Волатильность курса рубля и санкции влияют на работу Внешэкономбанка, но не создают риски для погашения валютного долга госкорпорации. Из-за чего ВЭБ получил убыток в первом полугодии, в каких регионах будут построены первые логистические хабы, почему строительство жилья интересно ВЭБу лишь в рамках стратегии пространственного развития и зачем корпорация инвестирует в безопасность дорожного движения, в интервью РИА Новости в преддверии Восточного экономического форума рассказал первый зампред Внешэкономбанка Николай Цехомский.
— С какой повесткой ВЭБ едет на Восточный экономический форум? Запланированы ли подписания каких-либо договоров с партнерами?
— С точки зрения иностранцев традиционно для нас интересны три основных партнера: Китай, Корея и Япония, которые наиболее активно проявляют интерес к развитию этого региона и готовы инвестировать на Дальнем Востоке. С компаниями и банками этих трех стран планируем обсудить ряд совместных инвестиционных проектов.
— В каких сферах проекты?
— Ряд сфер, в том числе промышленность высоких переделов. У нас есть два проекта на Дальнем Востоке, по которым мы планируем подписать соглашения на ВЭФ. Они связаны с высокой переработкой газа. Сейчас идет обсуждение, прорабатываются детали. В данном случае это наши российские партнеры. Но так как и тот и другой проект направлены на экспорт, мы считаем, что и в том и в другом проекте будут заинтересованы наши китайские партнеры, в том числе в софинансировании.
— А объемы предполагаемых поставок известны?
— Существенные объемы, проекты достаточно большие. Вначале они будут с российскими партнерами, затем приведем и китайское финансирование в эти проекты.
— Будет ли в этом участвовать Госбанк развития Китая?
— Да, наш основной партнер — это Государственный банк развития Китая (ГБРК). У нас планируется подписание в рамках нашего большого проекта с ГБРК.
— То есть эта сделка будет в нацвалютах?
— Проблема заключается в том, чтобы найти сегодня адекватные инвестиции в этой же нацвалюте. Скорее всего, эта сделка будет в китайской нацвалюте.
— Текущая волатильность курса рубля может повлиять на реализацию этих проектов?
— Мы всегда волнуемся по поводу любой волатильности. В долгосрочных проектах мы должны предполагать, что эта волатильность всегда будет. К сожалению, это неизменная часть в структуре проекта, поэтому и появился продукт — Фабрика проектного финансирования, о котором мы будем говорить с банками более активно в октябре-ноябре, когда планируем утвердить на набсовете первую сделку. Но нас даже не столько волнует волатильность валюты (проекты, скорее всего, с точки зрения валюты будут закрыты), сколько колебания ключевой ставки, потому что она влияет на те ставки, которые банки готовы давать на проект. В этом смысле Фабрика балансирует этот риск, есть некий буфер против повышения ставки.
— А сейчас в ВЭБе ожидают, что ключевая ставка ЦБ может быть повышена?
— Предположение наших макроэкономистов было, что ставка не будет повышаться. Что будет реально реализовано в жизни — увидим. Мы когда планировали проект Фабрики на следующий год, не исходили из роста ставок. То есть тот объем субсидий, который мы обсуждаем с Минфином, объем субсидий, который Минфин закладывает в бюджет, не исходит из того, что ключевая ставка поднимется. Если ставка повышается, то объем субсидий должен быть больше.
— Риски новых санкций США вы закладываете в свои проектные расчеты?
— Если честно, в большинстве наших проектов мы уже никак не зависим от американских санкций. Это основной вопрос для экспортеров. Если у экспортеров будут существенные ограничения, то надо просто смотреть на те страны, куда экспортируется продукция. Если они очень осторожно относятся к санкциям, то это может поставить под риск реализацию проекта. Закладывать мы не можем, но мы должны смотреть на сбыт: какой есть риск.
В реализации самого проекта есть частичный риск, потому что там поставка оборудования. Но американское оборудование мы почти никогда не поставляли на российский рынок, а европейское оборудование — зачастую. Скорее не американские санкции нас волнуют, а присоединятся ли к ним потом европейские участники. Это действительно может повлиять на реализацию проектов, если, например, мы не сможем приобрести для него то или иное оборудование.
— А на финансовую устойчивость Внешэкономбанка и его дочерние предприятия санкции могут повлиять?
— Если посмотреть, как оценивают нас рейтинговые агентства, то на нас всегда смотрят как на суверенный риск. Я считаю, что нет смысла смотреть на ВЭБ в отдельности. Вообще, все институты развития напрямую связаны с государством. Если посмотреть на наш бюджет, на наш страновой баланс, он достаточно сильный. С точки зрения заимствований уровни низкие, инфляция достаточно низкая, нет дефицита бюджета. Макроэкономические показатели у страны достаточно комфортные, поэтому говорить, что государство допустит дефолт государственной корпорации, наверное, не стоит.
— То есть вы считаете, что рисков для погашения валютного долга ВЭБа сейчас нет?
— Мы считаем, что нет. Мы раньше так считали и сейчас продолжаем считать.
— Основной вклад в размер убытка корпорации в первом полугодии внесли старые проекты ВЭБа?
— Убыток по МСФО не связан с текущей деятельностью банка, это резервы, которые создаются по тем активам, которые переоцениваются. В 2018 году применяется девятый стандарт (МСФО 9). Это тот стандарт, который требует другой методики резервирования. При переходе на МСФО 9 происходит некая переоценка тех активов, которые есть на балансе и дают дополнительные риски. Поэтому это никак не связано с какой-то экономической деятельностью в этом периоде, это просто другой метод оценки.
— Когда ВЭБ рассчитывает получить прибыль?
— Здесь вопрос в том, чтобы разделить бизнесы: старый и новый. Если брать отдельно новый бизнес, то там нет текущего убытка. Может быть, там нет большой прибыли, но и текущего убытка нет. Основной эффект на наш результат оказывает переоценка. Если у тебя много капитала, ты можешь все списать, условно говоря, все продать за рубль, отдать в пользу государства.
Все время пытаются привязать отчетность к текущей деятельности, но это немного не так. Это работает для операционной компании, а у нас в основном фактор продажи и переоценки тех активов, которые накоплены в исторический период. Внешняя конъюнктура изменилась?
Повысилась цена на сырьевые товары? У нас, может, надо будет по каким-то проектам распускать резервы, потому что становится дороже. Недвижимость стала дорожать? Каким-то проектом заинтересовался инвестор? Мы объект продаем и, может, даже продаем с прибылью в моменте, получаем позитивный результат. То есть это некое отношение к накопленному объему активов за предыдущий период.
— Вы ранее говорили, что ВЭБ рассматривает возможность инвестирования в продуктовые логистические центры, хотели привлекать туда иностранных партнеров. Появились ли уже первые соглашения?
— Сейчас пока рано об этом говорить. Сначала надо самим разобраться в этом проекте, договориться с ключевыми партнерами, с регионами, наметить программу проекта, а потом уже привлекать. Чем позднее мы привлечем иностранных инвесторов, тем выше получим оценку в этом проекте. У нас хватает своих ресурсов и наших участников.
— С какими-то регионами уже договорились?
— Конечно, уже идет строительство в нескольких регионах первых этапов.
— Где именно?
— На Северо-Западе будет подключаться один проект по франшизе, скорее всего. В Новосибирске идет строительство нашим партнером одного объекта. Первые 3-4 объекта будут скоро уже построены и начнут работать уже в этом году, в Новосибирске — наверное, в следующем году.
— Финансовая декларация ВЭБа подразумевает возможность участия корпорации в жилищном строительстве. Когда начнется участие ВЭБа в таких проектах?
— Внешэкономбанк должен отвечать на вызовы, которые ставятся правительством, государством перед ним. Есть проект, связанный с агломерациями, урбанизацией, и там наверняка ВЭБ будет финансировать какие-то интересные проекты. Но вот прямое жилищное строительство, которое, на мой взгляд, достаточно коммерческая деятельность, не совсем прямая ответственность Внешэкономбанка.
Какое строительство бывает в мире, когда его финансируют институты развития? Возьмем Китай, там тот самый ГБРК профинансировал огромную стройку, построил более миллиарда квадратных метров жилья, чтобы перевезти людей из трущоб в доступное жилье. То есть он перевез миллионы людей в "новую реальность". И это неплатежеспособные люди. Но есть муниципалитеты и большие госкорпорации, которые были готовы их нанимать. Таким образом, передвинули рабочую силу из аграрных районов, где люди не нужны, в те районы, где человеческие ресурсы нужны. Произошло большое пространственное развитие.
Если будут такие нацзадачи, нацпроекты, нам интересно поучаствовать. Жилищное строительство не дает никакого эффекта — ну построим мы один дом в Москве, Самаре или еще где-то. Это не задача института развития. Если есть существенная задача: агломерация или, например, надо создать большой фонд, который будет заниматься в том числе жилищным строительством, где видится роль ВЭБа, тогда да.
— В июле ФЦПФ группы ВЭБ подписал соглашение с ЦОДД Москвы о сотрудничестве в области безопасности на дорогах. Как будет развиваться это направление? Есть ли интерес у других регионов применять наработанный центром опыт и технологии?
— Нам интересно было бы посмотреть с точки зрения финансирования на коробочное решение для регионов, а не отдельный кейс. Если там минимальный гарантированный платеж от региона, то проект становится очень правильным. То есть компания зарабатывает не за нарушение ПДД, а когда у нее есть гарантированная компенсация от города: даже если будет ноль нарушений, все равно они окупят свои инвестиции.
Конечная задача не в том, чтобы компания заработала на несчастьях других людей, а в том, чтобы технология работала. Это влияет на дорожную ситуацию: мы видим по Московской области, и уже ГИБДД подтверждает снижение количества ДТП, снижение средней скорости. Действительно, улучшается ситуация за счет того, что люди знают, что камера не дремлет.
— Особенно когда тебе смс приходит, что штраф выписан, — сразу дисциплинирует.
— Да, видите, как все работает. А представьте, если еще и страховая компания будет привязана, которая будет говорить: ты нарушил правила 10 раз, поэтому тебе в следующем году страховка будет стоить дороже.
— Вы и такое разрабатываете?
— В принципе, оно так и будет работать рано или поздно. Если ты аккуратно водишь, тебе можно понижать стоимость страховки. Если вероятность попадания в аварию для вас очень низкая, почему же не сделать для вас минимальный платеж, а если вы все время нарушаете правила, очень рискованно водите и постоянно вам выписывают штрафы, значит, стоимость страховки будет для вас расти, потому что шанс, что вы попадете в аварию, очень высок.
— Это будет какая-то новая платформа?
— Я думаю, что сейчас все страховые компании на это смотрят. Практически уже все встроено в машины. Проблем никаких. Ставишь в машину маленькую коробочку и вместе с автокредитом продаешь такую страховку. И все. Все теперь увязано в одну систему: если раньше о штрафах сложно было узнавать, то теперь система открыта, все знают, какие у кого штрафы. Как есть negative history в Бюро кредитных историй, также будет и в Бюро поведения на дороге. Все это ведет к хорошей картине — люди будут соблюдать правила дорожного движения и смертность от ДТП сильно упадет.
— Хотела спросить по поводу "списка Белоусова" и инвестиционных проектов, в которые государство хочет простимулировать бизнес вкладывать. ВЭБу интересны эти проекты? Вы были бы готовы в них участвовать?
— Нам, конечно, было бы интересно участвовать в обсуждении этих проектов. Мы готовы частично такие проекты финансировать. Я считаю, что сейчас правильный момент для инвестирования: произошла большая переоценка и трудовых ресурсов, и энергетических ресурсов. Сейчас Россия становится интересным плацдармом для таких проектов. То есть мы можем быть очень конкурентными с точки зрения стоимости производства и особенно в области высоких переделов промышленности.
— А вы участвуете уже в этих рабочих группах?
— ВЭБ пригласили в рабочую группу по отбору и оценке инвестиционных проектов. Ждем начала работы и готовы активно участвовать.
