ним поговорили: что у него в душе, на сердце, что его волнует, что его по-настоящему расстраивает или радует. А мы же как? Как дела? Нормально. В школе как дела? Нормально. Поела? Да, нет. Как с друзьями? Нормально. Уроки сделала? Да, нормально. У нас определенный набор вопросов к ребенку. Но если честно, если представить, чтобы мне задавали каждый день одни и те же вопросы, неважно кто, мне было бы очень лихо. Поэтому надо пересмотреть отношения. Забота, мы очень загружены заботой и нашей ответственностью за детей. Понятно, что мы много работаем. И считаем, что мы должны дать им все, даже больше, чем у нас было в детстве. Делаем все, чтобы они ни в чем не нуждались и могли иметь все развлечения, и чтобы им было доступно все, что может предложить современный мир. Детям нужно и это тоже, конечно, но в большинстве детям нужна наша любовь, проявление любви. Просто сказать: я тебя люблю. Даже когда ты не знаешь, что сказать, можно сказать: я тебя люблю. В любой ситуации. И желательно почаще.

– Расскажите, пожалуйста, есть ли в подмосковных школах психологи? В чем заключается их работа как психологов при школе? И есть ли в их арсенале навыки по выявлению детей с девиантным поведением?

– Наверно, не очень корректно мне судить о компетенции психологов, я не специалист в этом смысле. У нас есть психологи. Почти все школы укомплектованы психологами и социальными педагогами. Но есть кадровый голод. Есть профессиональный голод. Даже среди тех психологов, которые есть сейчас, понятно, что не все обладают теми компетенциями, которые уже требуют современные дети. У нас мало психологов-конфликтологов, которые реально могут работать с серьезными историями, конфликтами, раскручивать эти конфликты, помогать. Мало психологов, которые обладают компетенциями медиаторов, которые сейчас невероятно востребованы в современной школе. И понятно, что существующие ставки, нормативы, я бы назвала их номинальными. Один психолог на тысячу человек детей… Ну, не знаю, хорошо, что он есть. Вряд ли он будет успевать за всеми и все отслеживать. За всеми следить и всем помогать – это просто невозможно, физически невозможно сделать. У него не хватает на это времени. И у социальных педагогов тоже много других задач стоит.

Мне кажется – может быть, это утопия, но мне кажется – если уж мы затеяли с психологами, то социальный педагог с навыками психолога, медиатора, это человек сопровождающий, он вообще должен быть прикреплен к каждому классу. Вести с первоклашек до завершения школы и наблюдать за детьми, зная, каким ребенок пришел, зная, с какой семьи пришел, что происходит. Это как семейный доктор. Он ведет всю семью, знает в анамнезе все диагнозы. Поэтому нам здесь тоже очень важно. Я бы сделала так. К каждому классу, приходит первый класс, вот у него есть социальный педагог-психолог, который ведет детей, смотрит, помогает, настраивает отношения в классе. Потому что у учителя 30 человек детей. У него тоже отчеты, нормативы, проверочные и так далее. И понятно, что он еще должен успевать за всеми следить, наладить отношения в этом подчас большом детском коллективе, где все разные детишки. Наладить, научить их дружить друг с другом, научить выходить из каких-то трений правильно, ссориться научиться хорошо, да и мириться. Это очень большая работа. Один человек не может на себе все это тянуть. Это по-хорошему, это в идеале: психолог на каждый класс, он с первого по одиннадцатый его ведет. Это в идеале. Но у нас физически нет такого количества психологов с такими компетенциями и с такими знаниями, столько не выпускают психологов. Надо как-то заинтересовать, чтобы все пошли в психологи. Быть психологом очень сложно, туда специальные люди идут.

– Есть мнение, что идут по собственным мотивам: решить собственную проблему.

– Это не мнение, это утверждение. Да, не всем удается. Я бы, конечно, всю ответственность не возлагала на психологов. Я считаю, что это целостная программа. Вот, весь педагогический состав школы, они должны быть мотивированы, ориентированы реально все на одну бесконфликтную, комфортную среду в классе, в школе, чтобы были какие-то общие мотивы, принципы, жизнь. Дети проводят в школе больше времени, чем дома. Несмотря на это, все равно мы говорим, что ответственность с семьи нельзя снимать. Дети берут все-таки модель поведения семьи, и это очень важно. И если вы позволяете ругаться друг с другом, обзывать друг друга при ребенке, то, конечно же, он будет это воспринимать как норму. И если вы позволяете себе агрессию по отношению к ребенку, при невозможности вам ответить, он пойдет и обязательно восполнит этот пробел, и кому-то ответит грубо, и где-то проявит агрессию. И зачастую это бывают как раз одноклассники.

– Расскажите, пожалуйста, а после инцидента в Казани увеличилось число обращений в ваш аппарат? Есть ли какой-то резкий всплеск?

– Нет, я бы так не сказала. Ко мне стали обращаться по поводу детей, которые проявляют агрессию к другим ученикам и с которыми ничего нельзя сделать. Видимо, при попытке решить этот вопрос с администрацией школы ничего не вышло, и приходят уже к нам. Но мы все равно возвращаемся в администрацию школы. Мы должны с ними попытаться решить этот конфликт: совместно с родителями этого ребенка, совместно с родителям тех детей, которые пишут нам обращения на этого ребенка. Знаете, был случай, когда мальчик, почти отличник, проявлял невероятную агрессию, и родители жаловались во все инстанции, а родители ребенка говорили: "нас не очень волнует, как он себя ведет: он же получает одни пятерки-четверки". И с этим очень сложно уже работать, потому что все равно без разрешения родителей ты не сможешь провести психологическую поддержку для ребенка, ты не можешь отравить ребенка к психологу без разрешения родителей. Да и родителей ты не можешь туда же отправить без разрешения их собственного. Поэтому здесь, опять же, комплексная история – родители, учителя, дети.

– Вы ранее заявляли о том, что завершается работа над документом "Стратегия действий по обеспечению детской безопасности в Московской области". Выработан ли план действий, и в чем он заключается?

– Да, в ближайшие дни будет принята стратегия, она была разработана со всеми ведомствами, министерствами и силовыми структурами по поручению губернатора Андрея Воробьева. Для нас было важно собрать в единую систему, в единый план мероприятий все то, что и так делали вроде бы все ведомства и министерства. Нам важно было понять, структурировать, нарисовать для себя дорожную карту, составить план. Для нас это 2025-й год: вот за эти пять лет мы должны, такую ставим себе амбициозную задачу, снизить статистику по детскому травматизму и гибели детей в Московской области. Это при том, что детское население растет из года в год в Московской области. И для нас важно было выстроить нашу систему даже по сезонам. Риски сезонные для детей для нас тоже важны. И сейчас такой план есть, и мы ему уже следуем.

Мы понимаем, что для нас самое главное – не цифры, хотя они тоже важны. Для нас жизнь каждого ребенка бесценна. Чтобы сделать жизнь его безопасной и счастливой, мы должны на всех уровнях смотреть на риски и работать на профилактику. Начиная от закрытых везде люков, безопасных элементов детских площадок, безопасного школьного питания, патрулирования водоемов, предупреждения родителей обо всех опасностях и инициирования, например, покупки запоров на окна – чтобы дети не выпадали из окон. Постоянное информирование родителей и взрослых обо всех рисках, которые могут принести травмы нашим детям. Это такая комплексная история. Для нас важно создать безопасную среду, чтобы дорожники каждый раз думали не просто, какие это дороги, а насколько они безопасны для детей. Вот на таком уровне сейчас идет работа в области. И каждый раз, когда мы приезжаем на место в муниципалитет, идем смотреть площадку, заходим в школу. Мы как раз оцениваем состояние всего, исходя из детской безопасности. Мы не проверяем школы на безопасность, но мы обязательно смотрим все, что должно в них работать. У нас нет полномочий, но обратить внимание на не работающую тревожную кнопку мы точно можем.

– Близится летний каникулярный период, что бы вы хотели сказать родителям относительно детской безопасности?

– Я бы всем родителям хотела сказать: будьте внимательны, будьте бдительны, не оставляйте детей без присмотра. Организуйте отдых своих детей так, чтобы они не оставались одни. Очень важно. Есть несколько факторов, на которые мы постоянно обращаем внимание. Мы рассылаем точечно письма от многих министров, в том числе и от меня, пишем: будьте внимательны, в вашем муниципалитете то-то и то-то произошло. Мы призываем родителей не оставлять детей одних в машине закрытыми, особенно в летний период. Мы призываем родителей быть осторожными и следить за своими детьми, когда вы уедете на дачу. Зона риска – водоемы, бассейны, дачные пруды. Дети, к сожалению, оставшиеся без присмотра родителей, очень быстро тонут. И такие случаи происходят, есть уже в этом году. Мы призываем быть осторожными с жидкостью для розжига со всеми химикатами, которые у вас есть на даче: дети не читают этикетки и не нюхают жидкость, когда пьют что-то из бутылки, эти навыки по безопасности приходят к нам со временем и с возрастом. Больше всего происходит детского травматизма – это ДТП. В основном это происходит по вине взрослых. Сейчас надо быть очень внимательными с юными водителями скутеров, самокатов, велосипедов, у нас уже есть случаи наезда на пешеходов. Пожалуйста, следите за своими детьми, учите их правилам дорожного движения, сами не нарушайте ПДД, научите детей переходить в положенном месте и правильно переходить дорогу, будьте внимательны и осторожны. Не открывайте окна рядом с ребенком, не оставляйте его рядом с москитной сеткой, поставьте запоры на окна – это стоит недорого, но жизнь нашего ребенка бесценна. Поверьте мне, никакие деньги потом не оправдают страшную потерю. И детей, конечно же, надо приучать тоже к безопасному поведению – быть осторожными и внимательными.

– Вы в своем телеграмм-канале писали о том, что педофилов нельзя перевоспитать, их нельзя выпускать из тюрьмы, и выступали за смертную казнь для таких преступников. Действительно ли вы считаете, что нужно отменить мораторий на смертную казнь?

– Я... да, я так считаю. Я считаю, что нужно подумать о том, чтобы отменить мораторий на смертную казнь для педофилов, если это невозможно сейчас, и общество к этому не готово...Но по крайней мере, надо подумать о том, чтобы они сидели пожизненно, а их силы, их труд использовать на благо общества. Я – за то, чтобы они не выходили. Потому что почти в 100% случаев случается рецидив. Это вылечить невозможно. И каждый раз мы понимаем, что выходит человек, который настроен на то, чтобы совершить очередное преступление.

– Недавно в Дмитрове нашли в мусорке маленькую девочку, мать ее выбросила после рождения. Расскажите, как сейчас сложилась ее судьба: где она и что с ней?

– Малышка – ее назвали Ирина – находится сейчас пока в детской больнице, ее обследуют врачи, никаких выраженных заболеваний и патологий пока не нашли. Она проходит медицинское обследование. На ее мать завели уголовное дело, и как только мать будет лишена родительских прав, ребенок сразу же будет усыновлен новой семьей.

– Уже нашлись новые родители?

– У нас в базе очень много приемных родителей, которые готовы взять девочку к себе, очень много. Сейчас будут подбирать специально под ребенка семью, рассматривать разные варианты. Даже более того: когда я выложила пост про нее в инстаграм, мне в директ написало 25 родителей, часть из которых уже с готовыми документами, уже стоят в базе данных, а часть, у которых просто такой порыв – взять девочку к себе домой. У нас с каждым годом все больше и больше людей, которые готовы усыновить такую маленькую девочку.

– А с чем вы связываете такой рост готовых к усыновлению родителей?

– Последние пять лет прошли не даром для нашего общества, мы многое переосмыслили, государство предпринимает беспрецедентные шаги по поддержке приемных родителей, и у нас есть проблемы с демографией, многие пары испытывают трудности с деторождением. Когда ты воспитываешь общество, что чужих детей не бывает, то очень многие, даже молодые люди, готовы взять ребенка. Меня поразило: написала одна моя подписчица и сказала, что мы хотим своего ребенка и все равно будем пытаться родить своего ребенка, но мы готовы взять девочку к себе. Чужих детей не бывает. Я каждый раз сама себя еле держу в руках, чтобы не забрать ребенка домой. Мне кажется, настолько естественно... И я это связываю с тем, что у нас все равно более-менее сейчас жизнь стала лучше, стабильнее: уже многих людей не пугает еще один ребенок в семье, многие люди задумываются над тем, чтобы поделиться с маленьким человеком своей любовью, своей семьей, своим счастьем, своей душой. Это сейчас важнее становится, чем что-то остальное. И ведь вы же понимаете, что одно дело - приемная семья, а другое дело – это усыновление, это ребенок приравнен к родному, и, соответственно, уже нет такой поддержки от государства. Но тем не менее, желающих становится каждый год все больше и больше.