Александр Островский: отказ от прививки от COVID – это средневековье

Коронавирусный год кардинально изменил работу многих отраслей, но больше всего – медицинского сектора. Одна из крупнейших в России частных сетей "Инвитро", специализирующаяся на лабораторной диагностике и медпомощи, не стала исключением. В интервью РИА Новости основатель компании врач-реаниматолог Александр Островский рассказал, почему не надо бояться делать прививку от COVID-19, об отношении мужчин и женщин к собственному здоровью, дал совет, как распознать квалифицированного доктора, и объяснил, почему развитие медицины невозможно без цифровых технологий. Беседовала Анна Иваницкая.

– В России, как и во всем мире полным ходом идет вакцинация от коронавируса. С января "Инвитро" тоже начала делать прививки от COVID-19 в Москве. Как вы оцениваете прививочную кампанию в нашей стране, много ли антипрививочников?

– К сожалению, по всей стране добровольная вакцинация проходит довольно неактивно. По опросам, более половины населения нашей страны считают, что им не надо вакцинироваться. Иначе как средневековьем назвать это я не могу. Люди будут мужественно и стоически болеть, вирус будет распространяться от одного человека к другому, будет мутировать, изменяться, принимать другие формы. Все это имеет тяжелые экономические последствия, и только из-за того, что часть населения считает, что им не надо прививаться.

Вакцинирование – это, конечно, процесс добровольный, но эта добровольность основывается на том, что человек понимает, что он делает. Поэтому очень важно популяризировать вакцинацию и объяснять людям, почему надо вакцинироваться, что опасность этого просто несопоставимо ниже опасности последствий заболевания, и что у страны уже более чем вековой опыт вакцинирования.

Кто-то и вовсе придумал, что вакцинация – это чипирование населения, с очень негативной коннотацией. Хотя в каком-то смысле, в основе вакцинации действительно заложен принцип чипирования, то есть носитель информации – ДНК, РНК или сам убитый вирус – искусственно вводится в ваш организм для того, чтобы ваша биологическая система запустила программу производства определенного белка – антител.

В целом, уровень иммунизации в России уже довольно высокий, коллективный иммунитет почти сформировался, и от заветных 60% нас отделяет пара-тройка месяцев. Для популяризации вакцинации в том числе, мне кажется, нужно снять часть юридических ограничений для клиник по требованиям к допуску к вакцинации.Эти требования существуют уже много лет: для того чтобы вакцинировать, клиника должна получить специальную лицензию, иметь дополнительное помещение, содержать дополнительного врача, поэтому это невозможно сделать широко.

– Последнее время среди населения идет активное обсуждение о возможных последствиях ковида, например, снижение умственных способностей, это как-то доказано?

– Пока это не доказано, это домыслы, появились они скорее от страха, и ничего общего с доказательной медициной не имеют. Медицина в последние 30-40 лет встала на путь доказательности. Если не доказано, значит нет доказательств, что это именно так.

– Прошел уже год, как мы соседствуем с коронавирусом. Как вы его пережили?

– Год был для нас неоднозначным, но интересным. В апреле и мае выручка снижалась более чем на 80%, и для компенсации этих потерь мы были вынуждены предпринимать ряд антикризисных мер – приостанавливать развитие, сильно обрезать издержки, искать кредитное плечо и многое другое. Опасения за бизнес были, но мы справились. В том числе ждали, что существенно вырастет дебиторская задолженность, потому что понимали, что у наших партнеров, организаций, которые используют "Инвитро" как внешнюю лабораторию, могут быть проблемы.

Мы начали предлагать пациентам новые виды тестирования, и здесь в какой-то степени коронавирус помог, но его вклад был совсем небольшим. Спрос на "нековидные" тесты существенно снизился, до 85% в некоторых случаях. Люди перестали обследоваться, доктора перестали направлять на исследования, причем это наблюдается во всем мире, это видно по количеству и структуре реагентов, закупаемых лабораториями во всех странах.

Пандемия – это почти война, и мы для себя решили, что у нас есть задача помочь в разрешении ситуации, а не заработать. Поэтому, например, мы отдали в Москве все свои ковидные лабораторные мощности, чтобы в городских больницах и поликлиниках можно было обеспечить тестирование на коронавирус.

– Как население нашей страны в целом относится к своему здоровью?

– Пока не очень серьезно, особенно мужчины – они плохо следят за своим здоровьем, не любят этого делать, и считают, что будут здоровыми всю жизнь. А вот женщины – наоборот, и к тому же еще беспокоятся о здоровье детей и пожилых родственников. Тем не менее, наметился тренд к ответственному отношению к своему здоровью, ежегодные "чекапы", комплексные обследования, стали набирать популярность. Больше стало приверженцев здорового образа жизни – они молодцы, я считаю. Такой образ жизни – очень правильное направление, которое позволяет добавить лет 15 жизни. А здоровье – это конкурентное преимущество.

Самый простой пример, когда люди безответственно относятся к своему здоровью, – это коронавирус: люди отказываются ответственно относиться к возможности заболевания и не хотят воспринимать смертельную опасность COVID-19. Они игнорируют тот факт, что в мире уже погибло более двух миллионов человек, а в России – от 100 тысяч до 300 тысяч человек.

Пока человек не попадет в отделение реанимации, до тех пор, пока к нему не подкатят аппарат искусственной вентиляции легких, он считает, что это его не коснется, что это к нему не имеет отношения. А вот когда тебя нужно интубировать и переводить на респиратор, а респираторов начинает не хватать при таком потоке, больничных мощностей не хватает – тогда человек начинает осознавать масштабы бедствия.

Есть еще категория людей, которые считают, что маску можно не носить, но это сродни тому, что не пристегиваться ремнем в автомобиле. Люди не понимают, что пассивная безопасность на 60% снижает летальность и тяжесть последствий, инвалидизацию при ДТП. А также не понимают, что они создают и экономическую нагрузку на национальную систему здравоохранения, попадая в больницу и получая невероятно дорогое лечение, а мы, налогоплательщики, платим за их беспечность. Здоровьем надо заниматься, его можно контролировать, даже путем предотвращения сезонных инфекционных заболеваний, это нужно популяризировать. Носить маску и соблюдать социальное дистанцирование довольно легко. В больнице же нужно находиться только в случае крайней необходимости.

– Возможно, на это влияет и некое недоверие к врачам. Как пациент может оценить их квалификацию?

– Обычно плохие врачи пытаются запутать вас в терминах. Хороший же врач говорит на понятном языке и относится к вам как к партнеру, с которым вместе придется делать тяжелую и большую работу. Хороший врач, как правило, ставит диагноз еще от двери, вы еще только входите в кабинет, а у него уже есть предположение, чем вы болеете, затем он свои гипотезы подтверждает или опровергает, при этом на первичный осмотр уходит не более 10-15 минут. Дальше – уже уточнение диагноза, углубленная диагностика.

Надо еще понимать: то, что делает врач – это не предоставление услуги, а совместная работа с пациентом, оказание помощи. Это партнерские отношения – вы вместе решаете вашу проблему. Врач не может сам ее решить, ему важно участие пациента. Мне, кстати, даже нравится, когда пациент знает чуть больше, чем я. Люди активно начинают познавать новую для себя сферу, когда ситуация касается конкретно их. Сейчас же нет проблемы доступа к информации, и в принципе люди уже научились отделять фейковую информацию от истины.

– Как пациенту понять, что его не обманывают и не пытаются навязать ненужные обследования?

– Среди докторов мало людей, ориентированных исключительно на деньги. Деньги важны, да, но врачи мотивированы не только деньгами, есть еще внутренние мотивы – идеи гуманизма, сопереживание, желание помочь людям, например. Я пошел в анестезиологию, потому что я хотел сделать людям "не больно", а не для того чтобы деньги зарабатывать.

Да, в "Инвитро" мы работаем не только за деньги, деньги не могут быть единственной целью. Это не означает, что люди не должны получать достойную заработную плату. Медицина – это их профессия, это их ремесло, они долго учились именно этому. Это то, что дает им возможность кормить семью, оплачивать жилье и т.д.

– Если возвращаться непосредственно к "Инвитро", вы упомянули, что в апреле-мае выручка снижалась. Какую выручку компания получила в прошлом году?

– В 2020 году наш оборот составил свыше 25 миллиардов рублей, такие показатели мы запланировали еще в 2019 году, когда еще не знали про COVID-19. В прошлом году в том числе планировалось открыть порядка 200 новых медицинских офисов, что мы, собственно, и сделали: мы открыли около 90 франчайзинговых подразделений, еще порядка 90 своих. В конце марта откроется наш 1600-й офис.

– Как компания будет достигать эту цель, в каких направлениях развиваться?

– Наши планы связаны с некоторыми трансформациями, управленческими изменениями, уточнением стратегии. Мы работаем над увеличением эффективности компании в целом, развиваем новые направления. Мы хотим, чтобы компания была представлена во всех регионах России (сейчас медицинские офисы "Инвитро" есть в 82 из 85 регионов), чтобы нас хорошо знали везде. Для того, чтобы обеспечить пациентам широкий доступ к нашим офисам, планируем в ближайшие пять лет удвоить их количество.

Кроме того, мы планируем развивать направление первичной врачебной помощи на своей базе. Мы уже развиваем врачебное направление в компании, и наши пациенты обращаются к нашим врачам, когда приходят за анализами и видят, что есть такая возможность, сейчас работают уже больше 100 таких офисов.

На текущий момент в России есть проблема в зоне первичного врачебного звена, и мы хотим совместно с государством ее решать. Первичная врачебная помощь – очень важная ступень. Мне, например, было бы удобнее, если в моем квартале, на углу моего дома был бы кабинет врача, и я бы знал этого врача. В случае любой проблемы, проходя мимо, я мог бы зайти к врачу, а дальше врач мне бы сказал, опасно это или нет, и что мне нужно делать – идти домой или вызывать скорую помощь. Такую систему можно развивать на базе наших медицинских офисов.

Раньше существовал институт семейных врачей, сейчас у нас эту роль выполняет врач-терапевт. Я уже 20 лет не работаю врачом, но регулярно, несколько раз в день отвечаю на звонки с вопросами, что делать, если у меня болит спина или еще что-то. Так я выполняю одну из функций семейного врача. С развитием направления первичной врачебной помощи в "Инвитро" мы бы смогли в том числе предоставлять сестринскую помощь на дому и даже некий консьерж-формат, направлять пациента в нужную клинику и контролировать его пребывание там.

– Будете ли вы развивать цифровизацию бизнеса?

– Да, цифровизация нашего бизнеса уже активно развивается. "Инвитро" изначально цифровая организация, мы извлекаем из пациента информацию и переводим ее в цифру, затем передаем ее обратно также в цифровом формате. Цифровизация для нас – неотъемлемая часть развития, так как современная лаборатория – это суперсовременный, роботизированный медицинский завод. Наши лаборатории работают на уровне 6 сигм – это три ошибки на один миллион операций. Аэропорт, для сравнения, работает на уровне 5 сигм. Например, всего у нас восемь центральных лабораторий, они выполняют почти один миллион тестов в сутки. Без хорошо развитых ИТ-компетенций мы не можем работать. Все лаборатории управляются сложной единой информационной системой. И приказ, какая конкретно пробирка должна отправиться и в какой конкретно анализатор, будь он в Питере, Новосибирске или в Челябинске, будет отдан этой информационной системой, центр управления которой располагается в Москве. Наша задача в этом плане – полностью исключить влияние человека и ручные технологии.

– Что, на ваш взгляд, мировая система здравоохранения вынесет из борьбы с коронавирусом?

– Вся мировая система здравоохранения получила колоссальный опыт. Этот опыт будет проанализирован, будут сделаны выводы, чтобы разработать комплекс мероприятий, который, если что, в следующий раз позволит минимизировать потери, хотя потери в таких ситуациях будут всегда. До конца все еще никто не понимает, как себя ведет COVID-19, потому что это неожиданно странная инфекция. Это огромная база для дальнейшего изучения.

Я считаю, что 2020 год дал огромный импульс для развития науки, но, к сожалению, из-за специфических карантинных ограничений мы получим как результат значительную смертность от других заболеваний – сердечно-сосудистых, легочных, онкологических, аутоиммунных заболеваний, если мы сейчас не соберемся и не компенсируем эти потери. Надо открывать профильные клиники, всех больных дообследовать, долечить.

Но в тот момент выбора не было, врачам пришлось переквалифицироваться. Если дом горит, и вы стоите рядом – вы вынуждены помогать, вы должны бросить все свои дела и спасать людей. Нормальный человек меняет свою стратегию и начинает помогать. Это естественная человеческая реакция.