Хизир Чочаев: самый лавиноопасный район на Северном Кавказе — Транскам

Специалисты Северо-Кавказской военизированной службы по активному воздействию на метеорологические и другие геофизические процессы Росгидромета делятся на градобоев и лавинщиков. Первые работают в основном весной и летом, разбивая градовые облака, вторые – в холодное время года, принудительно вызывая сход снежных лавин высоко в горах. О том, как зарождаются лавинные очаги, какой район Северного Кавказа считается наиболее опасным, а также из каких орудий и какими снарядами стреляют по лавинам, рассказал в интервью РИА Новости начальник службы Хизир Чочаев. Беседовал Мурат Кушхаунов.

— Хизир Хусейнович, что представляет из себя возглавляемая вами служба?

— В России функционируют четыре военизированные службы, которые занимаются модификацией погоды. Это наша Северо-Кавказская служба, Краснодарская, Ставропольская и служба в Республике Крым. Мы, в частности, в теплое время года занимаемся защитой от градобития сельскохозяйственных угодий в Кабардино-Балкарии, Северной Осетии и Карачаево-Черкессии, а зимой защищаем объекты экономики федерального значения от лавин.

Штатная численность службы 674 единицы, из них на сегодняшний день реально работают 560 человек, из которых 156 – в противолавинных отрядах. Всего подразделений, занимающихся защитой от лавин, семь – Эльбрусский отряд в КБР, Домбайский в КЧР, Рокский и Цейский в Северной Осетии и Ахтынский, Бежтинский и Цумадинский в Дагестане.

— Сколько лавин удалось принудительно спустить в этом сезоне?

— Всего с начала зимы нами было вызвано более 110 лавин в горах Кабардино-Балкарии, Северной Осетии и Карачаево-Черкессии. Рокским отрядом было проведено девять воздействий, обработано 64 лавинных очага, вызван сход 89 лавин. Эльбрусский отряд работал три раза, обработав 23 очага и спустив 23 лавины, а в Домбае стреляли семь раз, вызвав семь лавин из 14 очагов. Всего было израсходовано более 220 снарядов.

Но хочу отметить, что если до недавнего времени мы защищали практически все объекты, которым угрожал сход лавин, то с 2016 года в связи с новыми бюджетными взаимоотношениями служба получает из федерального бюджета средства только для защиты объектов экономики федерального значения.

К примеру, в Кабардино-Балкарии это 21-километровый участок федеральной автодороги Прохладный-Баксан-Эльбрус от поселка Нейтрино до поляны Азау и еще несколько объектов, принадлежащих федеральным структурам. В Северной Осетии защищаем 28 километров Транскама, в Карачаево-Черкессии – три километра федеральной дороги от Теберды до Домбая, остальное все частное. В Дагестане вообще нет федеральных объектов, которым бы непосредственно угрожали лавины, только региональные и муниципальные.

— То есть получается, что на популярных горнолыжных курортах вы не работаете?

— Нет. Например, в Приэльбрусье мы имеем законное право защищать только дорогу, а поляны Азау, Чегет, Большие нарзаны и другие районы, где люди катаются на лыжах, без заключенных гражданско-правовых договоров не имеем права обстреливать. А собственники – это владельцы гостиниц, кафе, канатных дорог. К примеру, мы изыскали бы какие-то внутренние резервы и начали бы над поляной Чегет обстреливать лавины, но это будет считаться нецелевым использованием бюджетных средств. Более того, если мы без заключения договоров потратим на защиту объектов частников сумму, превышающую 100 МРОТ, это будет грозить уже уголовным преследованием.

— А частники договоры заключать не хотят?

— В Кабардино-Балкарии на сегодняшний день нет ни одного заключенного договора. В Карачаево-Черкессии, в Домбае, заключен договор с канатными дорогами на 1,6 миллиона рублей. Вот и все. Сейчас стоимость защиты одного гектара лавиноопасного очага в год составляет 110 тысяч рублей. У нас есть возможность на 10 процентов ее увеличить или уменьшить. Мы берем нижнюю планку – 100 тысяч. Например, площадь лавинного очага ледника Когутай над поляной Чегет составляет 103 гектара. Мы предлагаем взять в расчет половину – 50 гектаров, чтобы даже если вторые 50 не будем обрабатывать, то катастрофичной лавины не будет. Если хоть частично будем разгружать эти очаги, то лавина может сойти, но не навредит людям. И с этой точки зрения определили стоимость защиты здесь в пять миллионов рублей. Если эту сумму поделить на 35 гостиниц и кафе, которые расположены на поляне Чегет, то примерно по 150 тысяч на каждого владельца получится. Но никто не хочет платить, никто не хочет думать о том, что он в одночасье может потерять все. Видимо, считают, что раз десятки лет государство защищало и дальше никуда не денется. Но если не изменить положение, то, к сожалению, рано или поздно будут жертвы, так как в этих районах очень лавиноопасно. Это еще хорошо, что у нас не так много снега в последнее время. Если бы на эти изменения в законодательстве наложилась бы еще и многоснежная зима, было бы совсем плохо.

Вообще, на мой взгляд, нельзя экономить на мероприятиях, которые касаются человеческих жизней. Возможно, главы наших северо-кавказских регионов могли бы выйти с соответствующим обращением в Минкавказ, полпредство в СКФО, Госдуму или к президенту, чтобы решить вопрос о финансировании противолавинных мероприятий не только на федеральных объектах.

— Вы никак не можете повлиять на частную застройку в лавиноопасных зонах?

— Нет. В горных ущельях орография местности такова, что земли мало, а все хотят заработать и строят всеми правдами и неправдами. Конечно, у них все документы есть, потому что многие в 90-е годы, в это лихолетье, захватывали землю, подавали в суд и решением суда узаконивали ее.

Посмотрите, та же поляна Чегет в 30-х годах прошлого столетия была образована в результате схода лавин. В советское время ее не застраивали, так как нельзя было, никто не давал разрешений. А в 90-е годы никто ничего не спрашивал и как грибы выросли гостиницы. Хотя мы всегда говорили – перед тем, как построить, проведите экспертизу у нас, у других специалистов. Лучше это здание перенести на несколько метров в сторону, чем потом всю жизнь его защищать от схода лавин.

— А "Курорты Северного Кавказа" при строительстве объектов с вами советуются?

— По крайней мере, с нашей службой ни один проект не обсуждался, обращений не было. Хотя я везде говорю, если ведется какое-то строительство в зоне ответственности противолавинной службы, согласовывайте, мы безвозмездно дадим консультацию. Только сделайте все как положено.

— Какая из обслуживаемых службой местностей наиболее подвержена сходу лавин?

— В Кабардино-Балкарии 136 лавинных очагов, из которых в Приэльбрусье около 70, в Домбае около десяти. Но из всех самый лавиноопасный Рокский перевал, Транскам, где на 28 километрах от Бурона до Северного портала расположено более двухсот лавинных очагов. Сто из них на верхних восьми километрах, то есть здесь лавины одна на другой, поэтому дорогу приходится так часто закрывать. Если в Приэльбрусье мы имеем возможность работать по координатам, то на Транскаме стреляем только прямой наводкой. Ждем окончания снегопада, потом стреляем несколько дней, так как очень много времени уходит на обработку лавинных очагов. Пушка в походном положении подъезжает к месту, ее переводят в боевое положение, постреляли по нескольким очагам, нужно перевезти ее на новую точку. Опять переводим в походное, переезжаем, снова в боевое, постреляли, опять переезжаем. И вот на это уходит несколько дней.

Для того чтобы дорога все это время не простаивала, мы неоднократно просили для работы на Транскаме выделить нам две самоходки. Одна сверху, другая снизу едут, стреляют, быстро, безопасно. Получили одобрение всех структур, кроме военных, и все на этом застопорилось. Мы даже предлагали, пусть они будут у Минобороны, мы просто будем давать точки, куда стрелять, но пока понимания не нашли. А лишний день простоя Транскама это большие убытки.

— Какова технология схода лавин?

— Они сходят со склонов крутизной от 17 до 35 градусов. Если склон более пологий, то снег малоподвижен и просто лежит, если круче, то он не удерживается и стекает, не накапливаясь. Если говорить проще, снег – как тесто. Для того чтобы оно созрело и сошла лавина, нужно какое-то время. Допустим, в лавинном очаге два метра снега, на границе снег-грунт одна температура, снег-воздух – другая. Как правило, верхняя часть – граница с воздухом – более холодная, а внизу теплее. За счет этого имеется вертикальный градиент температур. Это с течением определенного времени приводит к тому, что внутри снежной толщи происходит морфологическое изменение структуры снега. Снежинки, которые имели острые края, становятся круглыми и перестают цепляться друг за друга. У них уменьшается плотность, коэффициент сцепления, и образуется рыхлый слой. И тогда любая нагрузка, будь то горнолыжник, наш выстрел или что-то еще, приводит к тому, что вышестоящий слой катится по нему, как по подшипнику. Достаточно лишь сломать поверхностный наст.

— И вы такие сходы предупреждаете, воздействуя на них?

— Да, мы, не дожидаясь этого, действуем предупредительно. Не даем снегу накапливаться в лавинных очагах, обстреливая их от снегопада к снегопаду, спуская лавины порционно. Искусственно вносим туда снаряд, энергия взрыва которого ломает верхний пласт, и лавина начинает перемещаться, тем самым разгружая очаг. Наши условные два метра превращаются в метр, и до следующего снегопада все относительно безопасно. Да, конечно, бывают и самосходы лавин, но они должны быть, ведь невозможно полностью туда залезть и счистить весь снег, как с крыши какого-нибудь здания. Он все равно остается. Возьмем, к примеру, северный склон Чегета. Сейчас защищаемой нами возле него дороге ничего не угрожает, так как любая лавина, которая там сойдет, до нее не дойдет. Но если туда полезет горнолыжник, то имеющегося там снега будет вполне достаточно, чтобы его накрыть. Поэтому всегда надо внимательно смотреть, где находится очаг, кому он угрожает.

Этим и занимаются наши пять метеорологических станций, в том числе и самая высокогорная в наблюдательной сети России снеголавинная станция "Чегет", расположенная на высоте 3040 метров. Их сотрудники копают шурфы, определяют, появился ли этот рыхлый слой снега. Для этого используют специальный прибор пенетрометр, определяющий плотность снега. Есть и специальная палетка, на которую рассыпают снег, смотрят размер, структуру кристаллов, какие края у снежинок. В зависимости от полученных результатов определяется, нужно стрелять или нет.

— Этот метод воздействия не используется в Европе?

— В Альпах система другая, у них в основном используют инженерные средства защиты, снегоудерживающие заборы. Но при том, что Кавказские горы и Альпы примерно сопоставимы, у нас за год под лавинами погибает до десяти человек, а у них от 150 до 200. Потому что они не проводят принудительный спуск лавин. Там просто составляют бюллетень лавинной опасности и говорят – вот до того дерева лавина может дойти. А там уже твое дело – хочешь, заходи за него, не хочешь, не заходи. Некоторые горнолыжные курорты в частном порядке нанимают взрывников, они эпизодически что-то спускают, но это в порядке исключения.

— Лавины, насколько я знаю, делятся на мокрые и сухие. Чем они отличаются?

— Прежде всего температурой снега. Если она относительно низкая, то это сухая лавина. Если относительно положительная и воды в снеге около 30-40 процентов, то мокрая. Это практически бетонный раствор, который течет по наклонной поверхности. При определенных условиях фронтальная часть останавливается, а последующая напирает, и за счет этого снег прессуется. Достаточно человеку по колено туда попасть, и он уже не сможет выбраться. Мокрая лавина из-за своего большого веса движется медленнее, но она более разрушительная. Сухая же красиво пылит, но сразу забивает человеку дыхательные пути. С ноября по февраль чаще сходят сухие лавины, а весной — с марта по май – мокрые.

— Какой самый лавиноопасный период на Северном Кавказе?

— Их два, первый пик приходится на начало января, а второй на конец марта.

© РИА Новости / Мурат Кушхаунов

Карта-схема лавинной опасности Приэльбрусья

— Какие орудия и снаряды используются для стрельбы?

— Используемые нами артиллерийские системы КС-19, к сожалению, очень старые, 40-50-х годов выпуска, они списаны министерством обороны, такие уже не производят. Сколько их у нас, я разглашать не имею права, скажу лишь, что достаточное количество. Они установлены на стационарных позициях, с которых их желательно не смещать. Если орудие стоит на месте и мы из него за зиму отстреляли, допустим, 100 снарядов, то мы уже имеем 100 координат лавинных очагов, которые можно использовать в следующие разы, когда не будет видимости, к примеру, из-за снегопада. Вероятность удачного выстрела в этом случае достаточно высока.

Конечно, орудия, к сожалению, выходят из строя, так как стоят под открытым небом. Это девять тонн переохлажденного металла, представляете, какое там внутри давление зимой. Естественно, некоторые детали ломаются. А запчастей нет, снимаем их с совсем старых, поломанных пушек.

Кроме того, нередко и туристы ломают орудия, особенно любят это дело дети. Мы пытались закрывать пушки жестью, мазали их солидолом, ничего не помогает. Поэтому теперь просто закрываем дульный тормоз и систему прицеливания. Украсть? Нет, таких попыток не было. Просто так пушку не утащишь из-за ее веса, кроме того, нужен специалист, чтобы перевести ее из боевого в походное положение.

Есть у нас и второй тип орудий – полевые пушки БС-3. Они конструктивно не могут быть закреплены стационарно, так как легкие, три с лишним тонны. Когда происходит выстрел, они от отдачи уходят в сторону. А если ствол ушел хоть на один сантиметр, то при выстреле с расстояния в четыре километра можно ошибиться на 50 метров. С этих орудий мы работаем только по видимым целям, когда гора открыта и виден лавинный очаг.

Оба типа этих орудия 100-миллиметровые, снаряды для них обычные, осколочно-фугасные, ничего специального для лавин внутри них нет, но их уже не производят. И теперь нам предлагают перейти на другой калибр – 122 миллиметра. Это гаубицы Д-30, из такой президент Владимир Путин недавно стрелял в Санкт-Петербурге. Мы их должны получить, но у них из-за увеличенного калибра разлет осколков больше. Если у старых пушек он 400 метров, то у этих уже 700. То есть, к примеру, от линии электропередачи нельзя будет стрелять на 700 метров в обе стороны, а на этом отрезке вполне может сформироваться новый лавинный очаг.

Поэтому мы сейчас ставим вопрос о том, чтобы нам выделили средство воздействия поменьше. Это гранатомет ГМ-94, который стоит на вооружении силовых структур. С сотрудниками разработавшего его конструкторского бюро мы работали лет пять-шесть назад, результаты были очень хорошие. Он официально внесен в реестр средств активного воздействия, но нам нельзя его приобретать, так как производитель может его поставлять только силовым структурам. А мы гражданские, хоть и военизированная структура.

© РИА Новости / Мурат Кушхаунов

Надпись на орудии Северо-Кавказской военизированной службы

— Как обстоит дело с кадрами в службе? Молодежь идет к вам на работу?

— Это одна из самых острых проблем. Средняя зарплата у нас в 2018 году была 12823 рубля. На такие зарплаты мало кто идет, в основном отставные военные, у которых есть хорошая пенсия, но им не хочется просто так сидеть дома. Конечно, есть высокогорные, полевые и другие надбавки, но все равно этого недостаточно, зарплата гораздо меньше, чем средняя по региону.

Молодежи у нас очень мало. Если кто-то и приходит, то вскоре уходят в силовые структуры, где платят значительно больше. Средний возраст сотрудников 56 лет, большинство из них работает у нас уже много лет. Да, наверное, где-то в других структурах можно людей набрать без опыта, со стороны, но ведь не доверишь же боевые снаряды молодому пацану, который их в первый раз видит. Стрельнет не туда, и все… Тогда уж лучше лавина.