Александр Винник: в Греции я политический заложник

Россиянин Александр Винник после 60 дней голодовки не верит в правосудие Греции, но акцию протеста не намерен прекращать. Сейчас Винник, задержанный греческими властями в 2017 году по запросу США, находится в одной из больниц Афин. В субботу истекают 18 месяцев, которые отводятся конституцией Греции на содержание под стражей без приговора. О самочувствии, а также о том, каково быть политическим заложником в Греции и сидеть без суда и следствия Александр Винник рассказал по телефону корреспонденту РИА Новости в Афинах Геннадию Мельнику.

— Александр, как дела?

— Развлечений нет особых (смеется).

— Вы же себе устроили "развлечение" с голодовкой.

— Это не развлечение. Это протест. Протестная акция.

— Как самочувствие сейчас?

— Нормально я себя чувствую. Я в жизни своей не голодал больше, чем полдня. Но я хожу, ноги держат. Все нормально.

— Прошло уже два месяца голодовки. Не думаете, что надо постепенно выходить из нее?

— Я думаю, что меня надо отпустить и увезти в Россию прежде, чем мне выходить из голодовки. У меня возникает чувство, что греческие власти, как в Евангелии описано, "фарисеи, лицемеры, книжники" по отношению ко мне. Они не слушают ни меня, ни адвокатов. Обещали одно, но ничего не выполняют. И содержат меня без суда и следствия. Вот 26 января отпускайте меня. 18 месяцев (предельного, по конституции Греции, содержания под стражей без приговора – ред.) закончились. Поиздевались законным путем. Так нет – я не ожидаю, что меня отпустят. Интересно, какую пакость они придумают, чтобы опять меня задержать. Вот чего я ожидаю. У меня нет такого чувства, что я освобожусь. Даже не предчувствие, а уверенность – они что-то придумают. Вся интрига в том, что они придумают.

— Вообще конституция Греции говорит, что нельзя человека держать в предварительном заключении больше года. В совершенно исключительных случаях срок может быть продлен до полутора лет решением суда (статья 6 пункт 4 конституции Греции).

— Не смотрят они ни на конституцию, ни на закон. Я как политический заложник у них. Они меня держат, пока выгодно.

— Саша, вы не думаете прервать голодовку и в случае, если не будет решения об освобождении, возобновить ее?

— Нет, не думаю.

— Уже два месяца прошло, это реально опасно для здоровья.

— Все в руках божьих. Врачи приходят, давление меряют, кровь берут. Если что-то критическое, тогда говорят – плохо, а так ничего не говорят. По поводу здоровья не опасайтесь, не надо. Все в руках божьих – сколько он даст.

— По закону, 26 января должны прекратить заключение. Надеюсь, что все так и будет.

— А я нет – не надеюсь. Насчет свободы – я уже устал думать.

— В 2011 году во время судебного процесса освободили особо опасного террориста Никоса Мазиотиса. Он еще на суд ходил, а перед оглашением приговора исчез. Вы же не опаснее террориста?

— Нет. Я не радикал.

— Продлить срок предварительного заключения с года до 18 месяцев можно только решением суда. Я на заседания суда ходил, но не помню, когда было слушание суда?

— Не было ничего. Я, по крайней мере, не знаю о таком.

— Вес какой у вас сейчас?

— Сегодня уже 64 килограмма. Я по документам потерял 16 килограммов – 20 процентов моего веса.

— Адвокаты говорили про 17 килограммов.

— Врачи начали измерять с третьего дня, так что может и все 18. Вначале теряешь ускоренными темпами, потом все замедляется и замедляется. Пять килограммов я недели полторы сбрасывал, может, даже две. Ничего не осталось терять (смеется).

— Новости из дома есть?

— Жену, Сашу, опять на лечение увезли. Маму забрали, папу забрали, дети одни (двое мальчиков четырех и семи лет – ред.). Я потому и злюсь на греков.

— Если объявят решение об освобождении, вы голодовку прекратите? Начнете выходить из нее?

— Там посмотрим. Я как-то уже забыл, что такое еда и прочее.

— Чем занимаетесь в тюремной больнице?

— Читаю с утра до вечера. Смотрю новости на греческом телевидении, но языка не знаю, только картинка. Смотрел разгон демонстрации, как травили людей газом, словно мух.

— Дневник продолжаете вести?

— Периодически. Уже нечего писать. Все мысли уже переписал.