Буркхарт Фейгель: нас не раскрыли ни в Штази, ни в ЦРУ

С 4 по 10 ноября в германской столице отмечают 30-ю годовщину со дня падения Берлинской стены. Врач Буркхарт Фейгель связал свою жизнь с границей, разделявшей Западный Берлин и ГДР, – в 1960-е годы он был "перевозчиком" людей (нем. Fluchthelfer – "лицо, оказывающее помощь при побеге"), которые хотели покинуть социалистическую Германию. В 2012 году за эту деятельность Фейгель был награжден Кавалерским крестом (одна из степеней ордена "За заслуги перед ФРГ"). Как люди становились "перевозчиками", какую роль играли в этом ЦРУ и контрразведка ФРГ и какими путями нелегалы покидали ГДР, Фейгель рассказал в интервью РИА Новости.

– Господин Фейгель, почему вы решили помогать людям из Восточного Берлина бежать на Запад?

– Я изучал медицину, право и философию в Западном Берлине и был убежденным антикоммунистом. Кроме того, свобода всегда была для меня очень высокой ценностью. Мой отец погиб под Москвой в 1942 году, я его почти не знал. Моя мама была пиетисткой, она была фанатично верующей. Я должен был бороться за свою свободу еще ребенком. Я помогал другим людям в Берлине прийти к свободе, потому что я знал, насколько это важно – свободно говорить, свободно мыслить, свободно дискутировать. Я приехал в Берлин 30 октября 1961 года, и уже в первый день мой друг спросил меня: "Мы перевозим людей, ты присоединишься к нам?" Конечно, я согласился.

– Действительно ли так много людей хотели бежать на Запад?

– Строительство Берлинской стены стало большой неожиданностью. Когда 13 августа 1961 года границы секторов (со стороны ГДР – ред.) были обмотаны колючей проволокой, то есть когда граница была закрыта, тут же образовалось 50 тысяч разделенных семей, потому что родственники жили и работали в разных частях Берлина. Также было три тысячи школьников и студентов, которые учились в Западном Берлине, потому что они не могли делать это в Восточном Берлине по идеологическим причинам. В Свободном университете Берлина (Freie Universität Berlin) было около 450 студентов из Восточного Берлина. У нас были их имена, фотографии их паспортов, адреса. И каждый человек, которого мы привозили в Западный Берлин, говорил нам: моего брата тоже нужно вывезти, мои родители тоже хотят уехать. Наш список становился все длиннее.

– Как вы начали перевозить людей на Запад?

– Я начал с паспортов. Нужно понимать следующее: в Берлине было 75 тоннелей (прокопанных добровольцами между западной и восточной частями города для побега – ред.), только 19 были работающими, около 400 человек сбежали по ним на Запад. Только по канализации – 800 человек. При помощи паспортов – 10 тысяч. Иностранцев на границе проверяли не так строго, как западных немцев. Пограничный контроль в отношении иностранцев проводился военнослужащими ГДР, но по советским законам. Внесение прибывающих иностранцев (на границе – ред.) в списки с указанием имен и национальности, чтобы таким образом выявить пытавшихся сбежать восточных немцев, началось только 7 января 1962 года. Поэтому иностранные студенты писали своим родным и друзьям, чтобы собрать паспорта. Мы не использовали американские, британские или французские документы, потому что это было опасно в случае провала и могло привести к международному обострению. Мы работали со шведскими, голландскими, швейцарскими, финскими паспортами, которые перевозили в Восточный Берлин, и с ними можно было бежать. Люди очень активно собирали эти паспорта, в нашей штаб-квартире находилось 1600 загранпаспортов.

– И что потом делали люди, перебравшиеся в Западный Берлин с чужими паспортами?

– Они попадали в приемный пункт в Мариенфельде (район Западного Берлина – ред.). Они не брали свои документы, это было бы слишком опасно, поэтому они получали новые западногерманские удостоверения личности. Были также случаи, когда дипломы или документы об учебе отправлялись по почте в Западный Берлин. Их забрасывали в почтовые ящики во время побега. В ГДР ежедневно перлюстрировалось 20 000 писем, однако некоторые письма приходили. Для нас было важно, чтобы беженцы не раскрыли в ходе беседы в приемном пункте, как именно они прибыли. Для этого у нас было соглашение с контрразведкой ФРГ (Bundesverfassungsschutz) и ЦРУ, чтобы наших беженцев не допрашивали. Мы могли сообщить о них по якобы защищенной телефонной линии в Мариенфельде. В результате маршрут эвакуации не был раскрыт в течение длительного времени. В Мариенфельде был специальный сотрудник контрразведки, который имел постоянные контакты с перевозчиками и должен был составлять еженедельный отчет об этом для ЦРУ. Американцы предпочли бы запретить любую помощь в эвакуации, они вовсе не были рады, что некоторые западные немцы совершают политически опасные вещи.

– У вас были прямые контакты с ЦРУ?

– Это моя личная история, я действительно встречался с главой ЦРУ в ФРГ. Он впервые позвонил мне в конце 1961 года и пригласил на встречу в штаб-квартиру ЦРУ в Далем (район Западного Берлина – ред.). Очевидно, что в ЦРУ держали под наблюдением перевозчиков, которые представляли потенциальную опасность для статус-кво в Берлине. Он знал, что я музыкант-любитель, а он сам был профессиональным музыкальным критиком. Он никогда не называл мне своего имени, и я не мог ему позвонить. Но мы встречались несколько раз и говорили о музыке, об истории Европы. Тема вывоза людей никогда не поднималась в разговорах. Однажды я попытался заговорить с ним об этом, когда один перевозчик был арестован в Восточном Берлине, и он сказал, что это не его задача.

– Вы придумали "туры двойников" на пункте перехода через Берлинскую стену на улице Генриха Гейне? Правда, что восточногерманские пограничники не смогли разгадать, как вы это делаете?

– Мы закончили с паспортами 6 января 1962 года, когда четыре человека были арестованы в ГДР. Я искал новые варианты, хотел найти новый путь для вывоза людей. Я пытался организовать прямой проход через границу поблизости от Ганновера, но мой партнер в ГДР был арестован. Я пытался получить дипломатические паспорта, интересовался переделкой разных автомобилей для провоза беженцев. Эвакуация по канализации Берлина была уже невозможна, тема была закрыта еще осенью 1961 года. Но у меня все еще был список потенциальных беженцев, я обещал их родным, что привезу их. И вот я придумал "туры двойников": двойная регистрация на пограничном контроле, чтобы раздобыть второй, действующий паспорт для беженца. Штази, ЦРУ, контрразведка ФРГ – никто не мог нас раскрыть, хотя все об этом знали. Могу описать в общих чертах: человек проходил границу с одним паспортом, отходил в туалет, переодевался и еще раз проходил контроль. Эти "туры двойников" длились до марта 1963 года.

– Вы также пытались копать тоннель с известным западноберлинским перевозчиком и копателем тоннелей Гарри Зайделем?

– Зайдель со своей группой уже выкопал тоннель на Гейдельбергер штрассе 75, в марте 1962 года через него смогли сбежать много людей. В конце марта там был застрелен перевозчик Хайнц Йерха. Вскоре после этого Зайдель позвонил мне и спросил, не могу ли я помочь. Я сразу сказал "да". Но это было слишком тяжело для меня. Я был тренированным спортсменом, проблема была не в физической силе, но у меня были больные легкие. А в тоннеле очень мало кислорода и много углекислого газа. Это же "слепая кишка", там нет воздухообмена. Во время работы можно было потерять сознание, и это означало – больше не выйти наружу. У людей не было кислородных масок, они просто копали. Когда я покинул группу, Зайдель получил предупреждение от контрразведки ФРГ, что об этом тоннеле уже знают в Штази.

– Вы упомянули о переделке автомобилей – вы вернулись к этой идее в середине 1960-х годов?

– Да, мы стали использовать автомобиль, которым управлял французский военнослужащий. Эти "французские туры" длились с 1966 по 1970 годы. И восточные немцы тоже не смогли раскрыть, как это работает. Француз, как представитель союзников в Западном Берлине, совершал поездки в ГДР. Беженцы собирались на какой-нибудь парковке, оттуда их забирала западногерманская машина. Затем ночью, в темноте люди пересаживались очень быстро во французский автомобиль. Это было сделано для того, чтобы француз ни в коем случае не попал под подозрение. Беженцы тоже не видели, что это за машина. Позднее мы переделали для этих целей грузовик, туда помещалось 14 человек. Но автомобиль никогда не был полон, это было почти невозможно по организационным причинам. Тем не менее в Штази искали нас четыре года и не нашли ничего.

– Перевозчики преследовались властями ГДР? Это было опасно?

– В ГДР велась пропаганда, что мы хотим ворваться в страну, взрывать мосты и расстреливать людей. Мы были государственными террористами на востоке. Но сами мы считали свою работу юридически корректной, потому что когда у человека отбирают фундаментальное право, например, право на свободное передвижение, то можно применить нелегальные методы, чтобы восстановить это право. Министр юстиции ГДР Хильде Беньямин сказала, что приговорит меня к смерти. Я узнал об этом в январе 1963 года. Потом я пережил две попытки похищения. Один раз в Берлине и один раз в Вене. Позже я читал, что похищения никогда не проводились сотрудниками Штази, для этого нанимали уголовников на Западе. Это стало поводом для меня покончить с вывозом людей. "Французские туры" шли отлично после того, как мы наладили организацию, так что я даже сдал госэкзамены и женился. У меня, наконец, появилось время для этого. В 1969 году родилась наша старшая дочь. Моя жена боялась похищения. Это стало поводом покинуть в 1969 году Берлин, с 1970 года я больше не занимался эвакуацией.

– C вашей личной помощью на Запад смогли бежать почти 650 человек из ГДР. Вы знаете этих людей лично, встречались ли с ними позднее?

– Я едва ли познакомился с кем-то тогда. Я привозил их и занимался другими беженцами. Люди не знали наших имен. Мой псевдоним был "Черный", потому что у меня были черные волосы. Но даже не все мои друзья знали, чем я занимаюсь. В 2009-2011 годах я пытался организовать встречу бывших беженцев с бывшими перевозчиками при тотальном молчании со стороны немецкой прессы. Были люди, которые говорили, что не хотят больше иметь дело с этими старыми историями. Но для меня работа с этой историей очень важна. С 2017 года федеральный фонд исследования диктатуры СЕПГ (Социалистическая единая партия Германии, ведущая партия в ГДР – ред.) присуждает премию имени Карла Вильгельма Фрика, это стало возможным благодаря моему пожертвованию. Эту премию получают люди, которые исследуют тоталитарные системы, описывают, что тоталитаризм делает с человеком. Воссоединение Германии, падение Берлинской стены – эти праздники напоминают мне сегодня Рождество: все радуются, но почти никто не знает, что случилось в Рождество. Это вызывает у меня глубокую озабоченность.