За сына в ответе
Как мать маршала Тухачевского пропала в казахстанской степи
Владимир Ардаев
В распоряжении РИА Новости оказались уникальные документы, проливающие свет на то, какими были последние дни жизни Мавры Петровны Тухачевской — матери репрессированного маршала Советского Союза. Как члена семьи изменника родины (ЧСИР) ее отправили в ссылку, откуда она уже не вернулась.
Разыскное дело
В 1989 году в Прокуратуру СССР поступило заявление сестры Михаила Тухачевского Ольги Николаевны с просьбой реабилитировать посмертно мать расстрелянного в 1937 году военачальника, Мавру Петровну Тухачевскую.
Никаких юридических препятствий для реабилитации не было, кроме одного: где, когда и при каких обстоятельствах завершилась жизнь Мавры Петровны, оставалось неизвестным.
В прокуратуру Актюбинской области Казахской ССР из Москвы направили поручение прояснить ситуацию. Розыск занял почти год и в октябре 1990-го увенчался решением суда, установившего факт смерти Мавры Петровны. А еще через год развалился Советский Союз, и многие дела, не представлявшие интереса для обретшего независимость Казахстана, уничтожали или просто выбрасывали.
На одной из свалок Актюбинска тогда и нашли папку с названием «Надзорное производство № 13-4ж по розыску материалов Тухачевской Мавры Петровны».
Там были оригиналы и копии документов, газетные вырезки, рассказывающие о том, как искали и нашли ту точку на карте, где мать маршала обрела последний приют — поселок колхоза «Талдыкум» Талдыкумского аулсовета Челкарского района Актюбинской области Казахстана.
А начинался ее жизненный путь в 1869 году в смоленской деревне Следнёво — рядом с фамильным имением некогда знаменитого, но оскудевшего дворянского рода Тухачевских.
Незаконнорожденный
«Жил в ту пору в нашем селе бедный мужик. Звали его Петр Прохорович Милехов. И вот у него, у этого бедного мужика, было пять дочерей, и все они были очень хороши собой. Ну а Мавра, так и говорить нечего — красавица: что ростом, что статностью, что лицом. Работала она у Тухачевских в имении, и Николай Николаевич полюбил ее. Бывало, стоит, смотрит на Мавру и все улыбается… Конечно, старше ее годами, а так сам по себе ничего — рослый, чернявый, только глаза были какие-то утомленные». Такой рассказ старожила поместья приводит в книге «Война и мир Михаила Тухачевского» главный научный сотрудник Института всеобщей истории РАН Юлия Кантор.
Красавица-крестьянка, в которую влюбился барин-дворянин и взял в жены, — сюжет для романа. На самом деле все было не так гладко.
Потомственный дворянин Николай Николаевич Тухачевский действительно сошелся с девушкой из низшего сословия, но обвенчались они лишь шесть лет спустя, после того как она одного за другим родила ему четырех детей, и среди них сына Михаила. И только еще через пять лет, в 1901-м, когда Михаилу уже исполнилось восемь, его официально причислили к дворянскому роду Тухачевских. До этого он считался незаконнорожденным.
Возможно, этой пережитой в детстве обидой и объясняется тщеславие будущего полководца, всю жизнь стремившегося доказать собственное превосходство.
С 19 лет он в армии. После окончания кадетского корпуса и военного училища — на фронте Первой мировой, попадает в плен, с пятой попытки бежит и возвращается в свой Семеновский полк. Но к тому времени в стране происходит революция, и в марте 1918-го Михаил Тухачевский вступает в Рабоче-крестьянскую Красную армию, где делает головокружительную карьеру.
«Он просто не имел жалости»
Гражданскую войну Тухачевский закончил командующим Кавказским фронтом. В польскую кампанию 1920 года командовал Западным фронтом. А потом возглавил войска, подавлявшие антисоветские восстания сначала в Кронштадте, а после — в Тамбовской губернии. Действовал решительно и жестоко: по воспоминаниям современников, он был человеком, «просто не имевшим жалости». Так, в 1921 году Тухачевский приказал применить против восставших крестьян не только артиллерию и авиацию, но и химическое оружие — ядовитые газы. Использовал тактику захвата заложников из мирных жителей, которых в случае неповиновения мятежников расстреливали.
Дальнейшее военное строительство в СССР было связано с ожесточенной борьбой двух крупных группировок, и Тухачевский оказался в лагере, противостоящем таким авторитетным фигурам, как маршалы Климент Ворошилов и Семен Буденный. В итоге пал жертвой и этих интриг, и, по одной из версий, происков немецкой разведки, подбросившей Сталину дезинформацию о «конспиративных контактах» Тухачевского с германским Генштабом.
В мае 1937 года Михаила Тухачевского арестовали и меньше чем через месяц вместе с группой других военачальников предали суду по обвинению в измене, шпионаже и других преступлениях против государства. Суд был скорым — всего один день. За полчаса до полуночи зачитали приговор: всех расстрелять. Казнь совершилась той же ночью.
«Процесс над Тухачевским был сугубо политическим, заказным в буквальном смысле, о чем красноречиво свидетельствуют материалы следственного дела, которое я досконально изучила в Центральном архиве ФСБ России, — рассказывает Юлия Кантор. — Замечу также, что на руках практически всех представителей партийно-государственной верхушки, пришедших к власти после 1917 года, — кровь невинных людей. Много крови. Тухачевский был отнюдь не самым кровавым. И еще раз подчеркну: его судили за вымышленные преступления».
Разнесенные ветром
Тухачевского расстреляли в ночь с 11 на 12 июня. Но еще накануне — 9 июня — Особое совещание НКВД вынесло постановление о ссылке его 68-летней матери в Астрахань на пять лет.
«Высылка родственников «врагов народа» — вполне типичная практика для сталинской эпохи. С учетом того, что в той системе «правовых» (беру это слово в кавычки, поскольку в тот период в принципе нельзя говорить о праве с юридической точки зрения) координат сам факт ареста почти априори означал приговор. Поэтому родственники маршала были обречены на репрессии. Высылка была еще мягкой мерой. Обычно либо сразу арестовывали, либо позже, в месте ссылки. С женой Тухачевского, например, поступили именно так», — говорит Юлия Кантор.
Всего по «делу Тухачевского» были осуждены 15 человек — родные и близкие маршала.
Оба брата расстреляны. Жена Нина Евгеньевна сначала сослана, потом осуждена, отправлена в лагерь и расстреляна. Сестер Елизавету, Ольгу и Марию сослали. Их мужей расстреляли. Сестра Софья умерла в ссылке. Сослали и племянницу маршала. Дочь Светлану в 1944 году, когда достигла совершеннолетия, осудили на пять лет лагерей «за антисоветскую агитацию». Единственная, кто избежала репрессий, — сестра Наталья, успевшая сменить фамилию на Ростова.
Мавра Петровна прожила в Астрахани четыре года — вместе с другими матерями, женами, сестрами репрессированных. В ноябре 1941-го, когда до конца ссылки оставалось чуть больше полугода, гитлеровцы подступили к Волге, и всех ссыльных свезли в местную тюрьму. Оттуда распределяли по лагерям.
Мавру Петровну, с учетом ее преклонного возраста, решили этапировать в Южный Казахстан — к дочери Софье, также отбывавшей ссылку. Но до места назначения, села Глинково, она не добралась. Пропала по дороге. Где и как — до конца 1980-х никто не знал.
Иголка в стоге сена
То, как искали в Казахстане Мавру Петровну, понятно из разыскного дела. Актюбинская облпрокуратура рассылала запросы в органы ЗАГС, МВД, КГБ — ничего, никаких следов.
Причем в документах постоянная путаница: Тухачевскую называют то Маврой, то Марфой, год рождения то 1869-й, то 1870-й, место рождения — то деревня Следнёво, то Следново, то вообще Княжино. В финальном документе — решении суда — откуда-то вдруг всплывает дата рождения: 13 мая, впрочем, ничем не подтвержденная.
Возможно, из-за этой путаницы ответы на все запросы были отрицательные.
Одновременно с Маврой Тухачевской ищут Софью Радек — дочь известного политического деятеля и публициста Карла Радека, погибшего в ГУЛАГе в 1939 году. Ее тоже приговорили к пятилетней ссылке в Астрахани — и даже в тот же день, 9 июня. Кроме того, установлено, что из Астрахани в Актюбинск Мавру Петровну и Софью этапировали вместе. Но опять никаких следов.
Искать одного, двух или нескольких человек в огромном потоке людей, текшем в те годы на восток, действительно было делом почти безнадежным. На Урал, в Сибирь, Казахстан, Среднюю Азию с 1920-х ссылали осужденных, раскулаченных и вообще всех «классово чуждых», мешавших строить светлое будущее.
Ссылали целые народы. В 1937-м в «телячьи» вагоны загнали корейцев — очищали Дальний Восток от такого населения, в которое легко могли проникать японские шпионы. В 1941-м со всей европейской части страны повезли советских немцев. В 1944-м — народы Кавказа, крымских татар, греков… И год за годом — этапы, эшелоны с репрессированными, их родителями, женами, детьми, братьями и сестрами.
Под казахстанским городом Акмолинском (позже Целиноград, ныне столица республики Астана) в местечке с веселым названием Малиновка размещался один из самых страшных лагерей того времени — АЛЖИР. Акмолинский лагерь жен изменников родины. Название говорит само за себя: там содержались родные и близкие осужденных по политическим статьям, в том числе дети. Некоторые женщины попадали туда беременными, младенцы появлялись на свет за колючей проволокой и оставались с матерями. Там же проводились казни — известно, что только в 1942 году расстреляли около 50 женщин-заключенных.
В АЛЖИРе отбыла полный восьмилетний срок сестра маршала Тухачевского Елизавета. Но след его матери вел все же не туда — на запад Казахстана, в Актюбинскую область.
Холмик в степи
Прежде чем Мавра Петровна попала в Казахстан, она вместе с другими несчастными проделала тяжелейший путь. В ноябре 1941-го их в Астрахани погрузили на баржу и повезли вниз по Волге. Почти без воды, в тесноте, питались только тем, что могли добыть на берегу во время остановок. Больше двух недель. Потом пароходом по Каспию — до туркменского Красноводска.
Условия на судне были не лучше. Затем в битком набитых теплушках снова на север — до казахстанского райцентра Челкар в Актюбинской области. Оттуда на верблюдах куда-то в степь. Тащились девять часов — по снегу, метели, морозу. Стоял уже декабрь. Мавре Петровне было 72.
Эти подробности рассказала одна из тех, кто, как и Софья Радек, в те дни был рядом с Маврой Петровной — Хана Марковна Пелова. Ее письмо, адресованное оставшимся в живых сестрам маршала Тухачевского, привела в своей книге Юлия Кантор.
По словам Пеловой, «эта поездка окончательно подорвала здоровье Мавры Петровны», которая все чаще жаловалась на боли в сердце.
Объяснения сельчан, взятые работниками прокуратуры, очень похожи — будто написаны под копирку. Из них следует, что в землянке колхозника Сатена Ордабаева, где Мавру Петровну поселили вместе с Софьей Радек и Ханой Пеловой, она прожила совсем недолго — две-три недели. Похоронили рядом с землянкой.
Подробнее и несколько иначе описывает те дни в письме сестрам Михаила Тухачевского сама Хана Пелова.
«В ауле нас поселили в землянку, состоящую из двух комнат, в одной из них нас поместили с Маврой Петровной (моя семья — пять человек, еще женщина с сыном и Мавра Петровна). Мой брат сделал для нее из каких-то прутьев «кровать», и мы ее уложили, напоили теплым чаем, но она уже совсем плохо себя чувствовала, а врача, конечно, не было. На второй или третий день она скончалась».
Получается, что в землянке они жили не втроем — их было гораздо больше. Сколько времени она умирала: две-три недели или два-три дня — здесь тоже расхождения. Значит, и точная дата кончины неизвестна.
Тем не менее 6 октября 1990 года Челкарский районный народный суд Актюбинской области Казахской ССР признал, что смерть Тухачевской Мавры Петровны наступила 23 декабря 1941 года. В вердикте год рождения в очередной раз указан с ошибкой.
Одна из многих
Могилу Мавры Петровны Тухачевской отыскали не прокуратура, не МВД, не КГБ — студенты Актюбинского педагогического института. Один из них, Геннадий Макаревич, фигурирует в разыскном деле. Изучая архивы, опрашивая местных жителей, он и другие энтузиасты восстановили последние недели жизни матери маршала. И нашли маленький холмик в степи, где и поставили скромный памятник.
«Я с осторожностью отношусь к изысканиям краеведов, опирающихся на воспоминания свидетелей и очевидцев с таким «сроком давности» по отношению к событию. Документов могло и не быть. Административная высылка — даже не арест: или бумаги оформлялись постфактум, или были общие огромные списки. Постановление об административной высылке могло остаться и в Москве. Не исключено, что документы о смерти Мавры Петровны вообще составляли постфактум, в порядке общей отчетности о количестве ссыльных», — говорит Юлия Кантор.
О своих поисках энтузиасты подробно рассказывали в местных газетах — русско- и казахскоязычных. Но на эти публикации в прокуратуре обратили внимание в последнюю очередь. А когда наконец заметили, то просто повторили путь следопытов, собрали объяснения жителей и передали материалы в суд — для установления факта смерти.
До того момента, без малого полвека, Мавра Петровна не считалась ни умершей, ни пропавшей без вести. Она просто перестала существовать.