Отборы в коллектив в прошлом году проходили в 16 российских регионах, в них приняли участие более 650 ребят. В оркестре — лучшие, около ста участников в возрасте от десяти до 22 лет. Кроме того, организаторы принимают музыкантов до десяти лет в стажеры.

О том, чем живут исполнители, в каких случаях дети на сцене подражают взрослым и кому это надо, а также как дирижировать только глазами, РИА Новости рассказал основатель и художественный руководитель коллектива Юрий Башмет.

— Я посмотрела интервью с разными вашими воспитанниками, и у меня создалось впечатление, что вы для них — недосягаемая величина. Они не стесняются к вам лишний раз подойти посоветоваться? А вы сами знаете, чем они живут, какие у них интересы, что читают, какая у них мода?

— Ну, мода — это по ним видно сразу, какая она сегодня. И конечно, я с ними разговариваю, и немало.

Что они читают, я, кстати, не знаю (спасибо за вопрос, надо поинтересоваться). Но, допустим, когда мы играли в этом году в туре «Ромео и Джульетту», то они все знают, о чем идет речь, — значит, уже читали.

Юношеский оркестр отличается от любого другого. Вот, например, во время паузы на репетиции что обычно делают взрослые? Отдыхают, кто-то выходит покурить, кто-то играет в домино или карты. А здесь — дети как-то рассредоточиваются по углам и продолжают жить самой репетицией.

— И не смотрят в смартфон в перерыве?

— Нет, они продолжают что-то играть, друг с другом это обсуждают, репетируют, «чистят» какой-то трудный хорал, допустим. Это все по их собственной инициативе происходит, они удивительно заинтересованы в результате совместном.

— А вы вообще от них принимаете инициативу? Если они хотят что-то придумать, что-то определенное вместе сыграть?

— У нас очень удачно подбирается репертуар для них. Сейчас десять концертов было, и в каждом во втором отделении была Пятая симфония Шостаковича. А там есть очень много «высказываний» отдельных инструментов. И если на репетиции я что-то советую, то во время концерта отдаю на их усмотрение. Потому что если ты детям доверяешь, то это самая большая для них школа жизни.

— Сейчас активно обсуждается в медийном пространстве тема использования детей и подростков в интересах взрослых. Дети вдруг становятся «звездами» — и музыканты, и исполнители, и вокалисты. Или, к примеру, общественные активисты. И взрослые на этом каким-то образом наживаются, кто-то финансово, кто-то в политических и иных интересах. В случае с Всероссийским юношеским оркестром вы, как его руководитель, безусловно, не получаете, а отдаете — опыт, время, силы. Но ведь есть же и другие примеры и у нас, и за рубежом?

 — Все, что вы сейчас сказали, — очень глубокая тема, о которой обязательно нужно говорить как можно чаще. Да, такое бывает, в том числе и в оркестрах — не буду называть, в каких. Использовать детей в корыстных целях — это преступление.

У нас есть несколько замечательных телевизионных передач, в которых выступают талантливые дети, и это очень хорошо. Но нужно всегда помнить и о профессиональной стороне вопроса: что будут делать дети, когда они вырастут и войдут во взрослую жизнь?

Нельзя также забывать, что ребенок во время всех этих кастингов, отборов (и мы это видим на наших прослушиваниях тоже) порой всерьез погружается именно во внешнюю сторону конкурсного процесса.

Просто в качестве примера: совсем маленькая девочка, скрипачка, выступает на отборе в одном из дальневосточных городов, а одета она при этом уже как взрослая девушка. У нее распущенные волосы, макияж, в кульминационных моментах — движения, абсолютно как у Ванессы Мэй, они уже привлекающие, подкупающие публику. А глубинного смысла музыки, даже при неплохой технике — нет, пустота заполняется внешними эффектами.

— Педагоги или родители для своего ребенка ищут успеха и признания, чтобы его заметили.

— Лично меня это не подкупает, поэтому я всегда стараюсь отбирать талантливых ребят, которые могут вырасти во взрослых профессиональных музыкантов, а не тех, кто играет на публику. Все это может даже как-то умилить, ну а дальше-то что? Я скажу грубую вещь: в результате решит все рынок.

— А рынку-то это как раз и нужно — все эти встряхивания распущенными волосами и страстная игра, разве нет?

— На такое могут сходить один раз. Второй раз серьезная публика уже не придет, придут те, кто не пришел в первый раз. Через максимум три концерта карьера загубится безвозвратно.

— А чем на отборочных прослушиваниях можно удивить лично вас?

— Когда видишь, как дети стараются, когда у них высокий уровень подготовки, всегда хочется кого-то подбодрить. Некоторые с таким серьезным видом играют, что порой еле сдерживаешь улыбку. Но — дослушиваешь и хвалишь. Или шутишь с ними, или мотивируешь как-то… мощно.

В Шестой симфонии Чайковского в кульминации первой части есть очень важная по оркестровке деталь — там трубы играют триоли, яркий такой эпизод. И я говорю одному из трубачей, мальчику лет десяти: «Ты родился, чтобы прославить этот инструмент». Так на концерте в Москве он прямо встал, поднялся, когда начал играть эту тему (прославлял инструмент!), — так это было для него важно.

— На какого зрителя, слушателя рассчитаны концерты Всероссийского юношеского симфонического оркестра?

 — На наши концерты взрослые часто приводят детей, даже совсем маленьких. Может быть, это подстегивает семью, в которой ребенок учится музыке. Дети видят на сцене своих ровесников.

А для участников оркестра это очень важный период: они вырываются из дома, у них появляется такая… дисциплинированная свобода. В одном оркестре может играть 18-летняя уже, можно сказать, невеста, которая после всех репетиций наденет каблучки и пойдет на дискотеку. И тут же — 11-летняя девчушка, которая внимательно следит за игрой старших, и те уже чувствуют ответственность.

А вы знаете, сколько было у нас в последнем сезоне ребят на прослушиваниях? Более 650 человек пришли в разных городах! Конечно, мы взяли только сто из них, но я всегда объясняю тем, кто не прошел: это не трагедия. Для них то, что их не отобрали, — это стимул, такой мастер-класс, возможность сравнить и понять, почему у тебя не получилось.

— У вас девочки, я видела, в разноцветных вечерних платьях выступают — не обязательно в черных, как в классических взрослых оркестрах.

— Конечно, так они у меня, бедняжки, попростужались однажды — в Сочи на Олимпиаде. Выбрали себе (или мамы им выбрали) легкие, тонкие шелковые платья, а в Сочи на стадионе был дикий холод (кто-то неожиданно унес перед концертом тепловые пушки). Но девочкам важно быть красивыми, такими принцессами.

А — условно — в рваных джинсах я на сцену не допускаю. На репетиции — пожалуйста. Я, конечно, не из монастыря взялся, но против таких заигрываний с публикой.

— Сами-то вы любите порой похулиганить на сцене.

— Похулиганить — да… Это может быть фестивальная какая-то тема, что-то связанное с программой. Но это всегда должно касаться содержания, смысла того, что я делаю на сцене.

— Да и дирижируете вы чаще весьма эмоционально.

— Да, но дирижирование — это вообще темная профессия. Потому что один стоит, почти ничего не делает, и шикарно звучит все, а другой прыгает — и напрасно. У меня однажды что-то случилось с дисками позвоночными, и я вообще не мог двигаться, не мог чашку поднять. Я стоял, словно мумия, дирижировал… глазами.

Предупредил своих ребят: форте у меня — движение пальцев на несколько миллиметров вверх. Оркестр весь очень собран был, внимательно следили за каждым жестом. Это в результате был такой удачный концерт! Так что не обязательно всегда фонтанировать.

— Но публика такое любит. К примеру, дирижер Кристиан Ярви очень эмоционален, видела его и в Венской филармонии, и у нас в Москве…

— Танцевал?

— Ну, практически, но публика на его «Болеро» в Вене рыдала, такие овации!

— Согласен! Я его очень хорошо знаю, у меня весь оркестр влюбился в него, мы с ним дружим давно.

Понимаете, это всегда так по-разному бывает, все очень индивидуально, в том числе и общение со зрителем. Говорю же, профессия дирижера — темное дело.

Фокус еще и в том, что музыкальные шедевры вызывают у каждого слушателя море эмоций. Вы сидите рядом с кем-то в зале и как-то вместе поддаетесь общему настроению. Но если спросить вас и ваших соседей — какие ассоциации, эмоции у них вызвал тот или иной фрагмент, то выяснится, что каждый в этот момент думал и вспоминал о своем, о чем-то, может быть, совсем личном, интимном.