Владимир Катцов: теплеть в России стало еще быстрее

Правительство в 2020 году начало разработку национального плана адаптации к изменениям климата, в 2021 году вице-премьер Виктория Абрамченко назвала сельское и жилищно-коммунальное хозяйство, а также транспорт теми отраслями, которые более других пострадают от изменения климата. Между тем, принятая стратегия адаптации к изменениям климата есть только в Москве. Насколько быстро меняется климат в России, каким регионам надо адаптироваться в первую очередь, когда процесс адаптации может быть завершен, и почему влияние человека на климат трудно заметить на уровне региона, объяснял корреспонденту РИА Новости директор Главной геофизической обсерватории имени Воейкова (ГГО) Росгидромета Владимир Катцов.

– Можете ли вы назвать регионы страны, для которых важнее всего адаптироваться к изменениям климата?

– Я полагаю, что адаптироваться к изменениям необходимо всем регионам России. В каждом есть то, что быстро и критично изменится. Чем измерить приоритетность? Возможно, скоростью развития событий и оценкой потенциального ущерба. Однако, подсчет возможных экономических ущербов – это работа, которую еще предстоит осуществить.

Что страшнее – пожар или наводнение? Территория страны огромная, климатические обстоятельства крайне разнообразны. В этом разнообразии, к слову, есть не только минусы, но и плюсы. Это разнообразие отчасти обеспечивает нам ресурс адаптации. Россия, в отличие от некоторых стран и особо уязвимых регионов, например, малых островных государств в Тихом океане, которые в результате климатических изменений могут просто исчезнуть с лица земли, располагает значительным адаптационным потенциалом. Россиянам не надо будет всем миром эмигрировать в другие страны.

– Но какие-то области будут, из которых придется переселяться?

– Не исключено, но речь не идет о значительных территориях, тем более в масштабах нашей самой большой в мире страны. Опять же, с одной стороны, регионы очень разнообразны, но с другой, есть и общие климатические проблемы, так что некоторые адаптационные меры могут быть применимы к обширным территориям.

Работу по оценке потребностей и адаптационного потенциала регионов еще предстоит проделать. Но мне хотелось бы уточнить, что Росгидромет отвечает за так называемое климатическое обслуживание – предоставление научной информации и аналитики в части происходящих и ожидаемых изменений климата и погодно-климатических воздействий на население, окружающую среду, отрасли экономики. Но разработка собственно отраслевых и региональных мер адаптации относится к компетенции министерств, ведомств – на федеральном уровне и в субъектах федерации. Кто-то может пока и не замечает изменений, а для кого-то необходимость принятия срочных мер уже очевидна. Движение к адаптации уже началось.

– Если россияне будут мигрировать внутри страны, то ждать ли нам климатических беженцев извне?

– Такое может произойти. Велика вероятность, что переселение будет идти с южных границ России, из стран СНГ, расположенных там. В Средней Азии проблемы с водными ресурсами являются ключевыми. И не только в Средней Азии, такие проблемы также характерны для юга Украины и Молдавии.

Однако, теоретически даже в такой ситуации нехватки водных ресурсов страны могут адаптироваться. Например, Израиль адаптировался к похожим проблемам.

– Насколько мы отстаем, если с чем-то можно сравнить, в этом движении? Получается, все еще предстоит вам посчитать?

– Во-первых, эта история (с адаптацией – ред.) – очень надолго. Надо признать, что потребность в адаптации будет всегда. Сначала произойдет некая первоначальная попытка что-то спланировать, оценив угрозы, риски, новые возможности, связанные с изменением климата. Потом, вероятно, будут предприняты меры для того, чтобы научиться управлять рисками, минимизировать возможный ущерб. Какая-то часть решений, не исключено, будет неэффективной и даже ошибочной, потому что с изменяющимся климатом мы оказываемся в новой ситуации, и всего сразу не предусмотришь. Поэтому процесс адаптации можно считать циклическим. Сначала планирование, затем реализация мер адаптации и попутно мониторинг эффективности этих мер, потом коррекция планов и дальше по кругу.

– А были уже примеры из стран, которые начали адаптироваться, а потом поняли, что сделали что-то не так?

– Да, мне недавно попала в руки свежая, довольно интересная научная статья о том, каким образом адаптационные действия могут причинить вред. Там речь шла о развивающихся странах.

История адаптации именно к изменениям климата еще пока коротка. Многие страны разработали национальные планы адаптации, другие еще работают над ними. И я бы не сказал, что в смысле планирования адаптации мы как-то там радикально отстаем. Да, мы не в числе мировых лидеров по этой части. Но, как известно, мы медленно запрягаем…

К слову, я не устаю в разных местах говорить про то, что адаптация – это некая существенная часть, наверное, львиная доля того, что мы понимаем под климатическим обслуживанием. История климатического обслуживания в разных странах – она разная, но в России она действительно долгая и вполне успешная. Мы в принципе можем говорить более чем о столетии климатического обслуживания в нашей стране. Я как некую точку отсчета отечественной истории климатического обслуживания использую год 50-летия Главной геофизической (в то время физической) обсерватория имени Воейкова, когда обсерваторией был издан первый Климатологический атлас Российской Империи, то есть 1899 год.

– Кажется, он теперь не актуален, его можно выбросить, все поменялось?

– Нет, конечно! Во-первых, это своего рода реликвия – превосходная огромная книга, которая получила золотую медаль на Парижской выставке в 1900 году. Один экземпляр – часть нашей музейной экспозиции. Кроме того, это основательный, фундаментальный труд, он важен и нужен, если не в прямом практическом применении, то, по крайней мере, как некая ретроспектива.

На протяжении 20 века в нашей стране прикладная климатология – наука, непосредственно взаимодействующая с отраслями народного хозяйства, – интенсивно развивались и всегда была на очень высоком уровне. Однако большую часть 20-го века эта наука исходила из неизменности климата. В последние десятилетия климат стал совершенно очевидно меняться, и перед нами встают новые задачи, в решении которых очень пригодится и наш столетний опыт.

– Получается, что у России нет проблем с адаптацией. Мы не отстаем, система климатического обслуживания давняя. Так?

– Давайте к проблемам. Они, разумеется, есть, и немалые. У нас огромная территория, которая при этом требует достаточно подробного представления о том, что на ней происходит с климатом и последствиями его изменений. У нас есть Государственная наблюдательная сеть, за которую отвечает Росгидромет и основу которой составляют 775 метеостанций, предназначенных для климатического мониторинга. На самом деле, метеостанций у нас намного больше, но вот эти климатические станции – это "элита", они неприкосновенны и дают высококачественную климатическую информацию в течение долгого времени. Наблюдения за климатом ведутся и с других платформ. На основании этой информации можно судить, как эволюционирует климат, как теплеет.

Недавно был опубликован очередной ежегодный доклад Росгидромета о состоянии климата на территории России в 2020 году. Согласно этому докладу, у нас обновились оценки скорости изменения климата с 1970-х годов по настоящее время, которые говорят о нарастании изменений. Глобально продолжает теплеть на 0,18 градусов Цельсия за десятилетие, и это большая скорость для глобальной температуры.

А вот на территории России тренд увеличился до 0,51 градуса за десятилетие (на 2019 год тренд составлял 0,48 градусов). В прошлом году чрезвычайно тепло было летом на северах. Помните летний рекорд в Верхоянске?

Нельзя утверждать, что этот тренд сохранится – собственные колебания климата никто не отменял, но существует высокая вероятность, что эти тренды будут держаться или даже нарастать. И мы знаем причины, которые за этим стоят.

– Вы имеете в виду антропогенные выбросы?

– Я имею в виду потепление, в значительной степени обусловленное антропогенным воздействием, которое еще и нарастает. Это тот самый парниковый эффект, усиление которого сейчас так хорошо видно и в глобальной температуре, и в изменении температуры на территории нашей страны.

Средняя температура на Земле достаточно устойчива, поэтому мы хватаемся за голову, когда видим, как быстро она растет. Казалось бы, что такое 0,18 градуса за 10 лет, хотя за сутки температура меняется гораздо сильнее. Но для средней глобальной температуры это очень много. На сегодняшний день из отпущенного политиками как бы "приемлемого" глобального потепления на два градуса против доиндустриальной эпохи, один градус планетой уже выбран.

При этом стоит отметить, что чем меньше рассматриваемая нами территория, тем большую роль в наблюдаемой эволюции климата играет собственная изменчивость, то есть колебания климата, не связанные с антропогенными выбросами.

– То есть маленькая страна не заметит изменение климата?

– Чем меньше территория, тем сложнее выделить, обнаружить существующими методами антропогенный сигнал. Климатическая система – это очень сложная нелинейная система со сложными взаимодействиями между ее компонентами и внутри этих компонентов.

Допустим, Земля ровно по кругу (а не по эллипсу, в первом приближении) двигалась бы вокруг Солнца, не было бы каких-то колебаний солнечной активности или извержений вулканов, не было бы никакого антропогенного воздействия. Все равно год на год был бы не похож, потому что климатической системе присуща собственная изменчивость.

В глобальных оценках для всей планеты антропогенный сигнал хорошо виден. А когда вы смотрите, например, на отдельно взятый континент, антропогенный сигнал уже начинает маскироваться "шумом" собственной изменчивости. Но и на всех континентах мы уже можем выделить влияние антропогенного фактора. Только в Антарктиде пока не видим его. Но там слишком короткий ряд наблюдений, не достаточный для такого анализа. Чем меньше территория и короче ряд наблюдений, тем сложнее задача обнаружения антропогенного сигнала. Но по мере нарастания антропогенного изменения глобального климата сигнал будет все отчетливее проступать и на небольших пространственных масштабах.

– Получается, что на уровне страны еще как-то видно антропогенное воздействие, а когда мы спустимся в регионы или в города, то там можно отрицать влияние выбросов?

– Глобальное складывается из регионального, а региональное из локального. А что касается отрицания, то есть, кажется, не столь уж малочисленное общество приверженцев идеи о том, что Земля плоская. И спорить с ними вряд ли имеет смысл.

– Но получается, что администрация города или глава какого-нибудь ведомства не может судить об изменении климата, не может его засечь. Они могут увидеть ураган или потоп, но не постепенное увеличение температуры. Получается, что только ученые могут объяснить и сказать, что будет происходить?

– "Засекать" изменение климата не входит в функции лиц, принимающих решения. В наблюдении, научном объяснении и прогнозировании, если это возможно, и состоит работа профессиональных ученых. Ученые рассказывают обо всем этом всем остальным, это их долг. А задача лиц, принимающих решения, учитывать эту информацию в управлении отраслями или регионами. Сегодня, я думаю, тема климата уже достигла некоего перелома в восприятии нашим обществом. К ней стали относиться со вниманием и серьезно.

Теперь о работе ученых. Я вам начал говорить про Государственную наблюдательную сеть, с помощью которой мы наблюдаем за климатом, это очень важный инструмент, мы смотрим за тем, что происходит, мы должны знать, что происходит, должны понимать, почему это происходит. На основании этого мы можем помогать выстраивать и, при необходимости, корректировать адаптационные стратегии. Но не только на основании наблюдений. Почему? Потому что нам еще нужны прогнозы, оценки будущих изменений климата, а для этого нужны очень мощные компьютеры. А с этим у России, к сожалению, не слава Богу. На сегодняшний день наша климатическая наука в смысле оснащенности суперкомпьютерными ресурсами не блещет. Вот это то, над чем надо работать государству. Я думаю, что эта проблема тоже должна быть осознана в ближайшее время. По крайней мере, как мы слышим, об этом уже говорят на довольно высоком уровне.

– А как можно объяснить "на пальцах" эту разницу? Насколько не хватает мощностей и для чего?

– Есть более или менее объективные показатели суперкомпьютерной оснащенности разных стран (разумеется, речь идет о применении суперкомпьютеров далеко не только в климатических исследованиях). Например, есть рейтинги самых высокопроизводительных суперкомпьютеров. Они далеко не исчерпывающи, но любопытны и в чем-то показательны. Вот есть такой довольно известный список – "Топ 500" называется, в который входят 500 наиболее высокопроизводительных компьютеров мира. Он регулярно обновляется. Там появляются все более мощные компьютеры. Китай и Америка – безусловные лидеры в этом списке. В Топ-500 сейчас только два российских компьютера. Один из них, сравнительно недавно появившийся, – сберовский "Кристофари" с производительностью около семи петафлопс, если не ошибаюсь. Второй – это "Ломоносов" МГУ, по-моему, сейчас он во второй сотне списка, это легко в интернете уточнить. Год назад еще в этом списке был суперкомпьютер Росгидромета. Это прекрасный инструмент, востребованность которого в нашей деятельности только растет, но более новые и мощные суперкомпьютеры нас из этого списка вытеснили.

А теперь, что касается желаемого. Во-первых, суперкомпьютеры нужны для того, чтобы проводить научные исследования. Заниматься тем, о чем мы с вами сейчас говорили. Есть, например, такой специальный раздел в климатической науке – "обнаружение и установление причины наблюдаемых изменений климата". Эти исследования требуют проведения численных экспериментов, в том числе так называемых ансамблевых расчетов, обеспечивающих необходимое статистическое описание эволюции климатической системы. Ведь нас интересует далеко не только средняя температура воздуха, нас интересует, например, изменение частоты и интенсивности экстремальных явлений. А сложность с экстремальными явлениями в том, что они по определению очень редкие. То есть с точки зрения статистики они плохо обеспечены. Однако то, что невозможно в реальном мире, позволяет восполнить модель, реализованная на компьютере. Мы можем проводить многократные ансамблевые расчеты с климатическими моделями, набирая статистику редких явлений, и добиваться хорошего описания так называемых "хвостов" вероятностных распределений климатических характеристик, в которых и "сидят" эти самые экстремальные явления.

У нас есть и другие незакрытые фундаментальные вопросы, связанные с чувствительностью глобальной климатической системы к внешним воздействиям, таким как рост концентрации парниковых газов в атмосфере. На сегодняшний день диапазон разброса модельных оценок чувствительности довольно большой.

Ну и, наконец, адаптация к ожидаемым изменениям климата. Здесь нас особенно интересуют количественные оценки и высокое пространственное разрешение моделей, чтобы мы могли эти оценки использовать в практических приложениях. Потому что, когда речь идет о мерах по адаптации, то это и о возможном ущербе, о расходах, об инвестициях.

Потому что хорошо говорить, что, да, мерзлота деградирует и будет деградировать и что морской лед в Арктике сокращается, и многолетний лед исчезает из Северного Ледовитого океана, или что температура растет и будет расти. После того, как мы констатировали это, нас очень интересует, а сколько, как именно и когда. И вот на эти вопросы нам позволяют отвечать физико-математические модели климатической системы. И тем больше можно сделать, чем больше компьютерный ресурс. Это дорогостоящая вещь, но это многократно окупается. Есть такая Сендайская рамочная программа по снижению риска бедствий на 2015-2030 годы. Она была принята в 2015 году. Там есть ряд принципов, но один, если его упрощенно сформулировать, звучит, примерно, так: "Инвестировать в снижение рисков более эффективно, чем оплачивать последствия катастроф".

– А как это себе представить? Вот Крым, вроде там будет суше, чем сейчас. Как в идеальном мире должен выглядеть прогноз по Крыму или предписание, что там будет?

– Климат – это статистика погоды, хотя бы лет за 20, лучше – 30. Прогноз климата не отвечает на вопрос, каким будет каждый отдельно взятый год, но насколько, например, последующее десятилетие будет отличаться от предыдущего, значимо ли это отличие статистически, какие именно климатические характеристики изменятся. Что именно будет в Крыму или в другом регионе, можно оценить с помощью моделей, о которых мы говорили. Ансамблевые расчеты дадут нам некое распределение вероятностей изменения температуры, осадков и так далее. Затем начинается то, что называется управлением рисками, – это деятельность, которая не является климатологической. Это уже специалисты в отраслях по тем вероятностям изменений климата, полученным из наших расчетов, могут решать, какие меры им принимать. Что касается Крыма, то он относится к тем регионам нашей страны, в которых сценарные глобальные прогнозы указывают на нарастание засушливых условий на протяжении 21-го века. Адаптация к этому потребует совместных усилий климатологов, специалистов в других областях и, конечно, лиц, принимающих решения. Адаптация начинается с диалога.

– Как должны выглядеть климатические службы в регионах?

– В ведомствах – в федеральных и у субъектов – я думаю, должны быть "точки доступа" по климатической тематике для того самого диалога с Росгидрометом.