«Бросился с топором»
Истории женщин, сбежавших от своих мучителей
Мария Семенова
В центр «Китеж» попадают женщины, спасающиеся от расправы. Чтобы их не смогли найти, сотрудники центра разрабатывают «план побега». Женщине нужно купить анонимную сим-карту, найти место без видеокамер, куда можно вызвать такси, везде платить только наличными. Но даже это не гарантирует полную безопасность: несколько раз в «Китеж» приезжали родственники беглянок — угрожали убийством.
Истории других женщин меньше напоминают сюжет фильма с погонями, но столь же драматичны — все бегут от мужей, родителей или собственных детей, которые их избивают.
«Меркантильная дрянь»
У 67-летней Нины Хузахметовой трое взрослых детей, до недавнего времени ее жизнь была относительно благополучной: дом, работа, внуки. Как и большинство, она оказалась в «Китеже», спасаясь от побоев, — год назад на нее начала поднимать руку дочь.
Нина рассказывает свою историю напористо и эмоционально, не стесняясь в выражениях: «Все, что можно, эта меркантильная дрянь из меня выкачала, — я правду говорю, можете это не вырезать». Просит: «Обязательно опубликуйте мои фотографии, пусть все увидят!»
Пенсионерка стоит у окна, положив левую руку на спинку двухъярусной кровати: на запястье — несвежая повязка.
— Что у вас с рукой?
— Был перелом, сейчас просто болит. Дочь дубасила каблуком.
У Нины нет собственного жилья, часть сбережений она отдала старшей дочери, чтобы та купила себе квартиру, оставшееся вложила в строящееся жилье, но проект заморозили.
Ее дочь Альбина дважды была замужем, родила двоих детей. Нина уверяет, что делала все возможное для нее и внуков, однако чувствуется: отношения в семье и раньше были напряженными. Пенсионерка, к примеру, не может без раздражения вспоминать об обоих своих зятьях. «Первый муж ее давал сущие копейки, хватало на одну банку питания для внука — он аллергик, ему нужно специальное молочко. На все я зарабатывала сама. Потом она (дочь. — Прим. ред.) связалась с каким-то пьяницей и наркоманом. Приехал с Украины, заморочил ей голову, а сам не работает», — жалуется Нина.
К Альбине пенсионерка перебралась, когда та родила второго ребенка. Для этого пришлось разделить комнату в «однушке» в подмосковном Пушкино гипсокартонной тонкой стеной.
Приезд Нины положил начало «военным действиям»: зять настраивал жену против тещи, она платила ему той же монетой. Как уверена пенсионерка, — ради блага родни. «Дочь вся в долгах, внук не одет, не обут, холодильник пустой. Я написала заявление в комиссию по делам несовершеннолетних, что зять не содержит ребенка. А он стал ее подговаривать против меня, Альбина принялась издеваться надо мной, сначала только словесно», — рассказывает Хузахметова.
«Она не запугивает, а убивает»
Через какое-то время супруг ушел от Альбины, с тех пор в семье — скандал за скандалом. «Она говорила, что я превратила ее жизнь в кошмар. Я уходила из дома в пять утра, вечером оставалась на работе позже всех, чтобы не возвращаться домой. Она мне не давала спать, постоянно кричала».
Нина хорошо помнит, как дочь ударила ее первый раз. «Четырнадцатого октября прошлого года, в ночь с субботы на воскресенье, я забаррикадировала дверь детской кроваткой, сверху поставила два стула. Хотя бы выспалась. С утра приходит внучка: «Открой, я игрушки возьму». И вот я отодвигаю кроватку, а дочь психует и молотком для отбивания мяса бьет по стеклу в двери, потом заходит, хватает стул — и по мне», — описывает она подробности.
Вторая серьезная стычка произошла в марте.
«Ударила меня в лоб камнем — с моря привезла голыш, в два раза больше, чем это», — Нина показывает на яблоко, лежащее на тумбочке. Возникли проблемы со зрением, постоянные больничные, которые зачастую не оплачивали на работе.
Еще в октябре 2018-го Хузахметова, по ее словам, обратилась в полицию, но там «бездействовали почти год, пока не написала заявление в прокуратуру».
«Я поняла: она не просто запугивает, а убивает. Ей не нужна мать, я мешаю ей устраивать личную жизнь. Думала, честно говоря, о самоубийстве: полиция мер не принимает, заработать денег мне трудно, с января я постоянно на больничных».
В мае Нина поняла, что домой не вернется: «Либо на тот свет, либо жить на вокзале». В Министерстве соцразвития Московской области ей рассказали, что она может получить помощь в кризисных центрах. Теперь пенсионерка кочует из одного приюта в другой. Жила в Химках, переехала в Клин — приходилось тратить по шесть часов в дороге на работу и обратно. «Китеж» ближе к Москве, и Нина довольна.
«Тут все-таки не так далеко до метро. Раньше у меня были проблемы на работе, постоянно опаздывала. А никому не нужно разбираться в моей семейной ситуации, не можешь приезжать вовремя — увольняйся».
В связи с избиениями возбуждено уголовное дело. Хузахметова наняла адвоката и надеется вернуть деньги, которые подарила дочери. «Я вся в долгах: кредиты, займы — могу платить только проценты. Услуги адвоката обошлись в 200 тысяч, и нет никакой гарантии, что не придется доплачивать. Но я доведу дело до суда. Будем доказывать, что был причинен вред здоровью, на основании этого все вернем», — ставит точку Нина.
«Приходил совсем никакой»
Ирине почти 40. У нее крупные, привыкшие к работе руки, и нос с сильной горбинкой. Рядом возится на полу светловолосая девочка, ей еще нет и двух лет, — дочь Наташа.
Ирина родом из Смоленской области. В Москве работала помощником повара, здесь же познакомилась с будущим отцом ребенка. Очень хотела стать матерью. Когда до рождения Наташи оставался месяц, гражданский муж умер. А через полгода она сошлась с другим мужчиной, от него в итоге и сбежала две недели назад.
«На первых порах он вел себя хорошо, трудился на стройке. Просто на работе у него что-то, видно, не складывалось. Появилась агрессия, начал пить, приходил вообще никакой. Просыпался — и за бутылку».
Ирина говорит, что сожитель никогда ее не бил: только оскорблял и замахивался. Но однажды он, пьяный, подошел к Наташе, и женщина поняла: сейчас этот человек ударит ее дочь.
«Я ему сказала: «Не смей к ней подходить. Не ты ее рожал, не ты мучился». Тогда он забрал все деньги из дома и отправился в магазин — дальше пить. А я тем временем одела ребенка, взяла коляску, какие-то вещи, детское питание и ушла. О себе не думала — в первую очередь о ребенке».
Во время разговора она несколько раз вскакивает с дивана и бежит за Наташей: ни в манеже, ни на руках девочка сидеть не любит, а вот к лестнице между первым и вторым этажом относится с особым пиететом.
«Он говорил, что я… проститутка», — продолжает Ирина, и по тому, как долго она подыскивает слово, можно догадаться, что на самом деле сожитель выражался гораздо грубее.
О том, что такое домашнее насилие, она знает далеко не понаслышке. Ее горбинка на носу — родом из детства: «Мама ударила. Я с тех пор не могу дышать через нос». Мать Ирины была дояркой, работала то здесь, то там по всей Смоленской области. По словам собеседницы, мать лупила ее нещадно. В десять лет девочка стала прятаться, убегать из дома.
Ирина почти не общается со всей своей родней: отца не видела двадцать лет, мать — еще больше. Поддерживает отношения только с младшей сестрой, но та не может разместить Ирину у себя или помочь материально: у нее своя семья. У маленькой Наташи нет прописки, никаких выплат на ребенка Ирина не получает. В ближайшее время она надеется оформить временную регистрацию, пристроить дочь в детский сад и найти работу.
Три вида мужей
Алена Садикова, руководитель центра «Китеж», говорит, что мужья ее подопечных бывают трех типов.
Первый — люди, опасные как для сбежавшей женщины, так и для приюта. Это сотрудники силовых ведомств, представители диаспор с суровыми традициями, которые приезжают «на разборки» всей большой семьей и могут быть вооружены, а также очень богатые — у таких есть все ресурсы, чтобы сделать жизнь беглянки и ее спасителей невыносимой.
Ко второму типу относятся те, кто приезжает, чтобы выяснить отношения с сотрудниками кризисного центра, но сворачивает атаку, как только в «Китеже» нажимают на тревожную кнопку.
Наконец, есть мужчины, представляющие опасность только для самих женщин. «При нас они ничего не будут делать, могут избить только за закрытыми дверями», — замечает Алена.
Территорию центра отделяет от внешнего мира только хлипкая ограда с калиткой, ее обычно никто не закрывает. Но скоро начнут строить капитальный забор, установят камеры.
«Протоколы безопасности»
Чтобы насильник не нашел сбежавшую жену или дочь, в центре разработали специальные протоколы безопасности.
«Бывает, женщину могут вычислить по каким-то цифровым следам. Так, на красной ветке московского метро работает система распознавания лиц. Были случаи, когда женщин находили по камерам. Допустим, стоит такси, на экране виден номер машины, значит, можно найти водителя, спросить, куда он поехал. Переписку в мессенджере, привязанному к телефонному номеру, легко прочитать, поэтому делаем так: за наличные в маленьком салоне связи, где нет камер, покупаем телефон, где-нибудь на вокзале приобретаем анонимную сим-карту, чтобы установить WhatsApp. Потом симку нужно выкинуть и выходить на связь через vpn с любого Wi-Fi. Это пока самый безопасный способ связи с нами», — посвящает в детали Алена.
Эти правила появились не просто так: хотя в «Китеже» делают все, чтобы защитить подопечных, трагедии случались.
«У нас жила Марина, девушка из Ингушетии, ее мучителем был двоюродный брат. Однажды к нам приехал ее дядя и с ним еще несколько людей. Марины тогда здесь не было, она встречалась с подругой. Нам говорили, что отрежут головы, было жутковато. Рядом со мной сидел человек и читал мою переписку с Мариной — со своего устройства. На следующий день ее нашли. Она пошла на Красную площадь, потому что там стоит камера ФСО: на все, что происходит, реагируют в течение минуты. Но за ней приехали на трех машинах: первые две задержали, а на третьей ее увезли. До сих пор нет никаких следов».
К слову, полиция добирается до «Китежа» из соседнего города, и это занимает в самом лучшем случае 30-40 минут.
«Мы звоним участковому, а он говорит: «В течение дня подойду. И может прийти в десять вечера», — объясняет администратор кризисного центра Марина.
«В сарафане, волосы перекрашены»
Сотрудники центра хорошо помнят историю Зары (имя изменено) — в июле родственники забрали ее из «Китежа» и увезли в Грозный. Алена Садикова признает: недооценила уровень опасности, грозящий девушке.
«Она обратилась с очень лаконичным запросом, говорила, что родные ее били с детства, но Зара не опасалась, что ее здесь найдут. Документы у нее молдавские, мы не знали, что она имеет отношение к Чечне. Девушка ходила с розовыми волосами и в мини-шортах. По ней не скажешь, что живет по законам шариата», — пожимает плечами Алена.
Руководитель центра вспоминает: к ней тогда приехала коллега из Таджикистана, поэтому не было времени как следует разобраться в ситуации Зары. Казалось, рядовой случай. Позже, когда девушка пропала, стало понятно, чего она на самом деле боялась.
«Каждое лето Зара ездила к бабушке в Чечню. Ей оставалось доучиться один год, и она подумала, что этим летом может не вернуться назад. Были разговоры, что нужно забрать документы из вуза, выйти замуж за мусульманина», — восстанавливает картину Алена.
Но эти детали выяснились не сразу: после исчезновения Зара связалась с подругами, они, в свою очередь, вышли на связь с общественницей Дарьей Серенко, которая и передала информацию Алене. Зара сказала, что выйдет встретиться с подругой, и не вернулась. В центре остались все вещи: документы, деньги, контактные линзы, косметичка, рюкзак.
«Девушка пропала в понедельник вечером, а в четверг приехала женщина, представившаяся ее мамой, — за вещами. Но Зара совершеннолетняя, она должна сделать это сама и подписать отказ от претензий. У нас такие правила. Мы научены горьким опытом, что если не оформить такой документ, потом начнется: «Я приехала к вам с двумя тысячами долларов, они пропали». Та женщина поскандалила и отступила», — вспоминает Алена.
Друзья девушки сообщили время вылета, Алена и Дарья Серенко вместе с адвокатом прибыли в аэропорт. Взяли с собой личные вещи Зары. От ее подруг общественники знали, что семья в случае неповиновения Зары пригрозила разобраться с ее молодым человеком.
«Она была в гуще родственников — мама, сестра, чьи-то дети. Я к ней подошла и спросила: «Зара, ты будешь забирать документы?» Она отвернулась. Меня поразило, что она в каком-то сарафане и волосы перекрашены. Я поняла, что дело нечисто, пошла в полицию, там сказали, что спросят у нее в самолете, добровольно ли она летит», — вспоминает Алена.
Зара подтвердила, что едет по своей воле. Теперь она в Грозном.
«Но хорошо, что мы привлекли внимание, она будет на виду», — подводит итог Алена.
«Отойди от игрушек, ты же взрослая женщина»
Помимо того что сотрудникам центра приходится выдерживать натиск родственников женщин, нашедших у них приют, иногда им достается и от самих подопечных. «Как-то раз меня обвинили в краже лыжных штанов и двух чайных ложечек», — смеется Алена.
Бывают и женщины с психическими проблемами. Чтобы вовремя таких выявить, в «Китеже» решили, что перед приемом в центр каждая должна встречаться с психологом.
«В прошлом году у одной начался приступ, ее два наряда полиции не могли погрузить в скорую помощь, она всех кусала за руки. Другая постоянно писала подруге, что мы ее избили и сломали телефон», — рассказывает Алена.
«Еще была женщина, которая почему-то ходила в рыжем парике, а с ней дочка с выкрашенными в такой же цвет волосами, — подхватывает Марина. — Мама говорила девочке: «Веритта, отойди от игрушек, ты взрослая женщина!» А ей семь лет. Однажды Веритта на ровном месте заявила мне: «Ты меня ударила». Выскочила ее мама, требовала вызвать полицию. Правда, когда мы предложили посмотреть по записям с камер, что произошло, сразу успокоилась. С другой обитательницей «Китежа» мы договорились, что она съедет 25-го числа: она игнорировала правила центра, не посещала трудотерапию, познакомилась с мужчиной, он вечно ждал ее у калитки, все его боялись.
Когда она уезжала, было лето, 24 градуса тепла, а она кричала: «Вы выгоняете меня на мороз! Я вас сдам, везде напишу, где вы находитесь!»
«Вы плохо меня спасаете»
Садикова признается: провести границу между работой и личной жизнью удается с трудом. «Вечером мне пишут: «Женщина сидит в подъезде в носках, на шее след от цепочки». Рассказываю, что делать, два часа переписываемся, потом приходит сообщение: «Ладно, она с мужем помирилась». На следующий день в семь утра, не успеваю я глаза открыть, как ко мне обращается женщина, с которой мы давно общаемся, — муж поставил ей синяк. Спрашиваю: «Теперь ты понимаешь, что нужно уходить?» Она: «Мне его жалко». Пятнадцать лет он ее бьет, а ей все жалко. Себя не жалко? Получается, я засыпаю и просыпаюсь с чужими проблемами».
Вместе с тем Алена подчеркивает: они могут объяснить женщине, почему нужно поменять свою жизнь, но никогда не будут уговаривать. «Если спасти человека против его воли, он рано или поздно скажет: «Вы плохо меня спасаете. У вас нет в меню ананасов. Если бы я знала, я бы к вам никогда не поехала», — объясняет руководитель «Китежа».
«Ударил топором, но у нас все нормально»
Центр «Китеж» открылся в 2015 году при одном из подмосковных монастырей. Здесь можно получить приют, юридическую и психологическую помощь. Точный адрес сотрудники сообщают только при личном контакте и следят, чтобы в Сети не появилась информация об их местоположении. Одновременно в центре могут разместиться шесть женщин с детьми. Их обеспечивают всем необходимым, но заботиться о доме, в котором находятся, должны сами подопечные.
Они готовят, убирают, выполняют все хозяйственные дела (например, складывают дрова в поленницу). «Китеж» не рассчитан на долгосрочное пребывание, однако к каждому случаю подходят индивидуально: одни остаются на несколько недель, другие — на полгода. Людей с московской пропиской стараются перенаправить в государственные кризисные центры.
«Самая первая наша подопечная — Ксения, ее муж сильно бил. Она из семьи маргиналов, но сама не пила. Высокая, симпатичная, приехала с годовалым мальчиком. У нее был неподъемный клетчатый баул, набитый горшками и кастрюлями. Одета в брюки брата, которые ей были чуть ниже колена, а на дворе декабрь. Но эта история закончилась хорошо, сейчас Ксения работает администратором в одном из отелей», — вспоминает Алена.
Садикова добавляет, что порой люди не осознают, что стали жертвой насилия. И приводит в качестве примера свой разговор с женщиной из Донецка:
— Нет у меня домашнего насилия! Мне просто негде жить.
— А что у тебя за шрамы?
— А это мне муж хотел ногу топором отрубить, но так-то у меня все нормально в жизни. У нас в Донецке не ноют.
Сотрудники «Китежа» замечают: домашнее насилие сильно сказывается на детях. Но радуются, что за несколько месяцев пребывания в центре все меняется в лучшую сторону.
«Один мальчик бил всех детей и взрослых, к нему подойдешь — он сразу тебя треснет! С ним работал психолог, через три месяца смотрим: Паша сидит и девочке книгу читает», — говорит Алена.
«А Саша Олин? — подхватывает администратор Марина. — Мама такая хрупкая, он же на нее с кулаками налетал, кусал. Мальчику три года, но колотил всех. Я приходила в половине одиннадцатого в центр — все уже плакали. Все потому, что ребенок копирует папу».
«А папа одобряет: «Хорошо, мужик, растет», — вставляет Алена.
«Но через какое-то время мальчик изменился. Стал подходить к Оле: «Мамочка, я люблю тебя», — вспоминает Марина жизнеутверждающий финал этой истории.
