Войска покидали Афганистан по Женевским соглашениям 1988 года. Формально сторонами договора выступали Афганистан и соседний Пакистан. США и СССР были гарантами. Кабул и Исламабад обязались не вмешиваться в дела друг друга. Теоретически это должно было снизить накал противостояния — в ходе гражданской войны в Афганистан с территории Пакистана шел поток боевиков и оружия. В соглашениях оговаривался и график вывода Ограниченного контингента советских войск.

От Москвы документ подписали Михаил Горбачев — тогда генсек ЦК КПСС и Эдуард Шеварднадзе — глава МИД. Воевавшие с афганским правительством моджахеды отказались быть стороной соглашения. А Пакистан и Соединенные Штаты продолжали поддерживать «повстанцев».

«Вывод начался в 1988 году, вызвав смешанные чувства и у нас, и у афганцев, — рассказывает полковник Сергей Пашевич, служивший в батальоне охраны аэродрома в Кандагаре. — Надо было вывозить огромное количество техники, оружия, одежды, горюче-смазочных материалов. Тыловики посчитали, прослезились, доложили командованию: в такие сроки не успеем! Но Горбачев давил на министра обороны: «Я в Женеве пообещал вывести войска, исполняйте!» Тот — на командующего 40-й армией Бориса Громова: «Приказ есть приказ, мы люди военные, делать нечего, решили: оставляем все тут». У афганцев — и тревога из-за того, что мы уходим, и радость — мы дарили им целые склады имущества, оружие, новенькие военные городки с вышками для добычи воды». 

По словам Пашевича, столь щедрый дар не все оценили по достоинству. «Я побывал в Афганистане в 2006-м. Под Баграмом и Кандагаром видел кладбища техники, которую мы подарили. А выстроенные нашими специалистами городки и дома? Афганцы очень специфично их хвалили: «Вот смотри, шурави, стену в вашем доме даже очередь из ДШК не берет! Такой отличный дом, спасибо вам!» А это были обычные наши дома, в советских городах таких — целые микрорайоны. Афганцы живут там и сейчас. Правда, с выбитыми давно окнами, иногда без коммуникаций». 

Игорь Чернов в 1980-е был начальником связи дорожно-комендантского батальона. Его часть обеспечивала прохождение автоколонн по дороге Хайратон — перевал Саланг.

«Лично я намотал больше тридцати тысяч километров по афганским дорогам, у нас были знакомые в каждом кишлаке, всюду могли заехать и выпить чаю, — вспоминает он. — Тогда даже вежливые афганцы зло нам бросали: «Вы убегаете! Вы нас предали!» Задевало меня это? Не знаю. Я человек военный, жил по принципу «приказ получен — приказ выполнен». Через годы, конечно, я стал задумываться: почему мы уходили из Афганистана? Как мы уходили?»

Пятнадцатого февраля 1989 года командующий 40-й армией Борис Громов последним из советских военных пересек Амударью по мосту Дружбы. За спиной у генерала оставались маневренные группы пограничников, прикрывавшие отход, и многочисленные сторонники афганского просоветского правительства — чиновники, офицеры, учителя.

Бывший офицер Нажимулла просит не называть его настоящее имя. По его словам, для противников по гражданской войне он давно мертв. Нажимулла принимал участие в совместных с советскими войсками операциях против моджахедов.

«Когда я уехал из Афганистана, к семье, конечно, приходили, спрашивали: «Где ваш? Он нам должен — столько наших из-за него погибло». Мои отвечали: «Да исчез куда-то, разве мало на войне без вести пропавших?» Но моджахеды оказались с честью, никого из моей семьи не тронули, им нужен был только я. А про меня было известно многое, ведь в 1980-е никто не знал, что все так обернется. Мы ведь освобождали советских специалистов, которые работали на хлебозаводе. Завод, кстати, до сих пор действует. Про меня даже в газетах писали — когда вручали медали и орден», — рассказывает афганец.

Фахриддин тоже не хочет возвращаться на родину, тем более что вырос он в Советском Союзе. «С 1984 года — в детском доме под Чимкентом. Отец — полковник, погиб в провинции Бадахшан, под Файзабадом. Как убили мать — подробностей не знаю, мы жили в Кабуле. Ее с моей сестрой застрелили случайно, они оказались между позициями. Кто там в кого стрелял, откуда прилетела пуля — не поймешь. Меня ребенком вывезли в СССР, потом я поступил в медицинское училище, не окончил. После 1989-го стало понятно, что возвращаться некуда. По паспорту я гражданин Афганистана, но что мне там делать? Я там не выживу. Я — сын офицера, который воевал с моджахедами. А у афганцев память долгая. «Ты с неверными жил, свинью ел», — вот что мне скажут», — уверен он.

Афганское правительство еще три года сопротивлялось моджахедам. Благодаря помощи из Советского Союза армия отбивала атаки боевиков на города. Но в конце 1991-го поставки из распадающегося СССР прекратились. И в апреле 1992-го отряды вооруженной оппозиции вошли в Кабул.

Президент страны и глава правившей Народно-демократической партии Афганистана Мохаммед Наджибулла был вынужден укрыться в представительстве ООН. В 1996 году боевики «Талибана», ворвавшиеся в Кабул, захватили его — для талибов неприкосновенных не существовало. Наджибуллу зверски пытали и повесили. Кадры казненного президента Афганистана обошли весь мир.

Бизнесмен Ахмадулла Васток живет сейчас в Казахстане. Годы, последовавшие за выводом Советской армии, он вспоминает как очень мрачные: «Моджахеды ограбили все государственные учреждения. Просто заходили и грабили. Мародерство было везде, на базарах торговали всем, что было в резерве у государства: горючим, едой, одеялами, боеприпасами. Армия и правительство развалились, их просто не стало. Как управлять государством, моджахеды не знали. Первое время им помогали специалисты. Потом и они разбежались. Становилось все хуже и хуже».     

Петр Гончаров работал в Афганистане с 1970-х годов, в 1980-х возглавлял группу переводчиков при афганском генштабе. «В 1991-м я присутствовал на встречах (одного из лидеров афганских моджахедов, бывшего с 1992 по 2001 год номинальным президентом страны. — Прим. ред.) Бурхануддина Раббани в Москве. Раббани возглавлял тогда партию «Исламское общество Афганистана». Были еще члены движения «Исламская революция Афганистана», представленного Хешматуллой Моджаддеди, братом лидера Себгатуллы Моджаддеди. Они убеждали Москву прекратить поставки горюче-смазочных материалов Наджибулле, им пошли навстречу. Переговоры курировал Андрей Козырев — министр иностранных дел. За это нам обещали вернуть всех пленных, которые еще оставались у моджахедов, — около трехсот человек», — говорит афганист.

В качестве примера того, насколько неоднозначными были тогда и решения, и люди, участвовавшие в переговорах, Гончаров приводит Себгатуллу Моджаддеди: «Ни одного нашего пленного не убил, всех отправил через Красный Крест в Женеву. Но перед этим заставлял их учить его русскому языку. Он богослов, мечтал Достоевского в оригинале почитать. Уж больно его фраза из «Братьев Карамазовых» — «Если Бога нет, то я бог» —зацепила». 

Чтобы оценивать принятые тогда решения, надо хорошо понимать контекст эпохи и все тонкости афганской политики, напоминает эксперт. «СССР в Афганистане возник не внезапно, мы там присутствовали с начала 1960-х. А в 1979-м вопрос встал так: «либо вводить, либо уходить». Свято место пусто не бывает — рядом Иран, в котором произошла исламская революция. Да и Пакистан с США моментально бы воспользовались ситуацией. Мы могли потерять Афганистан и получить проблемы в Средней Азии. А вывод войск был полезен для экономики, мы вкладывали в Афганистан огромные средства», — отмечает Гончаров. Решения по Афганистану принимались с учетом множества факторов: интересов Советского Союза, влиятельности той или иной фигуры афганской политики, позиций третьих стран и многого другого, подводит он итог.  

Николай Козырев — ветеран отечественной дипломатии, востоковед, служил советником-посланником в Тегеране и Кабуле, возглавлял сектор отдела стран Среднего Востока МИД, имеет ранг чрезвычайного и полномочного посла. С 1987 года — посол по особым поручениям, участвовал в Женевских переговорах. Он непосредственно причастен к одному из самых значимых событий конца XX века.

«Что значит вывод войск в 1989 году для сегодняшнего мира? Наверное, это хороший урок для США и международной коалиции в Афганистане, — рассуждает он. — Они наступают на те же грабли, по которым прошлись мы. Но мы действовали тогда исходя из национальных интересов. В Афганистане назревали неприятные события, мы просто не могли сдать страну противникам».

«С точки зрения тогдашней политики мы поступили правильно (введя войска. — Прим. ред.), — считает профессиональный дипломат. — Но совершили крупный тактический просчет: недооценили сопротивление афганцев и специфику страны, уровень гражданского противостояния в афганском обществе. Это стало понятно почти сразу — через три месяца после ввода войск. Но мы ушли спустя десять лет. Женевские соглашения позволили нам сохранить лицо. Мы не убежали из Афганистана, как те же американцы из Вьетнама в 1970-х, мы ушли».

По мнению дипломата, режим Наджибуллы «оказался дееспособен». «Он продержался три года и при поддержке из Москвы устоял бы еще много лет. Кто знает, как бы выглядел Афганистан сейчас? Наджибулла мог стать национальным лидером, к нему с уважением относились даже его враги. Точку в этом эпизоде афганской истории поставил распад СССР. Те, кто пришел к власти, в том числе еще до развала Советского Союза, повели совсем другую политику. И получилось — это надо признать — что мы бросили там друзей. Так сложились обстоятельства».

Сейчас ситуация в Афганистане для США даже хуже, чем в 2001-м: талибы не разгромлены, наоборот, активизировались. Угроза терроризма только усилились, так как в страну проникло ИГ*.

^{* Террористическая организация, запрещенная в России}