Решения уровня "Бог": Елена Альшанская о проблемах в работе органов опеки

МОСКВА, 8 апр – РИА Новости. Решения о том, оставить ребенка в родной семье или нет, не всегда принимаются в его интересах. О том, почему так происходит и как работают специалисты органов опеки, с какими трудностями сталкиваются родители и волонтеры и почему в каждой истории надо разбираться индивидуально, проекту "Взрослый рядом" рассказала президент фонда "Волонтеры в помощь детям-сиротам" Елена Альшанская.

С какими проблемами сегодня сталкиваются органы опеки в своей работе?

Самая большая проблема в том, что такие решения, которые затрагивают всю жизнь, судьбу детей, должны быть приняты с максимально тонкой и профессиональной настройкой. Когда у вас есть полномочия решать, будут ли родители видеть своего ребенка, будут ли брат с сестрой жить в одной приемной семье или разных – это решения уровня "Бог". И если мы даем такие полномочия, мы должны быть уверены, что эти люди не будут постоянно ошибаться. Понятно, что ошибок не избежать, ведь это живые люди, но надо сделать так, чтобы их было как можно меньше.

«

С моей точки зрения, государство не сделало почти ничего, чтобы ошибок было меньше. Скорее, наоборот. Сейчас система устроена таким образом, что у специалистов нет времени проанализировать ситуацию, у них нет специальных знаний, а также нет возможности разделить ответственность за принятие решения.

Не в смысле подписи начальника в документе, а с точки зрения обсуждения ситуации в попытке найти наилучшее решение в сложной ситуации. Необходимо помнить, что все эти ситуации непросты.

Как готовят специалистов органов опеки?

Сегодня у тех, кто работает в органах опеки, нет профильного образования, а программы повышения квалификации в основном касаются изменений в законодательстве, но не отношений в семье.

Надо понимать, что это институт с очень широким функционалом, его задача – защищать не только детей в ситуациях угрозы насилия или устраивать их в семьи, но и куча задач по охране имущественных прав, опеке и контролю ряда прав взрослых недееспособных людей. В рамках этого функционала есть огромное количество разных, не связанных между собой задач, например участие в судебных процессах по сделкам с имуществом, где затрагиваются интересы несовершеннолетних, или вопросы места жительства ребенка, когда разводящиеся родители начинают его делить. Все вопросы, связанные с выплатами опекунам, контролем их жизни. Но при этом есть работа, про которую знают все, связанная с вопросами изъятия ребенка из семьи (отобранием), где он проживал, либо с устройством в новую, замещающую семью или учреждение.

Это очень широкий круг компетенций.

И это проблема, ведь каждая ситуация уникальна и требует серьезного анализа. Это отдельные трагические истории семей. Где-то было насилие в отношении ребенка, где-то люди не справились с жизненными обстоятельствами.

По каким причинам ребенка из семьи изымают чаще всего?

У нас вообще нет объективной статистики. По причинам отобрания данные не собираются, и в целом это всегда одна формальная причина: угроза жизни и здоровью ребенка. Но ведь за каждой такой формулировкой могут быть совершенно разные ситуации. Если говорить о статистике по причинам лишений и ограничений прав, то в 80% случаев это "нарушение имущественных или иных прав детей", а что реально происходило там, мы не знаем. При этом лишение прав по причине жестокого обращения, по статистике, – чуть больше 1%. Это странно.

«

По идее, лишать прав родителей навсегда нужно только в том случае, если с ребенком реально жестоко обращались, но статистика показывает смешную цифру. Не думаю, что этих случаев реально 1%, это как раз демонстрирует, насколько неадекватна статистика.

Скоро будут меняться статистические формы, тогда информации станет больше, но все равно это не поменяет практику. Я считаю, что все те форматы, которые сегодня заложены в Семейный кодекс, бесчеловечны по отношению к детям и родителям. Все очень формально, законодательство не допускает индивидуального подхода к каждой ситуации.

Как, по-Вашему, нужно менять систему?

Если мы принимаем как факт, что государство может вмешиваться в дела семьи и принимать такое серьезное и иногда окончательное решение – навсегда лишить родителей ребенка, то это решение должно быть взвешено на семи весах и дальше должно взвешиваться регулярно, если поменяется ситуация. А для этого должна быть законодательная система, позволяющая выстраивать тонкую профессиональную работу. Значит, должен быть заложен этап анализа проблемы, потом этап ее решения. Кроме того, система должна быть обеспечена профессиональными кадрами. Сейчас, с одной стороны, у людей нет возможности быть услышанными, с другой – специалисты не всегда могут адекватно оценить ситуацию и понять, было ли насилие в отношении ребенка или нет.

«

Чтобы мы понимали, что решение принимается взвешенно и профессионально, должен развиваться весь институт, то есть специалисты органов опеки должны быть обучены, понимать, что такое детско-родительские отношения, развитие ребенка, депривация, привязанность.

На выезды на сигналы нужны специалисты по социальной работе и психологи, умеющие общаться с детьми, в частности чтобы разобраться, было ли там реально систематическое насилие по отношению к детям или семья не справляется с трудностями жизни, воспитания. Бывают ситуации родительского выгорания: например, когда мать-одиночка не справляется с воспитанием одна, она срывается на ребенка. Понятно, что это недопустимо, но это не та ситуация, когда стоит сразу лишать ее прав, надо попробовать им помочь. Нужно разобраться, как исправить ситуацию.

А для этого и необходимы специалисты, которые постоянно повышают квалификацию и проходят супервизию. Без супервизии работать невозможно: ты в ситуации постоянного принятия таких решений очень быстро выгораешь, психика начинает все упрощать, чтобы защититься, и тебе уже кажется, что ты с порога, на глазок, можешь определить, “ресурсная” семья или нет. К тому же решения должны приниматься не быстро (за исключением реальных экстренных угроз ребенку, где медлить преступно) и не одним человеком, а комиссией, чтобы на ситуацию можно было посмотреть с разных сторон. И смотреть не на то, бардак ли в квартире, а на то, хотят ли родители заботиться о своем ребенке, любят ли они его, не являются ли угрозой. А формулировка "плохие жилищные условия" применима к трети жителей страны, просто органы опеки не до всех успели дойти.

А как выносится решение о том, что жизненные условия неблагополучны?

В целом законодательство не формулирует, какой у вас дома должен быть порядок. Вообще санитарные условия стали частой причиной для визита органов опеки. Вопрос в том, что произошло в семье, чтобы дом стал так выглядеть, а также какой конкретный вред это причиняет ребенку и что мы можем с этим сделать, как разобраться в ситуации.

У нас была ситуация с семьей, где мама занималась хордерством, то есть собирательством – в квартире все было завалено мусором. Двое ее детей при этом хорошо учились в школе, она в целом справлялась со своими задачами. Мы понимаем, что от того, что у нее заберут детей, она не перестанет собирать мусор, потому что это психическое заболевание, его надо долго лечить. Задача фонда была постараться помочь матери. А органы опеки считают, что отобрание ребенка послужит для нее встряской, которая женщину вылечит. Встряска не может вылечить психиатрическое заболевание.

Действительно, такая шоковая терапия иногда срабатывает, но далеко не всегда. Чаще людям становится только хуже, развивается депрессия. В итоге нам удалось научить ее содержать комнату детей в порядке, и ребят в семье оставили. У сотрудников опеки часто нет понимания, как выстраивать работу с людьми в подобных ситуациях, каковы особенности психики, какой путь позволит маме измениться.

А как надо работать с семьями, если встряски не помогают?

Вникнуть в каждую ситуацию и совместно спланировать выход из кризиса, поддерживать в этом выходе – психологически и организационно. Иногда нужно взять человека за руку, привести к психиатру и поддерживать приверженность лечению. Иногда нужно помочь чему-то научиться, повысить уровень своей родительской компетенции, помочь маме с детьми пережить развод, дать время пережить сложную ситуацию в безопасности или просто помочь продуктами, оказать юридическую помощь. В общем, много всего, но главное – процесс должен начинаться с диагностики ситуации, планирования и совместного выхода из кризиса. Задача помогающих специалистов – сделать так, чтобы человек сам справлялся, жил и растил ребенка самостоятельно.

Мы часто можем слышать из СМИ о странных, на наш взгляд, случаях, когда в других странах детей забирают из семьи за сущую ерунду. По-Вашему, мы получаем объективную информацию?

Я могу привести примеры того, как в нашей стране забирают детей за ерунду. Если мы начнем тягаться, то выиграем это соревнование со значительным отрывом. Я говорила уже, в принятии таких решений невозможно обойтись без ошибок из-за человеческого фактора. В Финляндии пару лет назад признали, что вопрос отобрания ребенка сосредоточен в руках одного-единственного специалиста (это ровно та ситуация, в какой мы находимся сейчас), и если на этой должности оказывался нечистоплотный человек, то он мог наворотить страшных дел. Сейчас они меняют систему таким образом, чтобы решение принималось только коллегиально. При этом напомню, что с 1970-х годов в этой стране нет института лишения родительских прав. Там нет людей, лишенных родительских прав, за исключением единичных случаев. Это значит, что если у родителя забрали ребенка, то у него всегда есть возможность попробовать восстановиться в правах, а также возможность общаться с ребенком. Хотя есть моменты, непонятные для людей с нашим менталитетом.

В мире нет идеальной системы защиты прав детей, по-моему. Они все развивались индивидуально до тех пор, пока не становилось понятно, что пора ее менять. Но мы сегодня находимся в той точке, когда есть возможность поменять нашу систему. Не просто снять кальку с чужого опыта, но учесть ошибки, сделать поправку на менталитет, на расстояния и особенности регионов. Например, иногда люди живут в юртах и бараках, это не вписывается в наши представления о том, какие должны быть жилищные условия. Но в этом регионе так могут жить целыми территориями. Комиссия в этой ситуация должна десять тысяч раз все взвесить и принять решение в пользу ребенка.

Вы видите изменения в этой области? Если да, то в какую сторону?

За время моей работы вносились изменения в закон о социальном обслуживании (№442-ФЗ) и закон об опеке и попечительстве (№48-ФЗ). Они устранили технические шероховатости. Например, законодатели четко выстроили порядок защиты имущественных прав детей, хотя есть спорные моменты. Но принципиальный момент – модель работы с людьми, у которых забирают ребенка, не изменилась ни на миллиметр.

«

Сейчас закон об опеке и попечительстве формулирует в основном механизмы, как ребенка из одной семьи забрать и в другую передать. Там говорится о семейном устройстве и имущественных правах детей, еще полтора абзаца об ограничении, лишении и отобрании.

В 2014 году приняли постановление, изменившее порядок работы детских домов, и в том числе там появилось требование помогать кровной семье, которая временно размещает ребенка в детский дом, а также что детский дом – временное место и ребенок как можно скорее должен обрести жизнь в семье. Но этого катастрофически мало.

На Ваш взгляд, можно ли в России в ближайшее время выстроить более правильную систему защиты семьи и ребенка?

Я абсолютно уверена, что и нужно, можно сделать лучше, чем есть сейчас. В нашей стране работает огромное количество общественных организаций, которые показывают, что можно работать по-другому. И некоторые государственные организации в регионах тоже довольно успешны в работе с семьей по современным социальным технологиям, а значит, нет ничего невозможного. И помимо изменения законов и порядков или выстраивания на местах инфраструктуры помощи мы упираемся в проблему кадров. У нас не готовят сотрудников органов опеки и социальных учреждений с учетом всей специфики и необходимых им современных знаний и технологий работы.

Мы можем сравнить специалистов органов опеки с хирургами: и те, и другие работают с очень тонкими материями, это близкие вещи. Но сколько учится хирург, чтобы встать к операционному столу, и сколько на собственном опыте учится сотрудник, чтобы делать вообще-то "хирургические операции"?

Благотворительный фонд "Волонтеры в помощь детям-сиротам" с 2004 года помогает семьям, у которых отбирают детей, ищет детям-сиротам приемных родителей и поддерживает их, заботится о ребятах в больницах и детских домах, работает над изменениями в законодательстве. Организация ставит перед собой цель не только помочь детям, но и изменить систему поддержки семьи.