Водитель «буханки» смотрит на нас с интересом. «А что, про таких, как Татьяна, уже в Москве знают? Как про каких? Про отшельников». В Кукуй просто так не приезжает никто, даже в гости. От железнодорожной станции далеко — через небольшой город Макарьев, переправу и лес, да и в деревне остался всего один человек. Женщина живет здесь без людей, транспорта и работы. За нехитрым бытом бывшей москвички понаблюдала обозреватель РИА Новости.
Татьяна выходит из дома, кланяется, целует нас троекратно. Рада. Говорит чуть громче, чем нужно, — как человек, привыкший к одиночеству. Высокий дом с расписными наличниками — единственный жилой на весь Кукуй. Дальше поля с по-осеннему выцветшей травой, лес, остатки строений Унжлага, в котором вплоть до начала 1960-х работали заключенные, безлюдный Кукуй-2 — и все.
Женщина живет тут с козами, курами и кошками. Иногда забредают волки и лисы. Кабаны повадились копать картошку. После молитвы, которую Татьяна проговаривает вместо приветствия, она вдруг начинает петь, «на ваш суд»:
Два пологих холма, между ними река,
Белые туманы простираются над полем.
По нему человечек, словно ангел,
Бежит к небесам…
К вечеру жара спадает, и можно дышать. Голос Татьяны, кажется, отражается от потемневших стен дома, соседних, много лет пустых зданий, холмов, леса, летит над заброшенной деревней и теряется где-то высоко. Темнеет рано, длинные черные тени падают на дорогу. Еще немного — и дело к холодам, к неминуемой зиме. Татьяна останется наедине с окнами-провалами покинутых домов и тишиной.
Нет рифмы, нет мелодии в ее песне, но мы чувствуем, как яростно — как ярко-желтые цветы, растущие осенью на Севере независимо от климата, — рвется через слова Татьянина душа.
— Какая здесь любовь!
Любовь в понимании Татьяны — в лохматых молочно-белых козах, редких ромашках, уже вспыхивающих багрянцем среди зелени листьях, синем небе и даже в нас — случайных людях. Татьяна торопится, нечасто ее слушают. Рассказывает о матери и семье. И связывает эти истории с тем, почему она оказалась здесь, в Кукуе-1, одна среди разрушающихся домов.
Грунтовая дорога, ведущая в сторону Кукуя-2, по которой сейчас ездят только охотники и рыбаки, когда-то уводила Татьянину маму в сторону чужих деревень.
— Почему я не могу уехать отсюда. Забыть. По этой дороге моя мама проводила свою родную мать в последний путь. Сидела совсем еще ребенком на ее гробе. Потом ее отец женился еще раз, и Галя стала старшим ребенком в семье. Началась война, отец ушел на фронт. И мачеха отправляла не сильно любимую девочку на базар: платья и платки продавали или обменивали на продукты, чтобы выжить.
Коты теплой горкой возвышаются на крыльце — взрослая кошка и несколько котят. Татьяна открывает дверь, они бросаются врассыпную.
— Некогда их нежить, — роняет женщина. Пока солнце не село, она торопится поделиться видом на бесконечный лес. С холма видны крыши Кукуя-2, где нет людей и электричества. Расцвет в этих местах был десятилетия назад. Когда Татьяна переехала в Кукуй, здесь еще жили 27 человек.
Сейчас дома-дворы, построенные из спелого, 50-70-летнего леса, пустуют. Природа забирает свои территории быстро. Там, где сажали овес и лен, теперь растут деревья. Несобранные яблоки с глухим звуком падают на землю.
— Мачеха была суровой женщиной. И сейчас я понимаю: только так можно было выстоять в тяжелую годину. Такой и нужно было быть. Иначе все бы упали. И маму неплохой вырастила. Что они испытали! А я тут тихо живу: кошу, огородом занимаюсь, одна, но что тут такого? Нет ничего особенного в моей жизни. — Татьяна идет по пустому поселку, останавливается у домов, вспоминает, кто здесь жил, — умер или уехал.
Мама Татьяны купила дом в Кукуе в конце девяностых годов и позвала дочь к себе. «Не могла отказать. Она меня очень любила. И я оставила все». Мать умерла два года назад.
— Сначала страшно было, а сейчас спокойно на все смотрю. Нужно в первую очередь быть мирным. Например, в лес идешь — надо быть спокойным и иметь в душе любовь.
Здесь, когда трудисся, то, как вам сказать, не одиноко.
В воскресенье, единственный раз в неделю, Татьяна ходит в соседнюю жилую деревню Тимошино. Во-первых, в домовый храм, во-вторых, за продуктами и по делам.
Говорит, что около пяти километров между деревнями в хорошую погоду преодолевает за два часа. Зимой сложнее — идет на лыжах и с вилами в руках. Не раз встречала волков и медведей. Однажды испугалась больше обычного.
— С очень крупным волком встретилась. На почте задержалась, времени три часа уже было, а в декабре стемнело быстро. Бегу и думаю: только бы до дома добраться — мама там одна. А он на дороге — настырный, крутой, ничего не боится. Вдруг махнет? Стала обходить по сугробам. Получилось.
Мама по двору мечется: «Думала, на тебя волки напали». — «Нет, мам, я просто запоздала».
Радио, телевизора у Татьяны нет, газеты не выписывает: «И так много информации». Все общение — «с матушками в церкви» и по телефону с родными.
Дочь постоянно зовет ее обратно, но Татьяна категорически против.
— Я больше не москвичка. Хочется, конечно, всех повидать, но не могу я там. В городе отношения скрадываются, а мы тут друг о дружке пытаемся заботиться. У нас здесь немудрящее, стойкое принятие всех сложностей. Видно, как солнце встает, закат идет, жизнь протекает. И я каждый день хожу по дороге, по которой ходили мои сродники.
У Татьяны еще трое братьев и сестра. Один брат умер, остальные живут в Москве.
— Мне 66-й год идет, я уже бабушка. Дочь пишет: «Мама, вернись домой». А я не хочу, у меня теперь свое направление.
В небольшом храме, открытом в бывшем жилом доме, собираются прихожане. Мужчин нет. После молитв Татьяна показывает кукольный спектакль — сюжет увидела в книге и «переделала на свой вкус».
Интерес. Настоящий, почти детский. Герои выступления — помидор, картошка, подсолнух, «не фирменные, сама шила».
— Матушки, вот к вам внуки приедут на лето, а вы им и покажете, займете.
Дети в Тимошино бывают только на каникулах, начало сентября — самое грустное время. Ведь внуков забирают домой: в Макарьев, Кострому, Ярославль, Подмосковье. В Тимошино закрыты детский сад и школа — ходить туда некому.
— Здесь у меня сродница есть. Иногда встречаемся на улице, новостями обменяемся, мыслями и дальше бежим. Обеим некогда. Навязываться не хочу, нельзя так. Не осуждаю никого. Как человек сложился, так и живет.
К Татьяне в деревне относятся по-доброму. Хоть и живет она в соседнем Кукуе больше десяти лет, но все равно городская, чудная. Единственное, что она знает твердо: тимошинские ее не бросят. Не все понимают ее решение жить в одиночестве, но без дров, продуктов и помощи не оставят. Татьяну это бескорыстие до сих пор удивляет: «Здесь любовь заметнее».
Отец Татьяны родился в Тимошино, мать — в соседнем поселке Нестерово. Когда-то нестеровских ребятишек называли «китайцы», настолько многодетны были семьи.
Татьяна купила продукты и собралась домой, дойти нужно затемно. Узкая лесная дорога на удивление сухая — из-за жаркого лета. Нет ни грибов, ни ягод. Недалеко от деревни видели медведицу с медвежатами — животных ждет голодный год.
— Мухлаки, по-вашему — морошка, тут растет, конечно. Обычно собираем на зиму все ягоды. А какие тут болота! — Татьяна идет сквозь лес. — Летом рано встаем, надо накосить, пока солнце не поднялось. Потом траву раскидать, чтобы высохла, сено прибрать. А зимой все от температуры зависит — если тепло, то и скотинке тепло. Некогда тосковать: дорожки надо расчистить, за водой сходить, печь натопить. Тепло — это радость и мир, и книжечку можно почитать.
Четыре Татьянины козы пасутся за домом. Вечером вернутся сами, тогда хозяйка их и подоит.
— Человек имеет полную любовь. Только не всегда это понимает.
Татьяна садится на бревно, которое использует вместо скамейки. Разглаживает юбку, сбившуюся у коленей: «Нескромно что-то оделась».
Гостиная Татьяниного дома с пола до потолка занята иконами, недорогими — бумажными и деревянными. Из окон видно дорогу — почти всегда пустую.
