«Смотрите, кто у нас есть. Это Оля, — ведет нас к детской кроватке семилетняя Лиза. — Правда, хорошенькая?» Любуясь новорожденной сестричкой, девочка совсем не обращает внимания на специальные аппараты для голеностопных суставов, в которые до колена закованы ее ноги. «Хотите, я вам свои рисунки покажу, — моментально переключаясь, предлагает она и неловко шагает к новенькому письменному столу. — Теперь у нас со Степой у каждого свое место. Мы же осенью в школу пойдем, так это — чтобы я у него не списывала».

Лукавый взгляд Лизы не оставляет сомнений в необходимости подобного разделения. «А вот и наш Степан, — кивает она в сторону сидящего на полу и собирающего конструктор белобрысого мальчугана. — Ему еще шесть, но читает и считает он лучше меня. До ремонта у нас один стол был. Когда мама с нами занималась, мы рядом сидели, вот я и подглядывала в Степину тетрадь. Теперь уж не получится. Придется самой думать».

Степан по-мужски немногословен. Вступил в разговор лишь однажды, сообщив, как зовут живущих у них морских свинок. «Мой — Кеша, а Лизин — Фредди», — смущаясь, буркнул он и снова погрузился в конструирование. Хотя пару минут спустя все же подошел к чистенькой клетке с маленьким гамаком для грызунов и, улыбаясь, стал гладить тянущегося к нему питомца. 

«Здесь мы спим, — оторвавшись от морских свинок, снова берет слово Лиза. — Степа — наверху, я — внизу. Это мамин диван, а телевизор у нас на полу стоит. Повесить его нельзя, тяжелый очень. Поставить некуда. Но если устроиться в уголке дивана, все хорошо видно. Раньше мы мультики смотрели, сейчас нам кино больше нравится. Мне — про любовь, Степе — о приключениях. Особенно про пиратов. Нет, на море не были пока. Вот Оля подрастет немножко, и поедем. Да, мам?»

Кивнув Лизавете и уложив месячную Олю в красивую кроватку, Катя зовет нас на кухню. «Там, наверное, удобнее будет разговаривать. Могу вам чаю предложить. Или кофе?»

Коммунальная кухня с выгоревшими обоями и разномастной мебелью заметно диссонирует с недавно отремонтированной светлой комнатой. Жилое пространство площадью в семнадцать квадратных метров продумано до мелочей. Каждая вещь занимает свое место и выполняет назначенную функцию. За счет огромных окон и высоких «сталинских» потолков кажется, что в комнате много воздуха. «Да, дышится здесь легко, только холодно очень. Всегда. Мы даже летом ходим тепло одетыми. Комната угловая, два окна, да еще первый этаж — эффект погреба», — замечает Катя.

По ее словам, комнату и обстановку в ней обновили перед рождением младшей дочери, а в кухне ремонта не было давно. «Она же общая, соседи постоянно меняются. Короче говоря, скинуться на это не с кем, а одной мне не потянуть. Да и привыкла я, присмотрелась. Убираюсь на кухне только я. Вроде вымоешь все, протрешь, — чистенько, и ладно», — отмахивается  она.

В трехкомнатной коммуналке, и правда, идеальная чистота. Сверкает не только единственная принадлежащая Кате комната, но и так называемые места общего пользования — коридор, санузел, кухня. Двери в две другие комнаты закрыты.

Вторая комната сейчас свободна, но с периодичностью раз в месяц в нее заселяются новые жильцы: нелегальные мигранты, люди, неравнодушные к спиртному, и другие маргинальные личности. Ведут себя как хозяева: пользуются моими вещами, таскают продукты из холодильника, едят прямо из кастрюль приготовленную детям пищу. Правда, задерживаются ненадолго: меня пугает такое соседство, и я вызываю полицию. После визита представителей власти новоселы, как правило, исчезают. Но успевают помотать нервы и мне, и детям».

«Родилась я здесь, в Лыткарино, — наливая чай, приступает к рассказу о себе Екатерина. — Когда мне было два года, умер отец. Мама вскоре снова вышла замуж за очень хорошего человека, мы переехали в Москву. Сначала жили на «Спортивной», тоже в коммуналке, правда, я этого не помню: уже через пару лет родителям удалось выменять отдельную квартиру, после чего мы обосновались на «Щелковской». Там пошла в школу, потом — в университет. Я очень люблю животных, хотела стать ветеринаром, но испугалась большого конкурса и решила учиться на эколога.

Кстати, о том, что отец у меня не родной, я узнала только в 16 лет, бабушка просветила. Папа растил меня как свою, я даже не догадывалась, что он приходится мне отчимом. Когда мне исполнилось двенадцать, родился брат. Я, конечно, помогала растить его: водила в сад, гуляла, книжки читала. Сейчас мы очень близки, дружим по-настоящему. А вот с мамой отношения сложные. Она — человек строгих правил, все в жизни пытается просчитать наперед. А я более импульсивна, часто иду на поводу у чувств.

Когда мы с Сашей стали встречаться, маме это не понравилось. Говорила, что сначала нужно университет окончить. Но мы оказались родственными душами: Александр, как и я, обожал животных. И познакомились-то на этой почве: один мой знакомый решил купить питона, а я через соцсети нашла Сашу, который в тот момент занимался разведением и продажей змей и других гадов. Стали общаться, скоро поняли, что хотим быть вместе.

Он жил в небольшом поселке, недалеко от Дмитрова. Когда я переехала к нему, мама ругалась: мол, куда ты из Москвы в деревню. Да и университет я бросила. На четвертом курсе. О чем сейчас жалею.

Мы поженились, занимались зверьем, жили душа в душу. Вы не думайте, что змеи опасные или противные. Они такие… кожаные. Тактильно очень приятные. Мне нравилось с ними возиться. В 2011-м у нас родилась Лиза, муж был на седьмом небе. Помогал: купал ее, гулял, по ночам вставал. А когда я поняла, что снова беременна, он почему-то приуныл. Хотя был не против второго ребенка, тем более мальчика. Но этому больше радовалась я. Возможно, из-за любви к брату мне всегда хотелось иметь сына. В 2012-м родился Степа.

С этого момента счастье наше пошло на убыль. Муж вдруг начал пить, с каждым днем все больше. В результате потерял бизнес, жить нам стало не на что. Он влез в долги. Поселок маленький, все на виду. Мне было стыдно, но я старалась сохранить лицо, не жаловалась. Научилась готовить полноценный обед из одной куриной ножки. Однако со временем стало совсем невмоготу, и я вынуждена была оставить Сашу.

В 2014-м Катя с детьми переехала в Лыткарино, в ту комнату, что досталась ей от бабушки. Понемногу обживались.

«Тяжело было привыкнуть к соседям и общим удобствам, но я радовалась, что имею хотя бы такое жилье. В будущем надеялась заработать и улучшить условия. Дети пошли в садик, я устроилась туда же помощником воспитателя. Чтобы быть рядом. Дело в том, что у Лизы возникли проблемы с ногами. Ни с того ни с сего. Ходить она начала, как и положено, в год. Бегала, прыгала и вдруг стала как-то странно передвигаться. Со стороны казалось, что ее ноги могут гнуться во все стороны. При ходьбе она неестественно выбрасывала их вперед и постепенно стала наступать только на внешнюю сторону стопы.

Конечно, я обращалась к врачам. Они говорили, что никаких отклонений у ребенка нет, просто она так ходит. Лишь спустя три года Лизе поставили диагноз — наследственная мотосенсорная полинейропатия. И дали инвалидность. Как лечить это заболевание,  неизвестно. Медики говорят, что сейчас наша задача — не допустить ухудшения ситуации. Вот носим функциональный тутор (голеностопный аппарат. — Прим. ред.). А что дальше будет — не знаю.

Вы поймите, я не жалуюсь. Как могу, стараюсь справляться сама. Сейчас я как мать ребенка-инвалида получаю около 20 тысяч рублей в месяц. На еду и одежду нам хватает: научилась рассчитывать средства. Все делаю сама — покупаю мясо и готовлю фарш, так более бюджетно выходит. Летом ягоды стараюсь понемногу заготавливать, замораживаю их и зимой варю компот. Мы не голодаем. Если я и экономлю, то только на себе. Не на детях. К сожалению, работать сейчас не могу, хотя мне бы очень хотелось. Лиза требует постоянного внимания, а теперь еще и Оля у нас появилась».

Исповедь Екатерины прерывает доносящийся из комнаты плач. Месячная Оля проснулась и зовет маму. В это время Лиза и Степа, воспользовавшись маминой отлучкой, ловко передвигаясь на четвереньках, сооружают из диванных подушек лабиринт. Собираются устроить забег для морских свинок. Катя берет малышку на руки, усмиряет разыгравшихся старших отпрысков и возвращается к беседе.

«Оленька (кстати, имя сестре придумали дети) родилась от второго мужа. Да, его тоже рядом с нами нет. Так сложилось. Как-то не везет мне с мужчинами. Или им со мной, — невесело улыбается Катя. — С Сергеем (имя изменено. — Прим. ред.) мы познакомились вскоре после приезда в Лыткарино. Он местный. До этого был женат, есть дочь. Он показался мне полной противоположностью Саше: серьезный, ответственный, готов взять на себя заботу обо мне и детях. Лиза со Степой сразу его приняли. Сын так вообще считал, что Сергей и есть его папа, просто до этого жил где-то далеко. И родителям моим он понравился. Даже мама одобрила наши отношения.

Стали вместе жить. Поначалу все было прекрасно. Но со временем Сергей проявил свой настоящий характер, который раньше старался не демонстрировать. Он требовал полного подчинения его порядкам. И от меня, и от детей. Наш дом напоминал казарму, где все ходят строем и по стенке. Я заметила, что дети его боятся, сторонятся. Особенно Степа. Он как-то замкнулся и стал еще более молчаливым. Конечно, я пыталась разговаривать с Сергеем, просила его о разумном компромиссе. Но муж был непреклонен, тогда я поняла, что между своим женским счастьем и интересами детей выбираю второе.

Мы расстались, а вскоре я узнала о том, что у нас будет Оленька. Сообщила Сергею, он вроде бы обрадовался. Заявил, что намерен вернуться и жить с нами. Как прежде. Но, подумав, я отказалась. Сказала, что он может видеться с ребенком, когда захочет, но жить под одной крышей — нет. В ответ услышала: или будет, как предлагает он, или никак. Получилось никак.

Олю он так ни разу и не видел. Помогать нам не собирается. Я записала дочку на свою фамилию и официально стала матерью-одиночкой. К слову, ремонт в комнате нам помогли сделать родители Сергея. Но они — пенсионеры, я понимаю, что в дальнейшем на их участие рассчитывать не приходится.

Моя мама, с которой у нас вроде бы наладились отношения после моего переезда в Лыткарино, не поняла моего решения родить третьего ребенка. И теперь мы снова не общаемся. А я даже не думала, оставлять Олю или нет. Я не могу иначе, понимаете? И я справлюсь. Сама. В конце концов, где двое, там и трое. Нам бы только с жильем решить».

Покормив Олю и выдав лакомство старшим, Катя переходит к главной проблеме. Из-за которой мы, собственно, и оказались у нее в гостях. «Отдельная квартира — это все, о чем я мечтаю. Чтобы спокойствие мое и детей не зависело от того, напился сегодня наш сосед или нет, и появятся ли у нас завтра новые жильцы со своими «сюрпризами». Лиза и Степа в сентябре идут в школу.

Я думала о надомном обучении для дочки. Вы же знаете, как дети носятся на переменах, боюсь, толкнут ее нечаянно, она упадет — и проблемы со здоровьем только усилятся. Или еще хуже — дразнить будут. Пообщалась с учительницей, та уговорила меня все-таки водить Лизу в школу. Пообещала ее оберегать. В общем, решили попробовать, но я сомневаюсь, что получится. А как к нам будут ходить учителя, когда по коридору бродит пьяный вонючий сосед, который может здесь же и нужду справить, я тоже не представляю.

К решению нашего квартирного вопроса я подступалась не однажды. Сначала, когда еще работала, как и все, пошла в банк. Хотела взять ипотеку. Но мой доход не устроил ни одну из кредитных организаций. Везде отказали. Обратилась к местным властям. Мне предложили принять участие в программе «Молодая семья». Там требовалось финансовое обеспечение в два миллиона рублей. Меня уверили, что в зачет пойдет моя комната плюс материнский капитал. Худо-бедно такая сумма набегала».

«И я осознала, что еще один миллион мне не найти никогда. Из программы меня удалили. Тогда я попыталась встать на очередь как малоимущая. Чиновница, принимавшая документы, посмотрела на меня с сочувствием. «Ждать будешь лет сто», — бросила она на прощание».