Райнер Браун: люди должны убедиться в необходимости антивоенного протеста

В октябре президент США Дональд Трамп сообщил, что Америка выйдет из Договора о ракетах средней и меньшей дальности и будет наращивать ядерный потенциал до тех пор, пока остальные "не придут в себя". В МИД ФРГ заявили, что выступают за сохранение ДРСМД и работающую архитектуру сокращения вооружений в Европе. Пресс-секретарь президента РФ Дмитрий Песков уточнил, что Москва хочет получить более детальное разъяснение от США, и добавил, что слом положений РСМД принудит Россию принимать меры по обеспечению своей безопасности. Глава МИД РФ Сергей Лавров подчеркнул, что любое действие в данной сфере будет встречать противодействие. Как реагируют на возникшую ситуацию в области безопасности гражданские активисты в Германии, есть ли различия в ситуации сегодня и в 80-е годы прошлого столетия, когда идеология гонки вооружения привела к миллионным протестам в ФРГ, как мобилизовать и вывести на улицу сотни тысяч человек — об этом РИА Новости рассказал немецкий адвокат, многолетний участник миротворческого движения Райнер Браун.

— Уважаемый господин Браун, позвольте мне начать разговор с актуального политического вопроса: как активист немецкого движения за мир, вы удовлетворены тем, что канцлер Ангела Меркель хочет уйти в отставку в 2021 году?

— На протяжении всего срока работы канцлером госпожа Меркель не выступала ни за разоружение, ни за политику примирения с Россией. Она с самого начала поддерживала (принятое на саммите НАТО в Уэльсе) решение об увеличении военных расходов до 2% от ВВП, выступала за участие Бундесвера в иностранных миссиях и стала, так сказать, частью конфронтационной политики с Россией. Поэтому мне все равно, кто продолжит немецкую политику в этом неправильном направлении. Во всяком случае, я не заплачу по фрау Меркель. Тем не менее следует отметить, что приход (возможных преемников Меркель — Фридриха) Мерца и (Йенса) Шпана грозит еще большим креном в сторону правого политического фланга. Теперь наша задача должна состоять в том, чтобы переформулировать основную идею, на которой может основываться европейская политика мира и безопасности. И это может произойти только в рамках политики общей безопасности в духе (направленной в 1960-е годы на примирение с СССР и странами Варшавского договора — ред.) "восточной политики" (канцлера ФРГ) Вилли Брандта и Эгона Бара. Нам нужен Хельсинский процесс-2.

—  В чем, на ваш взгляд, заключается разница между сегодняшней ситуацией и положением в 1980-е годы с точки зрения развития движения за мир?

— Есть немало различий. Сегодня нет идеологической конкуренции между двумя системами — капитализмом и социализмом, которая на самом деле подкреплялась в значительной степени рациональными аргументами с обеих сторон в то время. Сегодня существует политическая иррациональность, и президента США (Дональда) Трампа следует рассматривать в этом контексте как симптом. Эта иррациональность не означает, что Трамп хочет завтра применить ядерную бомбу, но есть опасность возникновения динамики, ведущей к ядерной войне. С другой стороны, переживающая кризис идеология неолиберализма создала другую капиталистическую систему по сравнении с более социально ориентированным капитализмом 80-х годов. Конкурентное мышление, индивидуализм и безудержный поиск выгоды привели к росту национализма и шовинизма, это всегда подразумевает вопрос о крупных конфликтах и войнах. Нынешнее противостояние исторически впервые имеет место на фоне заканчивающихся ресурсов и драматического антропогенного изменения климата.

— На чем базировалось движение за мир в 80-е годы?

— Во-первых, оно было наследием политизированного "поколения 68 года" (студенческие волнения в Западной Европе 1968 года, которые привели к расцвету гражданской активности — ред.), когда зародились самые разные социальные движения, от движения за окружающую среду, за права женщин до движения за мир. Во-вторых, это был страх, который объединял миллионы, что ядерная война может действительно разразиться завтра и полностью разрушить Европу. Я помню "замечательную" рекламу туристического агентства того времени "Посетите Европу, пока это еще возможно!". О таких политических размышлениях можно прочесть в документах Пентагона и госдепартамента США. И еще один важный фактор — коллективные действия и солидарность были широко укоренены в обществе, что было отражено в работе таких мощных общественных организаций, как профсоюзы или церковь. В результате движение за мир в ФРГ смогло вывести более миллиона человек на улицу. Немцы не хотели войны, они не хотели дальнейшего вооружения. Поэтому 22 октября 1983 года 1,2 миллиона человек приняли участие в протестах на трех крупных площадках в Гамбурге, Бонне, а также выстроившись живой цепью между Штутгартом и Ульмом. Эта динамика не была утрачена и после окончания холодной войны. В 1991 году, во время первой иракской войны сотни тысяч прежде всего молодых людей в ФРГ протестовали под девизом "Нет крови ради нефти". 15 февраля 2003 года 15 миллионов человек участвовали в протестах в ходе всемирной скоординированной акции против войны США и союзников в Ираке. Более 500 тысяч человек вышли тогда на демонстрацию в Берлине.

—  Как можно мобилизовать столько людей?

— Движение за мир не может зародиться в кабинетах начальства, оно развивается независимо и самостоятельно с людьми и посредством людей. Мы можем создавать только условия, и мы пытаемся делать это, просвещая и информируя о гонке вооружения, о модернизации систем вооружения, о сворачивании Договора о ракетах средней и меньшей дальности. Это задача современного движения за мир. Конечно, легче действовать, когда вокруг вас сотни тысяч. Но вы также должны попытаться сделать что-то и с несколькими людьми. В настоящее время мы находимся в такой ситуации. Люди не позволяют командовать собой, вы не можете сказать на Западе: теперь идите на демонстрацию! Это достигается только убеждением. Люди должны сами убедиться в необходимости участия. И это принципиально возможно, например, давайте вспомним (антинационалистическую) акцию "Неделимые", которая прошла в октябре в Берлине, когда на улицу вышло четверть миллиона человек. Конечно, активные организации играют важную роль, (партия) "Левые" — незаменимая активная сила в движении за мир.

—  Сегодня людей мотивируют и убеждают чаще всего в интернете, в соцсетях. А как вам удавалось делать это в 80-е годы?

— К сожалению, социальные медиа не всегда играют позитивную роль в качестве мобилизационного фактора. Там также распространены fake news. Тогда люди путаются и отвлекаются. Вы ничего не меняете, если только пишите что-то в интернете. Для полноценного эффекта нужна улица. Социальные сети полезны в мобилизации, но они также являются частью механизма индивидуализации и могут использоваться политически деструктивно. В 1980-х годах существовала гораздо более широкая базовая структура, состоящая из местных и региональных инициатив, где люди встречались, готовили акции, дискутировали и что-то разрабатывали. В то время мы жили в Дортмунде, и только в городе было около 50 инициатив за мир. Конечно, мы были коммуникационно связаны, в том числе через газеты, информационные бюллетени. Мы не были лишены речи.

—  Вы сказали, что люди не позволяют командовать собой. Но не ведет ли это к возникновению вакуума в контроле над ситуацией? Я помню дискуссию вокруг "Вахты мира" (Mahnwache für den Frieden) — это миротворческое движение, возникшее в связи с войной на Украине. Были мнения, что наряду с активистами движения за мир в нем принимали участие и правые радикалы. Должны ли быть ограничения при самоорганизации?

— Острая конфронтация с "Вахтой мира", безусловно, имеет несколько причин, одна из существенных заключается в следующем. Политические элиты в нашей стране были совершенно поражены масштабом и скоростью развития движения за мир в 80-х годах. Об этом написано много книг, защищены диссертации, есть доклады федерального ведомства по защите конституции (контрразведка ФРГ — ред.). Появилось убеждение, что никогда больше не должны возникать такого рода вещи, которые нужно предотвращать уже в зародыше, лучше всего — путем интенсивной дискриминации и диффамации. Поэтому, когда это новое движение за мир появилось в 2014 году, его пытались разгромить политически и идеологически крайне жестоко. Частично это удалось, к сожалению, я должен согласиться. Но отчасти также нам удалось привлечь много новых замечательных активистов из этой "Вахты". Во-вторых, движение за мир никогда не развивается в безвоздушном пространстве, оно вызывает споры вплоть до острого социального конфликта с преобладающими сторонниками войны и разжигателями. То же самое было в 80-е годы. Я вспоминаю первые информационные стенды, где мы собрали подписи за "Крефельское воззвание" (декларация западногерманского движения за мир "Крефельское воззвание", собравшая более четырех миллионов подписей граждан и призывающая к выходу из "двойного решения" НАТО и ядерному разоружению — ред.), и люди, которые не находили аргументов в дискуссии, говорили нам: "Уезжайте туда!". Это означало тогда "Уезжайте в ГДР!". Во время первых крупных демонстраций летал цеппелин с надписью "Кто проводит демонстрацию в Москве?". Это должно было якобы указать на то, что мы все были агентами Москвы. Настроение было крайне острым, очень конфронтационным, но мы смогли успешно преодолеть его при помощи хороших аргументов и больших акций. У нас просто были лучшие аргументы, и они были более убедительны. Большая часть населения была и остается содержательно на нашей стороне. Народ нашей страны хочет мира.

— Противостояние было в том числе с полицией и контрразведкой ФРГ?

— Действия сил безопасности против протестующих не всегда были мирными в 1980-х годах, особенно в ходе акций гражданского неповиновения. Сегодня, несмотря на частично ужесточенное законодательство, протесты стали более нормальными, они стали гораздо более легитимными, есть большая социальная адаптация к протестам. Я бы сказал, что роль правоохранительных органов и ведомства по защите конституции едва ли изменилась. Разрешения на проведение демонстраций или размещения активистов было необходимо добиваться и тогда, и сейчас иногда даже в судебном порядке. Спецслужбы сегодня, безусловно, также повсюду. Я отвечал за демонстрацию движения за мир в Крефельде в 1982 году, когда вице-президент США Буш посетил ФРГ. Там было несколько тысяч человек, и вдруг кто-то в первом или втором ряду бросил камень в полицию. Мы поймали этого парня и передали его полицейским. Дошло до суда, где выяснилось, что он был сотрудником ведомства по защите конституции. Это всего лишь один из многих примеров, демонстрирующих роль этой антиправовой, антидемократической организации.

— Вы убеждены в том, что акции протеста должны находиться в правовом поле?

— Свобода собраний и демонстраций является очень высокой ценностью в ФРГ. Это конституционный принцип. Он до сих пор защищался Федеральным конституционным судом от нападений со стороны государственных органов. Я всегда буду юридически и политически бороться за свободу демонстрации. Это святое благо, и мы должны защищать его как можно лучше. Акции гражданского неповиновения, на мой взгляд, также глубоко легитимны, обязательно должны проводиться, это часть нашей культуры протеста. Для меня границы находятся там, где может возникнуть угроза для других людей, например, если они могут пострадать. И я не хочу, чтобы личная собственность уничтожалась. Я думаю, что поджоги машин глупы и бессмысленны. Речь ведь идет не об автомобилях воротил, а в 90% случаев о машинах работающих и учащихся людей. Уничтожение военной техники только укрепляет прибыль оборонной промышленности. Если моя цель — обеспечить мир и разоружение, то мне нужна поддержка и сочувствие со стороны большинства населения. Я могу объяснить людям, почему им нужно сесть на землю (в рамках акции гражданского неповиновения — ред.) и заблокировать военные объекты. Но я не могу объяснить, почему нужно поджечь машину или здание по соседству. Для меня это политические, а также моральные и этические границы.

— Расскажите немного про ежегодную акцию в Рамштайне?

— Сам Рамштайн является чем-то вроде символа, кульминацией военной политики, прежде всего как центр управления американскими БПЛА, которые абсолютно нарушают международное право и из-за которых в 80 процентах случаев страдают гражданские лица, но также и как центр ведения различных интервенционных войн. В 2015 году мы сказали, что хотим сделать Рамштайн центром общественной дискуссии. И мы каждый год стали организовывать эти акции. Это такая смесь между протестом, информированием и просвещением. Существует полевой лагерь, где проходит много интересных событий и обсуждений. И это стало одним из кульминационных мероприятий движения за мир, что было совсем не очевидно, когда мы только начинали. Я приехал на первую демонстрацию в Рамштайн в сентябре 2015 года и надеялся, что придут хотя бы несколько сотен человек, но приехали полторы тысячи, что было очень много. И я помню, что только два полицейских следили за митингом, потому что они просто не ожидали, что так много людей придут. Сегодня мы гораздо более активно работаем в Рамштайне, пользуемся куда большей симпатией у местного населения и уже готовим крупные акции на конец июня 2019 года.