Татьяна Потяева: пандемия коронавируса стала вызовом в правовой сфере

Уполномоченный по правам человека в Москве Татьяна Потяева рассказала в интервью РИА Новости, какие новые с правовой точки зрения вопросы поставила пандемия коронавируса, с какими вопросами чаще всего москвичи обращаются к омбудсмену, а также о том, почему необходимо принимать закон о профилактике семейно-бытового насилия и расширять сеть кризисных центров для женщин. Беседовала Мария Зыбина.

– Прошлый год ознаменовался пандемией коронавируса. Как пандемия сказалась непосредственно на вашей работе? Стали ли к вам чаще обращаться? И с какими вопросами?

– Пандемия, действительно, заставила нас по-новому посмотреть на мир, на свое здоровье и на то, что происходит вокруг нас. И именно благодаря пандемии мы все смогли сплотиться: медицинские и социальные работники, аппарат уполномоченного по правам человека и волонтеры, потому что пандемия поставила много вопросов в правовой сфере. Мы очень быстро среагировали на ситуацию, на официальном сайте уполномоченного была открыта "горячая линия" в связи с распространением коронавирусной инфекции в Москве, на которую граждане могли обращаться по всем правовым вопросам, которых было очень много.

Так, в соответствии с указом мэра о введении режима повышенной готовности был предпринят целый ряд мер, которые явились вызовом в правовом отношении. Первоначально люди обращались по введению обязательного масочного и перчаточного режимов: как мы все знаем, на начальных этапах пандемии достаточно проблематично было приобрести и маски, и перчатки. Много обращений было на первом этапе по работе "социального мониторинга", по вопросам самоизоляции, по пропускам на передвижение в городе.

Аппарат уполномоченного по правам человека в городе Москве не прекращал свою работу ни на один день: мы постоянно мониторили ситуацию, не задержали ни одно обращение от граждан. Конечно, у нас были приняты определенные меры: был сменный график работы, ряд сотрудников работали на удаленном режиме, но это никак не отразилось на работе с обращениями граждан.

За весь прошлый год в наш адрес поступило 4570 обращений, плюс 423 обращения, по которым я лично встречалась с людьми, потому что они были достаточно сложного характера. И 124 коллективных обращений, каждое из них подписали не менее 1,5 тысячи человек. Это достаточно большой объем запросов, которые волновали москвичей в это время.

– А были ли в период пандемии обращения от тех, кто терял работу?

– Да, конечно. Ряд обращений были от людей, которые считали, что они были уволены с работы неправильно. В этот период многие структуры малого и среднего бизнеса не выдержали удаленной системы работы и прекратили свое существование, и соответственно, сотрудники были уволены. Ряд обращений касался вопросов отсутствия мер поддержки работодателей в это тяжелое время.

Много различных вопросов и проблем возникло в связи с тем, что люди ушли на дистанционную форму работы. В частности, кто будет платить за интернет-трафик, за амортизацию компьютеров, за потраченную дома электроэнергию, будет ли снижаться заработная плата, как проводить отчет о проделанной работе и так далее. В связи с этим, у нас совместно с депутатами московской городской думы и профсоюзами города Москвы состоялся "круглый стол". В результате обсуждений были внесены соответствующие изменения в Трудовой кодекс Российской Федерации в части регулирования дистанционной (удаленной) работы.

Кроме того, в этот период продолжали поступать и обычные обращения по трудовым вопросам – конфликтные ситуации на рабочем месте, несоблюдения техники безопасности. Мы очень тесно работали с инспекцией по труду по этим вопросам. И должна сказать, что из всех обращений, которые к нам поступили, с положительным результатом по итогам работы уполномоченного было разрешено 58%. В прошлом году это было 56%. Поэтому, несмотря на объективные трудности, получилось даже на 2% больше.

– А есть в целом рассматривать обращения, которые к вам поступают, не только в пандемийный год, от кого чаще поступают запросы?

– За период пандемии по гендерному типу к нам обратились 2661 женщина и 1785 мужчин, то есть 58% женщин и 38% мужчин, 3% – коллективные обращения. В первые дни пандемии и объявления режима повышенной готовности, к нам в один день пришло 40 обращений от бизнесменов по налоговым каникулам, но с учетом, что у нас есть омбудсмен по бизнесу Татьяна Минеева, то мы эти 40 обращений перенаправили ей, так как она предметно занималась этой темой.

Мужчины чаще обращаются по налоговому праву, трудовым и имущественным правам, достаточное количество обращений было всегда по вопросу общения со своими детьми, которые остались с мамой на момент развода. От женщин в подобных ситуациях – обращения о невыплате алиментов. В связи с этим мы тесно работаем со службой судебных приставов, которая действует в интересах матери и ребенка.

Очень много было вопросов о дистанционном образовании, обеспечении детей компьютерами, особенно в отношении многодетных семей. Департаментом образования и правительством города были приняты оперативные решения о том, чтобы образовательные учреждения выдавали на время пандемии соответствующие ноутбуки для детей, также школа старалась давать дополнительные занятия для детей во внеурочное время, но с другой стороны это переработки для учителей. Поэтому преподаватели также находились в достаточно сложной ситуации, чьи права мы тоже должны защищать.

Одновременно поступали обращения и от родительских ассоциаций по вопросам дистанционного обучения, в частности, когда оно будет отменено. Мы держали эту тему на контроле, обращались и в правительство Москвы, но ответом было, что это все временная мера для сохранения жизни и здоровья граждан. И это правильно.

– А есть ли какая-то тема, по которой всегда было больше всего обращений?

– Исторически на первом месте по обращениям у нас всегда жилищные вопросы. Не стал исключением и этот год. В основном это обращения от людей по вопросу постановки на жилищный учет, улучшения жилищных условий. Были обращения и по вопросам реновации, которые остаются на контроле уполномоченного. Один из проблемных вопросов, который пока не разрешен, это когда по программе реновации граждане получают квартиру, меньшую по площади. И объяснение они получают, что такой площади в данном районе, в данном месте, просто нет, и людям выплачивают денежную компенсацию за потерянную площадь. Но это граждан не устраивает, и они обращаются к нам. Соответственно мы просим департамент городского имущества найти для них какие-либо варианты, чтобы у людей не было таких потерь, может подобрать другой район, где есть соответствующие площади. Например: к нам обратилась женщина, ветеран Великой Отечественной войны, которой сейчас больше 90 лет. Она получила по программе реновации квартиру, но без балкона, а в ее предыдущем жилье он был. Для нее это важно, так как она страдает клаустрофобией, и ей становилось легче, когда она выходит на балкон. Сколько она не писала писем, ей дали то, что дали, и она обратилась к нам. Мы проработали этот вопрос с департаментом городского имущества. И в конечном итоге ей дали квартиру с балконом, она прислала очень доброе хорошее письмо в адрес аппарата уполномоченного за такую помощь и поддержку.

– Вы активно участвуете в движении за права женщин. Как вы оцениваете текущую ситуацию в Москве? Как, на ваш взгляд, обстоит ситуация с неравноправием, домашним насилием?

– Я оцениваю ситуацию вполне положительно. Во-первых, у нас постоянно крепнет женское движение, женщины объединяются в ассоциации, например, "Деловые женщины", ассоциация родителей, воспитывающих детей-инвалидов, или Форум женщин Москвы, который я возглавляю. Женщины очень активно и умело занимаются бизнесом, в частности, бизнесом социальной направленности. Однако, в целом на руководящих постах, пока, конечно, преобладают мужчины.

Если взять проблемы, с которыми на сегодняшний день сталкиваются женщины, в большей степени это истории с семейно-бытовым насилием. В период пандемии насилие в отношении женщин выросло. И, конечно, нам приходилось разбираться с такими обращениями. В частности, в нескольких случаях работали совместно с уполномоченным по правам человека в Московской области.

В настоящее время активно обсуждается закон о профилактике семейно-бытового насилия, который уже как несколько лет был внесен в Государственную думу, но до сих пор не принят. Наверное, одна из причин состоит в том, что этот закон требует доработки из-за определенных спорных моментов, которые как раз обсуждают противники этого законопроекта. Но все это, к сожалению, затянулось на очень долгое время. Считаю, что закон о профилактике семейно-бытового насилия обязательно должен быть принят. Никого из нас не смущает, что важна профилактическая работа в области злоупотребления алкоголем, что нужна профилактика в области потребления наркотиков, но почему-то все никак не принимается закон о профилактике насилия в семье. А ведь это насилие не только касается женщин, но и детей, и пожилых людей. Так, в период коронавирусной истории мы получали обращения от соседей, которые волновались, что в соседней квартире они слышат постоянный плач и крик ребенка, просили привлечь органы опеки для выяснения ситуации. Радует такая гражданская позиция москвичей. Это очень важно, мы тут же связываемся с органами опеки, и наш уполномоченный по правам ребенка вместе с органами опеки посещает данные семьи. И там, где устанавливается нарушение прав в отношении ребенка, принимаются адекватные меры. Что касается насилия в отношении пожилых родственников, то как правило, это происходит из-за пресловутого квартирного вопроса. Очень известная история в Москве, когда женщина долгое время жила на лестничной клетке, потому что собственные дети ее выставили из квартиры. Поэтому повторюсь еще раз, что профилактика семейно-бытового насилия просто необходима. Надо подумать и о расширении сети кризисных центров для женщин, потому что у нас в Москве один такой крупный кризисный центр: в Москве проживает свыше 12 миллионов человек, а сложные ситуации происходят с женщинами постоянно. Вот недавно ко мне пришло очень плачевное обращение одной женщины, которая уже 4 месяца не живет в семье с двумя детьми, потому что с мужем она в разводе, а он вселил в квартиру другую женщину. Мама его детей вынуждена жить у престарелых родителей, просит защиты для себя и своих детей. Подобные истории происходят постоянно, поэтому считаю, что депутатскому корпусу надо работать над законом о профилактике домашнего насилия. И расширять количество кризисных центров.

– Продолжая тему, недавно депутат Госдумы предложила запретить аборты в частных клиниках, а также аборты несовершеннолетним без согласия родителей. Это вызвало общественный резонанс. Как вы относитесь к данной инициативе? Не ограничивает ли это права женщин?

– Ко мне таких обращений не поступало ни от женщин, ни от несовершеннолетних. Сейчас в соответствии с законом об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации, несовершеннолетние в возрасте 15 лет и более, больные наркоманией, и просто в возрасте 16 лет и более имеют право на добровольное согласие на медицинское вмешательство, и в том числе на аборты, или на отказ от него. То есть 15-летние дети сейчас могут самостоятельно принимать решения, нуждаются они в оказании медпомощи или нет. Мы посмотрели, что было много обращений граждан РФ по тому, чтобы эту норму изменить, чтобы только с согласия родителей рассматривались такие вопросы, но к сожалению, данная инициатива не была поддержана.

– Вы сказали "к сожалению", то есть вы за то, чтобы было обязательно согласие родителей?

– Мне кажется, что да, до 18 лет. Мы рассматривали эту ситуацию, и наше предложение было таково, чтобы медицинские организации, куда если без согласия родителей обратился несовершеннолетний, хотя бы информировали родителей о той ситуации, которая произошла с ребенком. Мне кажется, что это было бы правильно, по крайней мере родители могли бы провести с ребенком работу определенную, может не остановили бы, но проговорили ситуацию. Это касается не только абортов. Мы давно держим на контроле тему детей, часто это касается детей-сирот, у которых есть некие отклонения умственные, небольшие, которые корректируются определенными лекарственными аппаратами. И родители эти препараты дают в соответствии с рекомендациями врача, и ребенок нормально ходит в школу, учится. А с 15 лет ребенок в соответствии с законом может самостоятельно принять решение, пить эти лекарства или нет пить. И по информации многих родителей и экспертов, дети отказываются от приема этих препаратов. В результате их поведение, в том числе в образовательных организациях, становится крайне трудно контролируемым. Лично в мой адрес обращались родители таких детей, чтобы мы каким-то образом вмешались и внесли законодательную инициативу, чтобы чуть позднее, с 18 лет они могли принимать решение, пользоваться медицинской помощью или нет. Но, к сожалению, и наше предложение это тоже не нашло поддержки. Мы получили ответ, что надо провести опрос в Российской Федерации по этой теме, выявить общественное мнение. И мы даже разослали всем уполномоченным по правам человека в субъектах РФ письма по этой проблематике, получили от них поддержку, но пока инициатива тоже не принята.

– А как вы относитесь к феминитивам? Феминистки сейчас активно вводят в язык женские названия профессий, например, если женщина – автор, ее называют "авторка". Название вашей профессии "уполномоченный" или "омбудсмен" тоже в мужском роде. Как бы вы отнеслись к тому, если бы вас назвали не "омбудсмен", а "омбудсменка"?

– Вопрос внедрения феминитивов в русский язык поднимался на нашем круглом столе о правах женщин, который прошел недавно. Я пока не сформировала определенного мнения на этот счет, надо изучать этот вопрос… Но мне, конечно, непривычно, мне больше нравится, как сейчас моя должность называется – Уполномоченный по правам человека.

– Можете ли сравнить Москву с другими регионами в вопросах защиты прав человека? Как Москва выглядит на фоне других регионов?

– На этот вопрос, конечно, лучше ответить федеральному уполномоченному, она мониторит ситуацию в Российской Федерации, а я все-таки московский уполномоченный. Хотя со своими коллегами из Центрального федерального округа мы на постоянной связи, у нас очень много общих вопросов, к примеру, по теме жилищно-коммунального хозяйства, в области поддержки людей пожилого возраста, в частности, в вопросах пенсионного обеспечения. Москва – это тот регион, который занимает все же фокусное положение в Российской Федерации. И порой то, что испытывает Москва в области прав человека, не испытывают регионы. Вот, к примеру, в московском регионе уполномоченному в период пандемии приходилось работать по обращениям, связанным с одиночными пикетами, массовыми манифестациями граждан, которые, по существу, нарушали порядок, введенный в период пандемии. А в малых городах ЦФО этого не наблюдалось, все происходило в крупных городах, где с точки зрения уполномоченного прибавляются дополнительные функции.

Среди общих, системных вопросов, которые уполномоченные постоянно обсуждают на координационных советах, например, защита прав людей с психическими отклонениями или вопросы содержания людей в следственных изоляторах. Так, в период пандемии остро стоял вопрос недопуска адвокатов к подследственным, а также не принимались передачи. В конечном счете, был найден выход: теперь можно общаться со своим адвокатом в онлайн-режиме, также оборудованы специальные комнаты с перегородками, что позволяет гражданину общаться со своим адвокатом.

– В последнее время в Москве участились случаи суицидов, как среди подростков, так и среди взрослых. Считаете ли вы, что в Москве необходимо улучшить оказание психологической помощи? Возможно, стоит рассмотреть еще какие-то меры поддержки горожан?

– Когда человек начинает думать о суициде, очевидно что-то не складывается у него в жизни, у ребенка могут возникать трудности в общении с одноклассниками, а может в школе его просто травят. Начинается накапливание определенного негатива: неудачи в учебе, плохие оценки, за которые дома постоянно ругают, ребенок не находит взаимопонимания ни среди педагогов, ни среди родителей…Это все часто приводит к печальным последствиям. У взрослых людей, как правило, тоже к этому приводят проблемы в личной жизни, человек не может справиться с чем-то эмоционально, например, развод или потеря работы. Конечно, с моей точки зрения, в таких ситуациях важна работа психологической службы. Человек всегда должен иметь возможность набрать нужный телефон и получить профессиональную консультацию или пойти в центр психологической поддержки. У нас в Москве работает городская психологическая служба "051", работает очень давно и слаженно. Обращений к ним очень много. Но, наверное, не только психологическая служба здесь имеет значение. Порой нужна и юридическая консультация. И в том числе к нам, в аппарат уполномоченного можно обратиться за любой бесплатной юридической помощью. Мы со своей стороны проводим также большую просветительскую работу: мы ежеквартально выпускаем наш вестник "Московский омбудсмен", где отражаем все трудные жизненные ситуации, объясняем куда с ними можно обратиться.

– А как вы относитесь к запрету использования нецензурной лексики в социальных сетях? Поступали ли к вам обращения на эту тему, может, от молодежи?

– Обращений ко мне по этой тематике не было. Но полностью поддерживаю тему о недопустимости нецензурной лексики и в обиходе, и в социальных сетях, и где бы то ни было.

– Возвращаясь к недавним событиям этого года, к незаконным акциям конца января – начала февраля. Вы говорили, что по их итогу к вам поступило 90 обращений. Удалось ли разрешить все ситуации?

– По всем вопросам абсолютно граждане получили ответы, потому что я обращалась и в прокуратуру, и в МВД, и в Росгвардию. По каждому конкретному случаю были получены полные ответы. В большинстве своем факты не нашли своего подтверждения. Потому что акции были незаконные, и граждане были подвергнуты административным мерам наказания. Больше всего обращений было по центру временного содержания граждан в Сахарово, который я сама посещала. Мы побеседовали с 25 людьми, которые там содержались. Я не скажу, что там очень хорошие условия, я считаю, что там нужно провести ремонт. Но в мой адрес на условия содержания не поступило жалоб от тех, с кем я беседовала. Потом уже в письменном виде пришли обращения граждан, и они все были разобраны. Очень многие из них имели свои объяснения. Например, когда всех туда привозили, были очень низкие температуры. А по приезду с каждым лично надо побеседовать, записать все данные, выдать постельное белье и другие принадлежности и затем разместить в камеры. В силу того, что задержанных было много, соответственно и времени на их оформление требовалось много, им было предложено поместить всех в одну теплую камеру, а затем заниматься их оформлением. Все они дали такое согласие. А потом попали в "сеть" все эти фотографии с переполненными камерами. Но через определенное количество времени все были размещены по 4-6 человек, позднее мне прислали фотографии, что их расселили по камерам.

Еще были обращения, что кому-то не давали воду, или что человека не отпускали из ОВД долгое время, я немедленно обращалась, и эти вопросы разрешались. К кому-то так и не допустили адвокатов, но потому что был объявлен план "Крепость". По этому я тоже обращалась, но это операция, которая проводится уже вне того, чтобы дать мне на это объяснения.

– Ранее вы говорили, что возьмете в проработку вопрос о ремонте в спецприемнике в Сахарово. Удалось ли как-то обсудить эту ситуацию с властями, к какому пришли решению?

– Когда мы посещали задержанных в Сахарово, нам руководитель сообщил о том, что в плане на этот финансовый год есть определенные ремонтные работы, но есть необходимость более серьезных работ, чем то, что запланировано. Я планирую обратиться к мэру города Москвы по этой теме в ближайшее время.

– Как обстоят дела с содержанием в московских СИЗО? В сравнении с прошлыми годами? А в пандемию что-то поменялось? Вы уже упомянули, что появилась видеосвязь для общения с адвокатами, что-то еще может поменялось?

– В пандемию очень сильно перестроили в "Матросской тишине" больницу, туда были доставлены и кислородные аппараты, и большое количество медикаментов. Следственные изоляторы были полностью оснащены лекарственными препаратами, проводились все необходимые дезинфекционные мероприятия. Сотрудникам СИЗО каждое утро, как и в любых учреждениях осуществляли термометрию, в соответствии с графиком делали ПЦР-тесты. Абсолютно все сотрудники были обеспечены средствами индивидуальной защиты. А колония в Зеленограде перепрофилировала деятельность хозяйственного отряда отбывающих наказание на пошив средств индивидуальной защиты. Во многом благодаря этой деятельности все следственные изоляторы полностью были оснащены средствами индивидуальной защиты.

Хочу отметить, что за весь период пребывания в условиях повышенной готовности, в следственных изоляторах Москвы от коронавируса не было ни одного летального исхода. Это говорит о том, что там были приняты самые оперативные и необходимые меры.

Еще интересно, что в связи с тем, что стала шире применяться форма домашнего ареста, сейчас в следственных изоляторах нет перелимита. Более того, там уже меньше людей, чем изоляторы могут вместить. Наполняемость составляет 98,6%. А до пандемии, в позапрошлом году процент перелимита был 11%, в прошлом году – 6,5%, а на 1 января этого года уже наблюдался, если можно так выразиться, недобор.

– Готовятся ли сейчас какие-то законопроекты с вашим участием? Сейчас много различных законопроектов, например, об оскорблении ветеранов или о наказании за агитацию участвовать в митингах?

– Мы много работаем по совершенствованию законодательства. Из последнего – обратились в правительство Москвы с тем, что уже давно не индексируются средства, которые выделяются на одного ребенка на период летней оздоровительной кампании. Мы предложили с этого года индексировать эти средства, иначе на конкурс будут выходить лагеря не самого лучшего качества.