Борис Акунин: настоящие художники часто раздражают

Григорий Чхартишвили, более известный читателям под псевдонимом Борис Акунин, в сентябре этого года выпустил в свет свой новый детективный роман "Мiр и война", который продолжил серию художественных дополнений к документальным книгам из серии "История Российского государства". В интервью РИА Новости писатель рассказал, почему взялся за этот труд, какая истина открылась ему во время работы, а также объяснил, почему он не любит современное искусство и считает онлайн-театр очень перспективным направлением. Беседовала Нелли Бондаренко.

— Григорий Шалвович, ваш новый роман "Мiр и война" является художественной иллюстрацией седьмого тома масштабного проекта "История Российского государства". В чем необходимость такого художественного дополнения?

— Главная задача, которую я перед собой ставил при написании многотомной "Истории Российского государства", это быть безэмоциональным, описывать историю государства, никого не прославляя и не осуждая. Наша историография, как правило, чрезвычайно эмоциональна и идеологична, а мне хотелось написать биографию государства с некоторой отстраненностью. Я попытался, во-первых, разобраться, что происходило на самом деле, а что было результатом последующих идеологических влияний, во-вторых, чему полезному можно из этого опыта научиться, что с нашей страной можно делать, а что с ней делать не надо, потому что это не получалось раньше и не получится никогда. При этом я, естественно, читая источники, испытываю всякого рода эмоции. У меня возникают свои симпатии, антипатии и так далее. Я с самого начала понимал, что это должно находить какой-то выход, и я решил, что параллельно буду писать историю беллетристическую, которая растянется на тысячу лет. Это будет история одной семьи, одного рода, где меняются поколения, меняются условия жизни, и там все будет крутиться вокруг приключений, вокруг человеческих судеб, вокруг любви…

— То есть это возможность выразить эмоции?

— Да. И кроме того, у меня была возможность дать простор фантазии, чего я не могу сделать в документальной книге. Я могу показать читателю жизнь в бытовых деталях, в отношениях между людьми, показать, как менялись или, может быть, не менялись проблемы, с которыми сталкивались люди, действительно ли нравственный выбор до такой степени разный сейчас и тысячу лет назад или, может быть, нет.

— "История Российского государства" — работа в жанре нон-фикшн. Почему ее автор Акунин, а не Чхартишвили?

— Потому что это рыночный продукт. Это серия, написанная для того, чтобы ее прочитало как можно больше людей. Те работы, которые я подписываю своей собственной фамилией — Чхартишвили, я пишу, главным образом, для себя. Эти книги я не отношу к числу массовой литературы, я выступаю там не как автор массовой литературы. Массовая литература – очень вежливый жанр. Как автор, ты все время стараешься быть приятным, занимательным, ты как рассказчик перед большой аудиторией, должен все время следить за тем, чтобы она не заскучала и не ушла. А когда ты пишешь литературу для себя, "невежливую", аудитория тебе не так важна. Тебе нужно выразить то, что есть у тебя внутри, нужно найти для этого правильные слова, средства, приемы. У меня, например, есть серия серьезных романов, которые называются "Семейный альбом", и там автора зовут Акунин-Чхартишвили, потому что там в каждом романе есть два пласта, один из них беллетристический, а второй довольно сложный и скучный, и он нужен не столько читателю, сколько мне самому.

— В процессе написания "Истории" вам открылась та самая истина, которую вы искали?

— Да, конечно. Во всяком случае, я в этом убежден. Может быть, я ошибаюсь, но то, чего я раньше не понимал, я себе теперь объяснил. Не факт, что я в этом убедил своих читателей, но это уже их дело. Они могут прочитать мою точку зрения, согласиться с ней или нет. Мне кажется, что я хорошо понимаю сейчас, как и почему сформировалось Российское государство, в чем состоят его сильные и слабые стороны. У меня появилось представление, как можно было бы поправить какие-то не то чтобы несовершенства конструкции, а устарелости, потому что какие-то вещи исторически сначала работают хорошо, потом работают плохо, а потом совсем не работают. И наше государство нынешнее, на мой взгляд, очень архаично. Его фундамент как был поставлен в XV веке, так с тех пор всерьез никогда не менялся. И если мы хотим жить иначе, жить лучше, значит, надо перестраивать фундамент. Покраской стен и наклейкой новых обоев не обойдешься.

— А каковы, на ваш взгляд, сильные стороны?

— Самое сильное, самое лучшее, что есть у России, это ее культура. Она образована множеством компонентов и элементов. Культура вообще лучшее, что есть в любой стране. Это богатство, этот простор, этот масштаб – очень сильные рычаги, просто надо уметь с ними работать.

— Но ведь культура отчасти стоит как раз на архаичности и традициях…

— Конечно. Но культура, если она живая, все время развивается, обогащается, меняется, и ни в коем случае нельзя мешать этому процессу. Если говорить о культурной эволюции, я себе ее представляю следующим образом. Культуру развивает искусство – это передовой отряд, нечто, ломающее канон, условности, ломающее всякого рода табу, поэтому настоящие художники часто находятся под ударом, они раздражают. Они что-то делают впервые, они ломают ороговевшие границы культуры. Потом культура обрабатывает тот урожай, который намолотило искусство. Что-то отбрасывает, что-то оставляет. Канон меняется. То, что вчера было совершенно неприемлемым, если оказалось жизнеспособным, становится частью культуры. Вот этот процесс должен идти все время. Я лично искусство не люблю, потому что я не люблю, когда меня эпатируют, я человек условностей и канонов. Например, ужасно не люблю современное искусство, не люблю актуальное искусство. Я, например, почти не хожу на выставки современного искусства или хожу туда, чтобы, так сказать, "поплеваться". Но это не значит, что я призываю его запрещать или что-то в этом роде. Я понимаю, что объективно это необходимо, без этого не будет движения, без этого не будет культуры.

— Работа над серией идет уже очень давно, изменилось ли ваше восприятие истории?

— Конечно же, изменилось. Мне осталось выпустить еще два тома, я думаю, что, может быть, после этого я напишу один том краткой истории Российского государства, уже зная и понимая все то, что я сейчас узнал и понял за эти годы работы. Он будет итоговый, суммирующий.

— Есть ли понимание, когда восьмой том может увидеть свет?

— Все сдвинулось из-за пандемии, все сроки. Изначально том должен был выйти в конце этого года, но не выйдет, потому что несколько месяцев не работали книжные магазины. Я думаю, что он выйдет весной.

— Планируются ли художественные иллюстрации?

— Да, я параллельно сейчас делаю роман про то же время, про вторую половину XIX века. Время это мне необычайно интересно — по степени злободневности, актуальности проблем. Ты все время вздрагиваешь, потому что это абсолютно проблематика сегодняшнего дня, и мне даже не надо ничего здесь подчеркивать и акцентировать. Параллели очевидны.

Еще я написал на этом материале пьесу, я как раз сейчас это делаю. Пьеса – это еще одна возможность иным языком рассказать о том же самом, другими средствами, другим инструментарием.

— Что для вас драматургия?

— Для меня написание пьесы, я прощу прощения, это странно прозвучит, не очень серьезная работа. Скорее отдых. Серьезная работа – писать детективный роман. Это очень сложная инженерная, архитектурная конструкция, которая требует большой подготовки и работы. Самое легкое, что есть в романе, это диалоги, а пьеса вся состоит из диалогов. Кроме того, есть еще режиссер с актерами. Они вытянут, если у тебя что-то не получилось. А не получится – можно свалить ответственность на них.

Но со всеми этими коронавирусными делами, я полагаю, жизнь театра изменится. Если произойдет то, на что я надеюсь, изменится и мое отношение к драматургии. Я надеюсь, развернется театр, которого я давно жду – онлайновый. Не было счастья, так несчастье поможет. Я уже провел с Александринским театром один небольшой эксперимент. Мы во время карантина сделали онлайн-спектакль "Драма на шоссе", который можно было посмотреть только один раз. Он соединял в себе традиционный спектакль, интерактив и ток-шоу, потому что во второй его части — а это судебный детектив с открытым концом — присяжные, живые, известные люди должны были выносить вердикт, а зрители могли голосовать. Сколько людей приходит в театр? Максимум несколько сотен. А этот онлайн-спектакль в несколько дней набрал миллион просмотров. То есть появляются совершенно новые возможности, совершенно другая аудитория. И мне было бы интересно сделать спектакль, может быть, многосерийный, который будет предназначен только для онлайна.

— Что еще из новых проектов у вас запланировано?

— Сейчас я сделал вещь для меня совсем необычную: сборник детских сказок. Он называется "Сказки народов мира". Книга сейчас готовится к выпуску. Она будет выходить в трех форматах, очень разных. Бумажный формат – это красивая книга с картинками. Будет также аудиокнига, которую прочтут замечательные артисты. Там будут эффекты, потому что сказки главным образом надо слушать, и это можно будет завести ребенку перед сном, например. И будет еще электронный вариант, который будет отличаться неким дополнительным контентом. В конце года, думаю, сделаем.