Чему Ленин может научить всех — включая тех, кто его не любит

Дней леонидовых прекрасное начало, когда советская власть вступила в брежневскую обскурационную фазу — золотую осень коммунизма, — было ознаменовано двумя пышными юбилеями: 50-летием Великой Октябрьской Социалистической Революции и 100-летием со дня рождения В. И. Ленина. Вся страна становилась на юбилейную вахту, звучали гимны, псалмы (но также и анекдоты), халтуртрегеры работали не покладая рук.

«

И громко звучало уверенное, что ликование 1967-го и 1970 года — это лишь слабое приближение к тому, что будет через полвека, в дни 100-летия революции и 150-летия вождя мирового пролетариата. Но хочешь насмешить музу истории Клио — поделись долгоиграющими пророчествами.

Она и рассмешилась, и надсмеялась. Причем дело даже не в том, что СССР больше нет и Ленин уже не величайший учитель. Такое в истории случается. Но проблема в том, что в обоих случаях новейший юбилей оказался смазан — в том числе и среди явных симпатизантов Великого Октября и великого Ленина.

С Октябрем вышло так, что 1917 год актуализовался раньше — в спорах о Феврале семнадцатого. Там спорили так надсадно, что приустали, и 100-летие Октября прошло тихо и незаметно. С Лениным получилось не лучше. Фигура Сталина приобрела в наши дни такое гипертрофированное очертание, о вожде народов — осуждая ли его, восхваляя ли — говорят столь увлеченно и соотнося это с современностью, что Ленин на фоне этого злого или доброго божества совсем теряется.

Собственно, так уже было: до 1953 года Ленину клали ритуальный поклон — не более того, — после чего истово поклонялись т. Сталину. Сегодня мы пришли к чему-то подобному.

Действительный ренессанс ленинизма произошел после XX съезда. Как на уровне официальной идеологии — в оборот были введены понятия "ленинские (то есть весьма хорошие) начала государственной и партийной жизни", "ленинская гвардия". Реальные, порой сильно непривлекательные черты советского быта объяснялись пережитками культа (наряду с пережитками капитализма), а Ленин был носителем идеальных начал, просто не успевшим воплотить их в жизнь во всей полноте.

«

Вполне искренним этот ренессанс был не очень долго. Наиболее искренними сторонниками и хвалителями ленинских начал были уцелевшие представители ленинской гвардии. Их преклонение перед Ильичом было сродни религиозному. Но этих представителей было не так уж много, они быстро уходили из жизни, им на смену приходили другие отряды ленинцев.

Кроме начетчиков, рассматривавших поклоны Ленину как сугубо ритуальные, но просто необходимые в карьере, были и люди, искавшие не одних пайков и чинов, а, например, искавшие социализма с человеческим лицом.

Сами классики марксизма отмечали, что первоначально разные социальные учения и движения являлись в форме религиозных ересей. В первую очередь классики имели в виду европейскую Реформацию. Мартин Лютер начинал как горячо верующий католик.

Классики были кругом правы. В СССР 60-70-х антисоветские учения исправно начинались с возвращения к ленинским началам. Причем как искреннего, так и не очень искреннего — а просто потому, что так положено и безопасно. По-журналистски говоря, "задница прикрыта". Советские философы того времени были кто кантианцем, кто гегельянцем, кто экзистенциалистом, кто неотомистом — и все марксистами-ленинцами. Что, с одной стороны, хорошо и мило, с другой — способствовало изрядному цинизму. К Ленину вообще перестали относиться всерьез, а только как к "Лукичу".

Это продолжалось и в перестройку, покуда откручивание идеологических гаек не породило вопрос "А что, так можно было?" — после чего на Ленина стали нести, как на Сталина, с равной энергией. Формула еще 30-х годов "Сталин — это Ленин сегодня" была воскрешена, но только не в хвалебном, а в негативном смысле. Разделение отцов-основателей СССР на Ормузда Ильича и Аримана Виссарионовича, будучи весьма искусственным, требовало большого количества натяжек. Когда Ленин и Сталин вновь слились воедино, всем стало проще. Такова судьба легенды о Ленине, оказавшейся в итоге поглощенной легендой о Сталине, как более понятной.

Но кроме легендарного и поэтому вечно варьирующегося персонажа, добрый дедушка Ленин — это отнюдь не единственная его ипостась, есть все-таки реальный Ленин. И сейчас, когда он уже полностью (или почти полностью) принадлежит истории, когда страсти более или менее улеглись, уместно поставить вопрос об Ильиче как типе исторического деятеля.

Для чего желательно отринуть как ужасные анафемы, так и умильные славословия. Тем более что и те и другие носят довольно давний характер. Все эмоциональное уже произнесено. Воспроизводством можно ожесточить спор, но никак не приблизить его к холодному анамнезу. А ведь таковой небезынтересен.

«

Когда Ленина по давней — почти столетней —- традиции объявляют гениальным идеологом, переворотившим сознание поколений, причем не только у нас, но и во всем мире, это, скорее, покушение с негодными средствами. Он был плодовитый публицист, некоторые его мысли и образы отстоялись и до сей поры актуальны, но про кого же это нельзя сказать? На 55 томов ПСС всегда что-нибудь да найдется. См. не менее плодовитого гр. Дм. Ив. Хвостова.

Действительная гениальность Ленина в другом: в его политическом оппортунизме, позволявшем ему менять свою позицию на противоположную, причем делать это многократно. Причем не просто менять, а вести за собою сторонников, готовых признать, что вчера было так, сегодня эдак, а завтра еще как-нибудь. Нерушимую ограду вокруг Закона с таким оппортунизмом не воздвигнешь — это пытался сделать сильно потом истый талмудист М. А. Суслов, да и то не очень успешно, — но Ленин особо и не пытался. Он более был озабочен захватом власти, а потом ее удержанием и в этом деле проявлял невиданные чудеса маневренности. Достаточно вспомнить Брестский мир, а потом НЭП. Да он, собственно, сам это признавал, отмечая в качестве примера для подражания наполеоновский принцип "On s'engage et puis on voit" — "Надо ввязаться, а там посмотрим".

Кстати, оптативные рассуждения "О, если бы Ленин остался жив!" действительно интересны в том смысле, какие бы еще неожиданные маневры он предпринял. Но удар, потом еще удар — и маневры кончились.

И формула Маяковского "Наше знанье — сила и оружие" справедлива в том смысле, что всякому, кто изучает политическое искусство, оппортунизм Ленина дает богатую пищу для размышлений. Примерно как для изучающего военное искусство полезно знание наполеоновских кампаний безотносительно к тому, нравится ли ему великий император.