В тот же день информацию о семье — места работы родителей, учебы детей — выложили в открытый доступ. Это не единичный случай. Все чаще персональные данные СOVID-положительных пациентов становятся публичными, после чего людей начинают травить. Особенно в небольших населенных пунктах.

Иловля — рабочий поселок в Волгоградской области с населением чуть больше двенадцати тысяч человек. Здесь все знакомы друг с другом через три рукопожатия. Поэтому когда глава Иловлинского района Иван Гель в начале апреля объявил, что 46-летний мужчина привез из Москвы в "стерильный" поселок вирус, многие поняли, о ком идет речь. Когда же было сказано, что "нулевой" пациент, почувствовав себя плохо, сознательно пренебрегал карантином и ходил по улицам, возмущению местных не было предела.

А через несколько дней "досье" на предполагаемого нарушителя облетело все локальные чаты и группы в соцсетях. В документе был адрес, место работы, даже информация, каким автобусом он прибыл с вахты. 

Никита — сын того самого "нулевого" иловлинского пациента. У него, как и у отца, COVID-19 подтвердился. Сейчас он в больнице. На интервью молодой человек соглашается, чтобы доказать: все было не так, как утверждает глава района.

"Папа работает в Москве охранником, 31 марта приехал со смены. Но тогда еще чувствовал себя прекрасно. Первые симптомы появились у меня. Третьего апреля поднялась температура. Мы вызвали скорую. Фельдшеру сообщили, что отец вернулся из Москвы. Но она на это внимания не обратила. Сделала укол жаропонижающего. Сказала: "Если будет хуже, поезжайте в районную больницу — там сделают рентген".

На следующий день семья так и поступила. Однако рентген-кабинет был закрыт — суббота. Никите дали направление в поликлинику к терапевту.

Выписали лекарства — за ними отец с сыном по пути домой и зашли. "Но ведь никто не говорил, что нам нужно изолироваться. Никаких бумаг мы не подписывали. Нам сообщили, что это ОРВИ", — оправдывается молодой человек.

В понедельник явились к терапевту. Там была огромная очередь: в душном коридоре два на три метра собрались десятки пациентов. Все чихали и кашляли. "Мы просидели долго, в итоге папа до главврача дошел, чтобы у него без очереди взяли мазок. Мне эту процедуру так и не провели".

Это было 6 апреля, а 7-го отцу Никиты позвонили и сообщили, что у него положительный результат на COVID-19. Но еще до звонка из больницы с его матерью связалась местная жительница, чтобы уточнить, кто именно заболел коронавирусом.

Через два дня информацию о семье вывесили на проходной местного комбикормового завода. "Этот файл сфотографировали — и понеслось. Мне друг с курсов по вождению пишет: "Никит, а ты чего, при смерти?" Сестре, которая живет в другом городе, скинули фотку. Почему предупреждение вывесили именно на проходной завода, я не знаю. Никто из нашей семьи там не работает. Предприятие вообще находится в сорока километрах от населенного пункта, в котором мы живем".

Никита высылает нам фотографию вордовского документа, озаглавленного "Информация о личности носителя COVID-19". Помимо адреса и места работы его отца, там перечисляется, в какие магазины он ходил, что покупал. Внизу предупреждение: "Уважаемые руководители, просим вас провести собеседования с сотрудниками на предмет возможных контактов с семьей". Есть имя-отчество, а также телефон представителя завода, которому нужно звонить в случае чего. Правда, на предприятии нас заверили, что к документу они отношения не имеют. "Ничего у нас на проходной не висело. Под распечаткой есть подпись нашего сотрудника? Нет? Тогда таких бумажек кто угодно может настрочить тысячи".

— Никита, в местных СМИ говорили, что после этого вашу семью начали травить. Личные сообщения с угрозами приходили?

— Мне лично нет. Сестре писала одна женщина с нашего хутора. У нас многие занимаются продажей молока, но теперь сдавать его запретили. В администрации так и сказали: "Все претензии к семье (…)". После этого одна возмущенная женщина даже грозилась в суд на нас подать. Были еще резкие реплики в соцсетях. Вроде потом их удалили.

— Но жители поселка утверждают, что вы действительно нарушали режим изоляции, ездили на рыбалку…

— Ездили, только было это сразу после возвращения отца из Москвы. Тогда еще ни у него, ни у меня температуры не было. Поднялась она на следующий день. Но на озере было очень ветрено. Решили, что меня продуло. Мы ничего не нарушали: посещали только поликлинику и аптеку.

После выписки из больницы молодой человек намерен обратиться с жалобой в прокуратуру.

Город Усть-Кут в Иркутской области в четыре раза больше волгоградской Иловли. Но и здесь компрометирующая информация разлетается за считанные часы.

Алена Б. до сих пор не читала всего того, что о ней и ее близких писали в соцсетях. А писали следующее: "Эта женщина — враг общества", "Пусть получит по тупым мозгам от соседей", "Сжечь и расстрелять". Волну агрессии спровоцировали сообщения в местных группах: сын Алены стал первым пациентом в Усть-Куте, у кого подтвердился коронавирус.

Двадцать пятого марта Алена с семилетним сыном и шестнадцатилетней дочерью прилетели из Таиланда в Иркутск. Не выходя из аэропорта, женщина начала звонить в Роспотребнадзор, чтобы узнать, как ей действовать дальше. "У меня спросили, есть ли признаки заболевания. Раз нет, значит, мы можем спокойно ехать домой, а по приезде позвонить в поликлинику", — вспоминает она.

На следующий день Алена так и сделала. Ей открыли электронный больничный, всю семью посадили на карантин. Мазок на коронавирус взяли только на десятый день — объяснили, что так положено. Двенадцатого апреля Алене позвонил главврач больницы и сказал, что у ее сына подтвердился COVID-19. "Он просил не волноваться, никому не говорить о диагнозе. Мол, все еще нужно несколько раз перепроверить. Тем более что как тогда, так и сейчас сын чувствовал себя прекрасно".

Но по местным группам еще до звонка главврача пронеслась "молния": в городе первый заболевший. К Алене не успела доехать бригада скорой, чтобы взять анализ повторно, а в местных чатах уже появилось "досье" на всю семью.

Алена присылает мне скрин сообщения. В нем, помимо ФИО ее самой, мужа, родителей, говорится, сколько кому лет, где и кем работают. Указано и в каком микрорайоне живут.

"Двенадцатого апреля у меня телефон разрывался: писали родственники, друзья, все скидывали этот "документ". Старшая дочь сразу меня предупредила: "Мама, не заходи в соцсети, не читай ничего. Потому что жить дальше с этим ты не сможешь. Там ведь и угрозы были, и оскорбления".

— Лично вам что-то писали?

— Нет. Но в тот день было много звонков с незнакомых номеров. Я трубку не брала.

Потом по городу поползли слухи: женщина нарушает режим самоизоляции, из-за чего на нее оформили множество протоколов. «Мне директор с работы раз, наверное, двадцать звонила. «Алена, на тебя же протоколы составлены». Я полицию набираю — нет ничего. 

Поводом для слухов, считает Алена, послужило фото: она с мужем стоит у машины. Сделали его соседи из окна. "Только никто не учел, что на тот момент у нас карантин уже закончился, меня официально выписали, а положительный тест сына еще не пришел".

Пятнадцатого апреля был готов результат повторного мазка у мальчика. Он, как и все последующие, был отрицательным. "Глава нашего района выступила по телевидению, сказала, что анализ был ошибочный, что ребенок здоров. Это выложили в чатах. Градус негодования снизился. Однако многие до сих пор не верят, пишут, дескать, пусть чиновники сходят к вам чай попить без масок — тогда мы успокоимся".

— Сейчас уже понятно, кто обнародовал ваши данные?

— В местных группах и СМИ писали, что это один из сотрудников администрации, якобы его уволили и оштрафовали. Но мне лично никто ничего не сообщал. Да и мне какая польза от этого? Наши данные до сих пор кочуют по интернету с подписью «заразные». Буду обращаться в прокуратуру.

Бороться за справедливость намерена и жительница города Ясный Оренбургской области Светлана Макиевская. Десятого апреля она вернулась на поезде из Москвы. Утром в тот же день встала на учет в местной поликлинике — посоветовали соблюдать режим самоизоляции. Так и сделала. Через двое суток поднялась температура, вызвала скорую.

"Результат мазка был готов через три дня — мне сказали, что он "предположительно положительный". Госпитализировали. И в тот же день начался ад: все мои личные данные — номер машины, адрес, год рождения мужа и ребенка — попали в Сеть. Для Ясного, где живут пятнадцать тысяч человек, этого вполне достаточно. В родительских чатах утверждали, что я "заразная". Хотя до сих пор результаты других мазков не пришли. Затем в администрации ЗАТО Комаровский (это отдельная единица в черте города. — Прим. ред.) на собрании объявили, что у меня подтвержден диагноз. Причем озвучили мою фамилию".

Дальше — как снежный ком: обсуждения в группах местных предпринимателей, школьных чатах, танцевальных. Светлана говорит, что уведомили даже руководство дивизии, где служит ее старший сын. "Хотя он со мной не проживает, мы не контактировали. Более того, пока диагноз не был подтвержден, я ему даже говорить не хотела".

— Вам поступали угрозы в личных сообщениях?

— Присылали такое: «Зачем приехала, вали отсюда». Я — в полицию. Развернули — мол, нет состава преступления. Если будут реальные угрозы — сжечь машину или покалечить — обращайтесь. Но тогда уже поздно будет!

Это лишь несколько случаев. В Хабаровске на двери заболевшей коронавирусом женщины кто-то повесил записку: «В Италию ездишь? Сдохни, тварь! Из-за тебя страдают наши дети!» В Воронежской области соседи травили семью, вернувшуюся из заграничной поездки. Причем COVID-19 у них не подтвердился. В Кирово-Чепецке подвыпившие мужчины избили фельдшера, который приехал брать тест на коронавирус: хотели узнать, к кому именно вызывали бригаду.

По словам эксперта по системам предотвращения утечек информации Ашота Оганесяна, пока это все же единичные инциденты.

Кто и зачем этим занимается, остается только догадываться.

"Очевидно, это не коммерческие сливы. Не могу представить, кто может купить данные больных коронавирусом. Скорее всего, утечку допускают сами же обеспокоенные чиновники или сотрудники медучреждений. Иногда даже видно, что снимок сделали на телефон с большого расстояния", — предполагает Оганесян.

Как информация распространяется в маленьких населенных пунктах, хорошо видно на примере жительницы поселка Белоярский Свердловской области Аиды Дильмиевой. Она не только выяснила, кто распространял слухи, но и добилась возбуждения уголовного дела.

Двадцать пятого марта Аида вернулась из Лос-Анжелеса и сразу самоизолировалась. Через пару дней к ней приехали брать анализы. Результат не приходил еще долго, но в поселке уже вынесли вердикт. Из чата в чат кочевали голосовые послания. Взволнованный женский голос сообщал: у Дильмиевой подтвержден коронавирус.

"Девчонки, привет, сейчас Миша Соколов заезжал в "Екатерину" (продуктовый, принадлежащий Аиде. — Прим. ред.). Всю семью Дельмиевых увезли с коронавирусом в инфекционное отделение. Магазин будут сейчас закрывать". Второе сообщение начинается с глубокого вдоха. Потом женский голос констатирует: "В магазине "Екатерина" все контактные. Мамочка (у Аиды двое детей. — Прим. ред.) заболела коронавирусом".

Фейк обошел все паблики поселка. В итоге через два дня лавку Аиды обходили стороной даже постоянные покупатели. "Выручка резко упала. Я сама слышала через открытое окно (живет Аида над торговой точкой. — Прим. ред.), как какая-то женщина кричала нашей уборщице: "Ты что там делаешь, магазин заразный, как с тобой потом общаться?"

Кроме того, едва ли не каждый день в Роспотребнадзор поступали анонимные звонки — Аиду обвиняли в нарушении режима самоизоляции. «И мне каждый раз приходилось писать объяснительные участковому, хотя я никуда не выходила. Я очень порядочный человек, к карантину относилась серьезно».

Аида говорит: именно из-за этих анонимок ей было принципиально вычислить авторов слухов. «Хорошо, что поселок у нас небольшой. В итоге знакомые узнали их по голосу. Одной оказалась медсестра районной больницы, другой — оператор сотовой компании».

— Вы с ними разговаривали?

— Да, когда заявление в полицию уже ушло, мне позвонила одна из этих женщин, попросила «как-нибудь» решить вопрос. Затем другая связалась. Нет, не извинялась, скорее недоумевала, как ее сообщение могло так быстро разойтись по группам и соцсетям.

Адвокат Людмила Айвар сравнила эту ситуацию с тем, как в СССР травили первых ВИЧ-инфицированных. «Тогда, особенно в маленьких городках, существовало много мифов, связанных с этой болезнью. Людям разбивали окна, поджигали машины, не брали на работу. C COVID-пациентами, конечно, до такого не доходит. Надеюсь, и не дойдет».

Каждый, предупреждает юрист, должен понимать: за разглашение персональных данных предусмотрена уголовная ответственность.

Причем вычислить авторов вбросов у следователей есть возможность, даже если человек удалил все со своего устройства. «След любого действия в интернете остается надолго», — уточняет Айвар.

Социальный психолог Алексей Рощин объясняет: информационный фон вокруг пандемии бьет по самому важному инстинкту человека — инстинкту самосохранения.

"Нам все время рассказывают, что смерть ходит вокруг нас. Это очень истощает психику. Один из способов справиться с таким напряжением — проявить агрессию. В войну можно было взять винтовку и пойти расстреливать врага. Но в вирус не постреляешь. Происходит то, что в психоанализе называется замещением. На роль невидимого врага-вируса очень хорошо подходит соседка, которая приехала из Европы и "привезла заразу".

Единственное решение в подобной ситуации — информационные самоограничения.