Мария Воронцова: в уходе Фонда защиты животных из России нет политики

Международный фонд защиты животных (IFAW), чья штаб-квартира находится в США, проработал в России 24 года, успешно защищая медведей, тигров, бельков, косаток и других диких животных. Однако в 2018 году представительство фонда в России закрылось. О причинах такого решения, отношении властей и итогах деятельности РИА Новости рассказала глава представительства IFAW Мария Воронцова. Беседовал Игорь Ермаченков.

— Фонд проработал в России 24 года. В чем причина закрытия представительства?

— Фонд работал в России с ноября 1994 года по разным направлениям. В последние годы IFAW начал разрабатывать стратегические планы и согласно последнему такому документу, в ближайшие пять лет приоритетом является спасение слонов в Африке, а также работа в Индии и Юго-Восточной Азии. Мы концентрируем как можно больше сил на этих регионах и уходим из России. Со слонами ситуация такова, что каждые 15 минут погибает одно животное. В Африке действуют преступные группы, занимающиеся незаконной торговлей слоновой костью, и для борьбы с ними в 2018 году IFAW открыл несколько новых отделений на Черном континенте.

— В непростое время для российско-американских отношений разрешите все же уточнить, в этом решении нет политической составляющей?

— В этом решении нет политики, хотя такое предположение напрашивается первым делом в нашей сложной политической ситуации. Такое решение принял Совет управляющих фонда, и оно, конечно, стратегическое. Нам свойственно концентрировать силы на одной проблеме, добиваться ее решения и двигаться дальше.

Так, например, было в России с охотой на бельков – 15 лет мы активно работали над этой темой и пришли в 2009 году к полному запрету на охоту на детенышей тюленя.

— Каким бы вы назвали отношение российских властей к фонду?

— Мне кажется, что у фонда сложились хорошие отношения со всеми партнерами. Может быть, это связано с нашим стилем работы, потому что я считаю, что диалог должен вестись со всеми. У нас сложились кольцевые круги наших сторонников: ученые, получатели грантов, потом журналисты, влиятельные люди и, безусловно, политики. В 1990-е годы мы много работали с Государственной думой, ведь когда парламентарий проникается идеей, то он начинает в нее верить и проводить как свою. Так было с охотой на бельков.

— Как фонду удалось добиться запрета охоты на новорожденных тюленей?

— Представительство фонда в России открывалось из-за бельков. Днем рождения IFAW в России я считаю 2 декабря 1994 года, в этот день в Институте океанологии имени П.П. Ширшова РАН были выданы первые гранты специалистам по морским млекопитающим. Это была инициатива Алексея Владимировича Яблокова, которая была поддержана сообществом специалистов: Бельковичем, Земским, Томилиным, Беликовым, Смеловой и другими. Вскоре, в сентябре 1995 года, был создан Совет по морским млекопитающим, объединивший всех специалистов СНГ. IFAW принимал в создании совета деятельное участие, и вплоть до недавнего времени мы тесно сотрудничали с советом, выделяли через них гранты на исследование морских млекопитающих, финансировали текущие расходы.

В кампании по прекращению промысла бельков мы использовали всесторонний подход. Промысел, хотя и велся в Белом море, недалеко от Архангельска, был практически секретной темой. О нем писали в региональных газетах, но за пределами области было неизвестно, что ежегодно убивают более 30 тысяч бельков гренландского тюленя. Так что мы решили изучить промысел, кому и почему он выгоден, а также узнать, какова ситуация с беломорской популяцией гренландского тюленя, сокращается ли ее численность. В течение 1995-1999 годов была исследована экономика промысла – выяснилось, что он убыточен и дотируется. Огромный вклад в эту работу внес журналист Александр Емельяненков.

Также сотрудниками Московского государственного университета под руководством Александра Цетлина было проведено для нас социологическое исследование важности промысла для жителей поморских деревень.

Кроме того, проводились ежегодные учеты численности новорожденных бельков. Исследование велось в марте с самолета с использованием тепловизора. Было показано, что в 1990-е годы ежегодно рождалось примерно 300 тысяч бельков, а в нулевые началось резкое сокращение численности новорожденных бельков до 100 тысяч. Важно, что это удалось зафиксировать.

В 1995-96 годах IFAW организовал съемки во время промысла. После этого вышло несколько документальных фильмов, в частности "Спаси и сохрани", а яркая и правдивая съемка фотографов стали прекрасной иллюстрацией к многочисленным журнальным и газетным статьям. Промысел бельков стал известен широкой публике, и начало складываться негативное отношение.

Мы добивались запрета промысла, но вместе с этим и разрабатывали альтернативу промыслу – экотуризм с целью наблюдения за бельками. Для этого в 1999 году к экспедиции фонда в Зимнюю Золотицу – деревню, где велся промысел, по моему приглашению присоединился полярник Олег Продан. Он загорелся нашей идеей о проведении туров по наблюдению за бельками, и такой вид туризма теперь работает.

Последним очень важным аккордом в 2009 году стал учрежденный нами День белька 15 марта. Состоялись разрешенные митинги на Болотной площади в Москве и 25 городах по всей стране. Через два дня после митингов последовал запрет промысла. Это была красивая кампания.

— Помимо спасения бельков, какие проекты фонда в России вы считаете успешными?

— В 1995 году мы стали заниматься спасением медвежат-сирот бурых медведей и в Тверской области подружились с семьей Пажетновых. Разработавший методику возвращения медвежат в дикую природу Валентин Сергеевич тогда возился с трехмесячными медвежатами, и мы стали ему помогать. У нас в стране огромное число медведей сидит в клетках: у ресторанов, на заправках и даже на балконе. И все потому что убивают медведиц, а маленьких милых медвежат забирают, поиграли-потешились, а они вскоре становятся опасными зверями. За это время с нашей помощью 232 медвежонка было выращено в условиях, приближенных к дикой природе, и выпущено обратно в лес.

Также мы проводили у Пажетновых международные конференции и помогли распространению этого замечательного метода возвращения медведей в природу. Приезжали мои коллеги из Индии, прожили месяц в тверских лесах и научились реабилитировать гималайских медведей. А Пажетновы поехали в Индию и помогли внедрить этот метод. Индусы теперь им очень гордятся и даже забывают ссылаться на Пажетнова. А ведь он действительно был первым в мире. Еще в 2000 году группа по медведям Международного союза охраны природы заявляла, что невозможно реабилитировать бурого медведя. А сейчас уже все поверили.

— Что же теперь будет с медвежатами и проектом, ведь финансирование прекратилось?

— Мы прекратили деятельность, но договорились в штаб-квартире, что нельзя бросать медвежат-сирот, и создали стратегию выхода. Пажетновым мы в конце 2017 года купили очередные две новые машины и выделили средства на два года продолжения проекта после нашего ухода. Мы помогаем, чтобы они нашли другие источники существования. Я считаю, что у них все получится. В декабре 2017 года к ним приехала съемочная группа ВВС, и она снимала весь год рождественскую сказку про русских медведей и всю семью.

Так же и с другими проектами.

В 2018 году продолжался грант по сохранению сайгаков от браконьеров в заказнике "Степной" Астраханской области, с которым мы работаем с 2004 года. Это бедный региональный заказник, где госсредств хватало только на два месяца патрулирования. Мы покупали и передавали в заказник все самое необходимое для ежедневной работы по охране сайгаков: тракторы, мотоциклы, фототехнику (включая фотоловушки), форму, запчасти для машин, горючее, полевую форму для инспекторов. Приятно видеть результаты этих усилий: уже несколько лет в "Степном" не было пожаров, прекращено браконьерство, прекратилось снижение численности сайгаков, а в последние два года наметилась тенденция к росту. И самое главное — восстановилось количество самцов в популяции с уровня менее одного процента до примерно 16-18%, что дает возможность сайгакам нормально воспроизводиться. Именно на самцов велась охота, как так их рога используются в китайской медицине.

— Еще ведь фонд занимался амурскими тиграми?

— Да, фонд давно уже занимается борьбой с незаконной торговлей животными и их частями. В России с 2000 года мы поддерживаем антибраконьерские бригады, одну из них – специнспекцию "Тигр" — мы полностью финансировали. Она состояла из бывших следователей, которые занимались исследованием черного рынка, конфисковывали скелеты тигров в квартирах, имели оружие и рации. Могли ездить по всему Приморью, составлять протоколы и задерживать. И все это помогло остановить уничтожение тигров.

А где-то в 2006 году мы встали у истоков реабилитации тигрят – возвращения их в дикую природу. Тогда на юге Приморья появились четыре тигренка, потерявшие мать, и было совершенно непонятно, что с ними делать. Мы бросились помогать, на какие-то деньги у егеря построили вольеры, начали их кормить. Стало понятно, что тигрят-сирот будет все больше – лес рубят, среда обитания уменьшается, начинаются конфликты тигров с человеком. Эту историю нам удалось громко рассказать и привлечь внимание государства. В результате одна тигрица была передана в зоопарк в Швеции, остальные три в российские зоопарки. После этого в поселке Алексеевка Приморского края построили центр реабилитации тигров, но денег на содержание тигров не давали. Мы снова подключились и вместе с другими благотворителями помогали содержать там Золушку — первую тигрицу, которую удалось выпустить обратно в дикую природу. Выпуск Золушки снимали на замедленную крупную камеру, и получился ролик "Прыжок на свободу", который просмотрели миллионы. Недавно мы снова увидели Золушку на снимках с камер-ловушек – у нее уже второй выводок тигрят. IFAW помогал в реабилитации и выпуске Золушки и последующих семи воспитанников реабилитационного центра. Последней воспитанницей, чьи реабилитация, выпуск и мониторинг проводились с финансовой помощью фонда, была Филиппа, выпущенная весной 2017 года.

— Какими еще животными фонд занимался в России?

— Белухами и серыми китами Сахалина. Что касается белух, то мы с 1995 года стали поддерживать экспедицию Института океанологии РАН на Соловках в Белом море, где есть мыс Белужий. Наблюдение за популяционной структурой и акустической коммуникацией проводится сотрудниками лаборатории Всеволода Бельковича. Защищено несколько диссертаций, опубликовано множество статей, проект получил международное признание. Теперь это самая исследованная популяция белух. Это очень помогло в 1999 году, когда вдруг выяснилось, что начинается охота на белух. До этого всегда на охоту была квота, но никто ее не брал, а тут вдруг решили в Японию продать 200 тонн белушьего мяса. Тогда мне позвонил комиссионер от России в Международной китобойной комиссии Валентин Ильяшенко и говорит: "Надо что-то делать. Все легально, мы обязаны выдать разрешение СИТЕС (Конвенция о международной торговле видами дикой фауны и флоры, находящимися под угрозой уничтожения). Квоты есть, имеют право на вывоз". Мы тогда быстро подключились, приехали многочисленные съемочные группы. Снимали Иван Затевахин, Павел Любимцев и другие. Журналистка из Голландии Маргарет Стейнбос написала детскую книжку-сказку о белухах Соловецких островов. Мы все навалились, и это безобразие прекратилось за две недели.

— Очень полезные воспоминания в наши дни, когда общественность узнала о китовой тюрьме под Находкой.

— Да, в этой китовой тюрьме томятся 11 косаток и 90 белух – это просто караул! Здесь надо вспомнить бывшего замглавы Росприроднадзора Олега Митволя, который просто взял и внутренним распоряжением запретил вылов и торговлю белухами и маленькими моржатами, при поимке которых убивают мать. И несколько лет до 2009 года, когда Митволь покинул Росприроднадзор, действовал запрет. Затем потихоньку разрешили вылов и продажу белух, а потом посмотрели, что никто в мире косаток не ловит, и принялись их ловить. Причем ловцы белух и косаток – это одни и те же люди, занимающиеся промыслом в Охотском море. Дальше на это дело сели четыре фирмы: "Океанариум ДВ", "Сочинский дельфинарий", "Афалина" и "Белый кит", которые получают квоты на вылов якобы в культурно-просветительских целях. К этим целям они, конечно же, отношения не имеют.

Морских млекопитающих отправляют в Китай, где в городах-миллионниках океанариумы растут, как грибы, – их построено уже 60, другие на подходе. А ведь когда выдается разрешение СИТЕС на вывоз редкого животного, то выдающий разрешение орган должен проверить, соответствуют ли условия содержания биологическим потребностям животного. Таких условий в Китае нет в принципе, равно как и специалистов по работе с животными, тренеров для дельфинов. Ситуация в китайских океанариумах – это ужас. Холодильники заполнены трупами дельфинов и белух. Все делается быстро-быстро, сплошная коммерция. Выжившие млекопитающие существуют в ужасных условиях.

Надо сказать, что большинство океанариумов в мире отказалось от содержания косаток, в том числе потому, что в результате отлова у костаток разрушаются семьи.

— Это же высокоразвитые животные со сложным поведением, языком и общественными связями…

— Плотоядных косаток, которых гораздо меньше, чем рыбоядных, вылавливают на небольшом участке на юге Охотского моря. В 1960-1970-е годы в Британской Колумбии много косаток поймали американцы и канадцы, после чего эта популяция животных до сих пор не может восстановиться. Недавно там случилась знаменитая история: детеныш умер вскоре после рождения, и мать носила трупик десять дней на носу, не могла с ним расстаться. Так произошло из-за того, что в этой семье родился первый детеныш за три года. Восстановление популяции не идет, поскольку отлов сильно нарушил внутренние связи семьи. Мы тоже с легкостью можем этого добиться.

У косаток, как у слонов, самцы живут отдельно, а самки группами c детьми, во главе которой матриарх – мудрые старые бабушки, которые всех ведут. Они уже не размножаются, но у них есть опыт, что очень важно для выживания вида.

— А как себя чувствуют серые киты, которых несколько лет назад усиленно защищали в Охотском море от нефтегазовых компаний?

— Западная популяция серых китов насчитывает 250 особей – она очень маленькая и, наверное, самая исследованная из больших китов. Это не случайно, так как на севере Сахалина в середине 1990-х начали добывать нефть и в то же время обнаружили, что группа сахалинских китов не вымерла. После этого начались научные экспедиции на деньги нефтяных компаний, которые не раскрывали данные исследований, ссылаясь на коммерческую тайну. Поэтому первый грант фонда на Сахалине был направлен на публикацию статьи независимой группы ученых в научном журнале о численности китов. С тех пор мы поддерживаем ежегодный учет численности на основе фотоиндентификации, который проводится по одной и той же методике. Затем договорились с компанией "Сахалин Энерджи" о финансировании независимой группы ученых. При этом панель независимых экспертов по серым китам работает при Международном союзе охраны природы, управляется им, но финансируется "Сахалин Энерджи". С тех пор все ученые ежегодно собираются и обсуждает состояние природы в Охотском море, дают рекомендации для "Сахалин Энерджи", которая их принимает.

А как начали работать Shell и другие международные нефтяные компании на Сахалине? Через субподрядчиков, которым надо было быстро построить. Это был полный караул. Нефтепроводы по нерестовым рекам, жуткие обвалы и оползни. То же самое с китами: они собрались проложить от двух платформ трубы через нагульное пастбище серых китов. Мы тогда встретились с компанией и сказали: "Не думайте, что вы забрались в Тмутаракань и можете вести себя тут как угодно". Очень важно, что мы организовали коалицию из 56 неправительственных организаций, написали общие требования, в том числе убрать трубу. Нам стали говорить, что невозможно отвести трубу на многие километры. Но мы стали работать с банками, ездить на встречи Европейского банка реконструкции и развития (ЕБРР), рассказывали про серых китов и загрязнение Анивского залива на Сахалине. Поскольку ЕБРР — межправительственный банк, то очень хорошо работает с неправительственными организациями, и нас принимало руководство банка. Мы несколько лет к ним ездили, и в конце 1990-х глава банка сделал заявление, что проект на Сахалине не соответствует корпоративным банковским нормам. Для частных банков, которые финансируют нефтяников, такое заявление является черной меткой, и банкиры стали отказываться от финансирования. И тогда Shell развернул трубу. Это была огромная победа – китов спасли. Второе достижения состоит в том, что сейчас "Сахалин Энерджи" — один из самых "зеленых" проектов в мире, которая получила за это международное признание как экологичная компания. Мы, неправительственная организация, заставили их быть "зелеными", и они теперь рады этому.

— Как изменилась численность китов за это время?

— Прекратилась гибель китов, что очень важно. Фотоидентификация показывает, что ежегодно рождаются 4-5 детенышей. Киты размножаются один раз в три года, и сейчас в популяции всего-навсего 32 самки в детородном возрасте. Скорее всего, исторически западная популяция китов была огромной, кормилась в Арктике, но была выбита китобойным промыслом за четыре века. Скорее всего, популяция будет расти, потому что льды постепенно отступают на север, и скоро киты смогут кормиться также и в Чукотском море.

— Сколько всего за эти 24 года фонд вложил в российские проекты?

— Трудно сказать, вероятно, несколько десятков миллионов долларов. Но важно, что эти деньги хорошо работали, а отдача была большой. Несколько проектов вышли на международный уровень и получили признание, например, реабилитация медвежат-сирот семьей Пажетновых.

Все партнеры фонда добавляли к деньгам фонда свой труд и свое имя, поэтому наши даже небольшие деньги работали очень эффективно. Например, ежегодная экспедиция по учету серых китов стоит 40 тысяч долларов, но ее результат дороже миллионов.