12:00 21.02.2020
(обновлено: 20:01 03.03.2020)
Валерий Мельников: мирные люди — звено, которое объединяет все войны
© РИА Новости / Ирина Калашникова | Перейти в медиабанкСпециальный фотокорреспондент МИА "Россия сегодня" Валерий Мельников на фоне фотографий из серии "Под землей" (Underground)
Читать ria.ru в
Фотограф МИА "Россия сегодня" Валерий Мельников, получивший ведущую мировую фотопремию World Press Photo, рассказал РИА Новости, почему решил собрать деньги на собственную книгу с помощью краудфандинга, какой смысл нашел для себя в работе на войне и о чем поговорил бы с Андреем Стениным. Беседовала Евгения Стогова.
— Вы готовите к изданию книгу своих фотографий "Черные дни". О чем эта история?
— Книга состоит из трех серий, которые были сняты с самого начала украинского конфликта. Моя первая поездка в Луганскую область состоялась в первых числах июня 2014 года. Всего же около десятка командировок, от месяца каждая. Первая часть – "Черные дни Украины" – рассказывает об острой фазе конфликта. Большая часть фотографий сделана как раз в 2014-2015 году во время боевых действий и их последствий. Вторая серия – "Под землей" – черно-белые портреты местных жителей, которые прячутся в подвалах во время обстрелов. И третья глава, замыкающая, это "Серая зона", которая показывает мирных людей, живущих вблизи фронта.
— Сама идея собрать все это в одну книгу появилась изначально?
— Около года назад. Может, я какие-то вещи по-другому бы делал, если бы изначально появилась такая мысль. Чисто технические, не идейные. Все мои поездки, общение с донбассцами, они очень сильно повлияли на меня, изменили как человека.
Фотокорреспондента "Россия сегодня" наградили на Picture of the Year
16 февраля 2020, 21:41
— Это ваша первая война?
— Нет. Я был в Чечне достаточно длительный период, в Ливане. Но у меня не было такого погружения в историю, такого близкого контакта с местными жителями. Самое главное, не было осмысления того, зачем вообще я туда езжу. Я работал как обычный штатный фотограф, выполняя задание редакции, если оно было какое-то четкое. А если его не было, снимал то, что снимают все пресс-фотографы. То, что могут снять, то, что им покажется интересным. А на самом деле – все подряд. Первые мои поездки на Донбасс были такими же. Потом, возвращаясь домой, пересматривая съемки, анализируя, я стал задумываться. Пытался понять, что я снимаю, о чем я говорю…
— На эти размышления вас натолкнуло что-то конкретное?
— Скорее, это просто логическое развитие событий. В какой-то момент пришла идея сделать серию о войне без военных фотографий. Параллельно я читал книги о войне, смотрел старые советские фильмы. В "Летят журавли", кстати, тоже нет ни одной военной сцены. Постепенно пришел к мысли, что главный смысл, мой по крайней мере, работы в таком месте – это мирные люди. Это то, что объединяет все войны.
— Говорят, вы едва ли не по несколько недель жили с героями ваших фотографий…
— По несколько дней, неделю. Помимо фото, у меня был еще короткий документальный фильм, тоже называется "Под землей". Собственно, к этой истории я пришел, когда ездил по разрушенным поселкам вдоль линии фронта. В некоторых осталось по два-три-десять человек. Однажды приехал в разрушенную сельскую школу, в подвале которой жили люди. С самого начала войны. Познакомился, остался. Сразу решился снять видео.
— Фото не все раскрывало?
— Мне показалось, это история, где нужно дать возможность самим жителям этого подвала что-то сказать.
Фотокора МИА "Россия сегодня" признали фотографом года
4 ноября 2019, 20:44
— Почему решили остаться?
— Меня очень хорошо приняли. К ним много журналистов до меня приезжало. А я был первым, кто остался. Ничего особенного я там не испытал. Но нужно было почувствовать, как это – жить в подвале. А еще больше – этих людей понять. Просто не смог сразу уехать.
— Вы собираете средства на книгу с помощью краудфандинга (способ привлечь средства на какой-то проект или в бизнес с помощью специальных интернет-площадок). Почему именно таким образом?
— А какой еще способ сейчас есть? Найти спонсора очень сложно. Ходить обивать пороги издательств – ну, не знаю. К тому же кампания в какой-то степени покажет заинтересованность аудитории.
— Как вы сами видите свою целевую аудиторию?
— Изначально я ее видел среди моих знакомых, коллег. Понятно, что книги фотографов покупают фотографы. Мне не очень нравилась эта идея. Хотелось бы выйти в широкий спектр, чтобы были люди разных профессий, разных направлений. Среди тех, кто на сегодня является подписчиком кампании, есть и юристы, и какие-то общественные деятели, и историки – самые разные люди.
— Отматывая к истокам, как вы пришли к военной фотожурналистике? Вы говорили, у вас было много поездок до Украины…
— Их было много, может быть, по факту, но по результативности – не было ничего. Есть какой-то набор фотографий, которые не представляют, как сейчас я понимаю, интереса для меня как для профессионала. Та работа не стала каким-то высказыванием.
— В отличие от Донбасса?
— Да. Вот эта книга – это мое личное высказывание. Мой личный взгляд.
— Но первая поездка все равно бывает всегда…
— Я жил в Ставрополе, там я начал. Поездка была в Чечню. Аргунское ущелье.
— Сами вызвались?
— Я отправился как сотрудник редакции, предупредив о намерениях уже после отъезда. Тогда пресс-служба Северокавказского пограничного округа находилась в Ставрополе. И вечером сотрудник или руководитель пресс-службы, майор Леванцов, как сейчас помню, звонит и говорит: "Вот завтра вертолет летит в Аргунское ущелье, там наши пограничники высадились неделю или две назад, ситуация тяжелая, предыдущий вертолет три дня назад сбили. Если хочешь, завтра приходи утром на вертолетную площадку. У тебя ночь на раздумье". Я пришел. Причем планировали там переночевать и на следующий день назад. По прилете погода испортилась, остались на неделю. Конечно, никакой связи. Жена дома тогда чуть с ума не сошла.
— У вас не было момента, когда вы сидели и думали: "Все, я больше не поеду, с меня хватит"?
— Возможно, у меня не было ситуаций, которые бы меня подвели к такому решению. Было пару раз достаточно близко, страшно. Но, может быть, время прошло. И потом, многие, кто туда ездит, снимают фильмы или фотографии именно о солдатах, живут с ними. В последние годы это не про меня. Понятно, что ты находишься в опасности. Но когда я приезжаю к людям, понимаю, что они там живут годами, не уезжают несмотря на гибель соседей, родственников.
— Вы возвращаетесь из-за этих людей?
— Очень сложно, работая журналистом, как-то напрямую повлиять на этот конфликт, изменить его ход. Но можно помочь отдельным людям. Хотя, вообще, я считаю, что моя работа важна не для тех, кто на войне, а для тех, кто живет мирной жизнью.
© РИА Новости / Валерий Мельников | Перейти в медиабанкСтена разрушенного дома в поселке Доломитное Донецкой области
Стена разрушенного дома в поселке Доломитное Донецкой области
— Показать им…
— …важнее. Понятно, что не все смогут понять, ощутить, насколько хрупок наш мир. Он вообще очень кажущийся, иллюзорный. Хочется, чтобы люди пытались жить осмысленно, не допускать конфликтов, даже мелких. Всегда все начинается из-за мелких конфликтов.
— В разговоре с вами невозможно не упомянуть Андрея Стенина. Видите ли вы какие-то параллели в вашем восприятии и этой войны, и мира в целом?
— Мы с ним не обсуждали его человеческую позицию. Когда все началось, я работал в Луганской области, он приезжал в Донецкую. Но мне было бы, спустя какое-то время, интересно с ним поговорить.
— Что бы обсудили?
— Работу достаточно бесполезно обсуждать. А вот какие-то человеческие вещи… Как он думает, что воспринимает, что он для себя осознал. Для меня, например, очень важно, что я понял, какова моя миссия вот в этой войне.
— Почему журналисты, молодые журналисты вообще едут в горячие точки?
— У каждого своя история. Это, может, цинично, но есть люди, которые ездят, понимая, что на этом можно сделать карьеру.
Случаи гибели российских журналистов за рубежом в 2007-2020 годах
11 января 2020, 19:57
— А действительно можно на этом сделать карьеру?
— Или умереть. Такой выбор! Но никто же не верит, что это может произойти. Такая психологически-философская штука: человек до последнего уверен, что он не умрет.
— Вы тоже не верите?
— Конечно. Да, каждый раз ты настраиваешься, сам себе отчет отдаешь, что всякое может произойти. Но если бы мы понимали, что это произойдет сто процентов, никто бы из нас не поехал.