Событиям августа 2008-го предшествовали анархия и гражданская война в Грузии с тысячами беженцев, а также — длительный период, когда казалось, что добрые отношения между народами почти восстановились. Войны не хотел никто, но она все-таки началась. Корреспондент РИА Новости побеседовал с очевидцами конфликта 08.08.08 о том, что произошло и почему не удалось избежать кровопролития.
После разгона в апреле 1989-го оппозиционного митинга в Тбилиси в республике резко усилились националистические настроения. В Абхазии и Южной Осетии — автономиях в составе Грузинской ССР — тоже захотели больше самостоятельности. Начались столкновения, появились первые жертвы.
Грузинские националисты под руководством Звиада Гамсахурдиа устроили марш на Цхинвал — как признавал сам Гамсахурдиа, «для устрашения». В Южной Осетии желание уйти из-под власти Тбилиси только усилилось.
Петр Мамрадзе знает лично всех тех, кто творил современную историю Грузии. В 1990-х и начале нулевых он занимал пост главы администрации президента Эдуарда Шеварднадзе. При Саакашвили был депутатом парламента. «Такие лидеры, как Гамсахурдиа, прямо кричали на митингах: «Надо очистить Грузию от этнически чуждых элементов!»
В интервью «Комсомольской правде» Звиад говорил о необходимости жестко ограничить рождаемость негрузинского населения, потому что оно размножается с катастрофической быстротой», — вспоминает он.
«Некоторые его слова повторить трудно, — продолжает Мамрадзе. — В июле 1989-го в селе Эредви, на границе с Южной Осетией, он обратился к людям так: «Осетины — это индоевропейские свиньи. Надо взять веник и совок и вымести их через Рокский тоннель!»
А ведь мы веками жили бок о бок с осетинами как добрые соседи. Про абхазов выражался в том же духе — это-де спустившиеся с гор дикари, которых надо сбросить в Черное море. Ну какую реакцию это могло вызвать у абхазов и осетин?»
По словам Мамрадзе, Гамсахурдиа на вершину власти вынесла волна шовинизма, охватившая многие советские республики. «Ему рукоплескали! Он получил более 80 процентов голосов на выборах и стал президентом страны. Почему в Грузии, славившейся гостеприимностью, толерантностью, веротерпимостью, где никогда не было антисемитизма, произошло такое? Это отдельный и долгий разговор. Очень тяжелый разговор», — признается он.
Гамсахурдиа свергли довольно быстро — уже в начале 1992-го. И он сбежал из охваченной смутой республики. Мятеж против главы государства подняли Национальная гвардия и отряды «Мхедриони» («Всадники»). Ими командовали такие колоритные, почти водевильные личности, как Тенгиз Китовани и Джаба Иоселиани.
Первый — профессиональный художник из рекламного бюро. Второй — вор в законе, известный как Дюба, а также… профессор государственного института театра и кино, доктор наук.
Но результаты противостояния филолога Гамсахурдиа и двух «деятелей искусств» были совсем не водевильными.
«Структуры власти фактически рухнули. На их место пришли незаконные вооруженные формирования, — говорит Мамрадзе. — Они были везде — во всех районах Грузии, в Южной Осетии и Абхазии.
Гамсахурдиа был президентом страны всего несколько месяцев, но этого оказалось достаточно. Все пошло вразнос. После его свержения из тюрем выпустили уголовников, в том числе рецидивистов. Они занялись тем, что любили и умели делать, — грабили и убивали.
На фоне всеобщей анархии банды Китовани двинулись в Абхазию — поживиться. Это вызвало ответный всплеск насилия. И «Мхедриони», и гвардейцы были насильниками и убийцами. Они просто отнимали дома и машины — борьба за «национальное освобождение» была предлогом. Грузин также объявляли осетинами или абхазами, чтобы забрать у них что-то ценное».
«В стране не было ни парламента, ни президента. Шеварднадзе пришлось восстанавливать порядок, рискуя на грани самоубийства. Приведу один факт – 12 мая 1992 года, когда вокруг Цхинвала шли бои, Эдуард Амвросиевич приехал в Цхинвал и осетинское население тепло встретило его, а по пути Шеварднадзе обстреляли ракетами «Алазань» незаконные грузинские формирования. Резня и кровопролитие в Южной Осетии прекратились лишь 14 июля 1992 года, после вступления в силу Дагомысского соглашения», — вспоминает Мамрадзе.
Тристан Цителашвили — кадровый военный, командовал батальоном грузинской армии «Пантера», воевал в Абхазии. В 2008-м служил в Министерстве обороны.
По его словам, придя к власти, Гамсахурдиа изменил взгляды.
«Он понял, что Грузия должна быть нейтральной. Всегда быть хорошим соседом, в том числе и для России. Если бы ему дали год-два, он бы договорился. У Южной Осетии и Абхазии были бы свои правительства. Жили бы мы в федерации», — считает он.
Однако к 1993-му Тбилиси окончательно теряет даже видимость контроля над автономиями. Тысячи людей покидают дома и бегут: одни — из Абхазии и Южной Осетии, другие — в обратном направлении.
Российские миротворцы развели конфликтующие стороны, ситуация на какое-то время замерла в шатком равновесии.
А потом началось медленное, осторожное восстановление разрушенных связей.
«До лета 2004-го, когда Саакашвили приступил к своим авантюрам, положение менялось к лучшему. Свободно ходил автобус Тбилиси — Цхинвал. Наши осетинские друзья ездили лечиться в Тбилиси, их дети учились тут в университетах. Были и неформальные, но рабочие контакты между правительствами. Действовала ярмарка в Эргнети, десятки, если не сотни тысяч людей в ней участвовали. Бизнес и торговля объединяли лучше всяких деклараций. Иностранные наблюдатели прямо говорили: на ярмарке в Эргнети возвращаются доверие и дружба. Да и в отношениях с Абхазией особых проблем не было. Все постепенно налаживалось», — говорит Мамрадзе.
Бывший глава администрации президента Грузии предполагает, что к активным действиям в Южной Осетии Саакашвили побудило разрешение так называемого Аджарского кризиса. В 2004-м Тбилиси при помощи демонстрации силы удалось вернуть контроль над этой автономией. «Москва тогда заняла подчеркнуто нейтральную позицию, отдав приказ дислоцированным в Аджарии военным не вмешиваться. У Саакашвили возникли иллюзии, что Россия стерпит и авантюру в Цхинвале. Он убеждал в этом всех и, похоже, верил в это сам», — утверждает собеседник.
Но в том же 2004-м состоялся «гуманитарный марш» на Цхинвал, который в Южной Осетии восприняли скорее отрицательно. Отношения между Тбилиси и отколовшимся регионом опять ухудшились. В 2007-м оппозиция в грузинской столице вышла на бессрочный митинг с требованием отставки Саакашвили. Демонстрантов разогнали, обвинив в том, что они действуют по указаниям Москвы.
«Осенью 2007-го Саакашвили окончательно выбрал вариант блицкрига. Он накачал военными силами Цхинвальский регион и Кодорское ущелье. Зимой 2008-го объявил, что к Новому году и Рождеству все беженцы из Абхазии вернутся домой, встретят праздники в тепле. Произнося такие речи, демонстративно смотрел на часы. Он — мастер позы», — отмечает Мамрадзе.
По его наблюдениям, в Вашингтоне, где в общем-то поддерживали грузинского лидера, воинственность Саакашвили не встретила понимания. «По поводу войны Райс на него орала, срывая голос: If it happens we’re out — если это случится, мы будем в стороне! Она публично признавала в фильме, снятом после конфликта, что говорила Саакашвили: если затеешь войну, поколения грузин не увидят НАТО как своих ушей!» — продолжает он. И разводит руками: «А что было дальше — все видели».
Во время «пятидневной войны» с эксцентричным поведением Саакашвили ознакомился не только узкий круг приближенных, но и зрители по всему миру. Мамрадзе вспоминает эпизод в Гори. Тогда грузинский лидер привез туда главу французского МИД Бернара Кушнера, чтобы показать последствия обстрелов. «Увидев какой-то самолет в Гори – он (Саакашвили. – Прим. ред.) рванул с места, сказал, что всем надо срочно бежать.
Для знающих грузинский язык в видео была еще одна изюминка. Его охрана бежала за ним и крыла его по матери: держи его, подставь ему ногу, чтоб его!» — говорит бывший глава администрации президента.
Кадры с Саакашвили, которого ловят и валят на землю собственные секьюрити, облетели тогда весь мир.
В 2008-м Цителашвили служил в Министерстве обороны. «Я сам лично приезжал в Цхинвал, когда был начальником департамента. Свободно там ходил, встречался с осетинскими командирами. Да что там говорить — были даже грузино-осетинские свадьбы! Никто не хотел войны. Приказ от Саакашвили был неожиданным для всех. Даже для готовых ко всему военных», — делится он воспоминаниями.
Бывший военный и сейчас занимается народной дипломатией. «В 2016-м мы пригласили абхазских и осетинских матерей и отцов — тех, у кого сыновья погибли на войне. Собрали грузинских родителей, у кого есть павшие в семьях. Организовали такое мероприятие, просили друга у друга прощения, признавались в ошибках», — говорит Цителашвили.
Но к перспективам политического урегулирования он относится без особого оптимизма.
«По обе стороны есть те, кому выгодна напряженность, кто ее провоцирует. И с осетинской, и с грузинской. Им не нужно примирение», — полагает Цителашвили.
В подтверждение своих слов он рассказывает о гибели грузинского военного Арчила Татунашвили в Южной Осетии в феврале 2018-го: «Якобы он воевал против осетин. Но все знали, что он, хоть и профессиональный военный, в 2008-м не участвовал в боях в Цхинвале. Он просто случайная жертва».
Цителашвили считает, что Тбилиси необходим нейтралитет, ровные отношения и с Западом, и с Россией.
«Мы никогда не войдем в НАТО, я в этом уверен. Однако если у нас будет самостоятельная политика, Россия нас поддержит в налаживании отношений с осетинами и абхазами. А дальше все зависит от нас самих. Но это если мы будем исходить из собственных интересов. А сейчас в Тбилиси все слушают американского посла. Как он скажет, так и делают», — возмущается Цителашвили.
Мамрадзе тоже считает, что от официального Тбилиси многое зависит. «Если мы хотим не нагнетать напряженность, а мириться, то надо отходить от нетерпимости. Надо изменить закон об оккупированных территориях, предусматривающий уголовную ответственность за посещение Абхазии и Южной Осетии со стороны России. Многие потом все равно приезжают в Грузию. Зачем настраивать против нас друзей в России, которых все еще много?» — задает он риторический вопрос.
«Или вот абхазы решили устроить винный фестиваль в Италии. Наш МИД вмешался и попросил запретить. А если бы наоборот — помочь им? Ведь мы говорим, что они наши братья, наши сограждане. Почему мы не относимся к ним так, как говорим? Нам надо четко сказать: да, при Саакашвили и Гамсахурдиа были допущены страшные ошибки, но они не повторятся».
