Сейчас в памяти у большинства остался лишь один из Набоковых — автор "Лолиты" Владимир Владимирович. Между тем у него был брат Константин — русский посланник в Лондоне после Февральской революции. И еще один брат Сергей — последний действующий курляндский губернатор. А их дед был сенатором и министром. Да еще дядя — композитор, писавший музыку для Дягилева и друживший с Гершвиным. А между министром-дедом и сыновьями (писателем, губернатором и дипломатом) есть, разумеется, еще одно звено — отец Владимир Дмитриевич Набоков, один из создателей кадетской партии. О нем и речь.
Конституционно-демократическая партия, появившаяся на свет в 1905 году, родом из либерального земства.
Земство долго пыталось, не влезая в политические дрязги, просто лечить, учить и строить, однако в рамках самодержавия делать это без политики оказалось трудно. Набоков вошел в самый первый состав ЦК, а затем много лет был заместителем председателя партии. Некоторые тезисы кадетов реальная жизнь подкорректировала. Изначально партия провозгласила себя внеклассовой, однако ни пролетарий, ни крестьянин в нее не пошел. Не помогло даже то, что к первоначальному названию добавили "Партия народной свободы" — посчитали, так низам будет понятнее. Для русских марксистов кадеты были партией "буржуйской" и соглашательской.
Первое верно лишь отчасти: партия была скорее либерально-интеллигентской. "Буржуинов" в ней действительно хватало, однако если приемлем термин "военная интеллигенция", то в данном случае уместно говорить о "торгово-промышленной интеллигенции". Членство в партии определял не счет в банке, а либеральные идеи, "передовой" взгляд на политическое и экономическое устройство общества. Образцом для подражания был Запад, а конкретно для лидера кадетов Павла Милюкова — Великобритания. То, что сын министра юстиции Дмитрия Набокова и баронессы Марии фон Корф Владимир Набоков (сам к тому времени уже известный юрист и камер-юнкер) стал одним из основателей этой партии, закономерно. Он из "передовых" интеллигентов, в юности шумел на студенческих сходках, требуя свобод.
Обвинять кадетов в соглашательстве тоже не стоит.
Как и любая партия, они приспосабливались к обстоятельствам и при необходимости сдавали временно назад, но всегда оставались верными изначально провозглашенным принципам. Идее, что все судьбоносные вопросы России должно решить демократически избранное Учредительное собрание, партия не изменяла. И до революции, и войдя в состав Временного правительства, и уже в эмиграции. Октябрьский манифест 1905 года "О даровании народу прав и свобод" кадеты приветствовали, но даже малейшей эйфории документ у них не вызвал. Как говорил Милюков: "Ничего не изменилось, война продолжается".
Война за власть была и в Думе, и на митингах. Везде Владимир Набоков был на передовой, одним из главных ораторов партии. Его фразы цитировала вся русская интеллигенция: "Исполнительная власть да покорится власти законодательной".
Однако если в Думе Набоков был уместен, то на улице — нет.
Из книги "Ораторы и массы" Ивана Куторга, очевидца тех событий: "Как только появлялась на массовом митинге его стройная фигура со спокойными, барственными, уверенными движениями, одетая в безукоризненный костюм английского покроя, так сразу "революционная демократия" всеми своими фибрами ощущала чужого. Мало того что чужой — явно непреодолимо враждебный. Помню на одном таком митинге Набокова в изящных белых гетрах, считавшихся тогда атрибутом дипломатического сословия. Я видел, что эти злосчастные гетры буквально околдовали моих соседей, с ненавистью смотревших на ноги Набокова".
Впрочем, это было бедой всех кадетских лидеров, улица в каждом из них видела барственные белые гетры. Большевики тогда в пиаре разбирались лучше. Из пломбированного вагона на Финляндском вокзале Ленин вышел в котелке, а вот на броневик залез уже в рабочей кепке. Милюков и Набоков, полагаю, так в белых гетрах и влезли. Если бы, конечно, им могла прийти в голову сама мысль забраться на броневик. Однако и "барин" Набоков испытал на себе невзгоды оппозиционера, даже отсидел три месяца в питерских "Крестах" за то, что подписал "Выборгское воззвание" — протест против разгона Думы. Чина камер-юнкера его, разумеется, тоже лишили.
Набоков упорно и деятельно готовил падение царизма, но после отречения Николая II был, похоже, в смятении.
Именно ему пришлось составлять акт следующего отречения — Михаила Александровича. Документ по поручению партии юрист Набоков составил, однако сам был уверен, что восшествие Михаила на престол юридически невозможно. А с другой стороны, заявлял: "Если б династия удержалась на троне, власть и ее престиж были бы сохранены. Но я не вижу, каким образом это удалось бы Временному правительству без монарха". Впрочем, сумятица в головах — характерная черта любой революции.
Справа налево: министр торговли и промышленности А.И. Коновалов, министр земледелия А.И. Шингарев, министр путей сообщения Н.В. Некрасов, министр иностранных дел П.Н. Милюков; председатель Совета министров князь Г.Е. Львов; министр юстиции А.Ф. Керенский; министр финансов М.И. Терещенко; государственный контролер И.В. Годнев; министр народного просвещения А.А. Мануйлов; товарищ министра внутренних дел Д.М. Щепкин. Петроград. Март 1917 года.
Справа налево: министр торговли и промышленности А.И. Коновалов, министр земледелия А.И. Шингарев, министр путей сообщения Н.В. Некрасов, министр иностранных дел П.Н. Милюков; председатель Совета министров князь Г.Е. Львов; министр юстиции А.Ф. Керенский; министр финансов М.И. Терещенко; государственный контролер И.В. Годнев; министр народного просвещения А.А. Мануйлов; товарищ министра внутренних дел Д.М. Щепкин. Петроград. Март 1917 года.
Пока кадеты входили во Временное правительство (до мая 1917-го), управляющим делами там был Набоков. С лидером кадетов соглашался не во всем. Среди прочего, пытался убедить Милюкова, что "война осталась чуждой русскому народу, что он ведет ее нехотя, из-под палки". Будучи дисциплинированным членом партии, Владимир Дмитриевич тем не менее всегда оставался фигурой самостоятельной. Отсюда и некоторые "странности" в воспоминаниях мемуаристов. По одной версии, это единственный кадет, которому симпатизировал Керенский. С другой стороны, кадет Набоков, выступая на государственном совещании в августе 1917 года, фактически согласился с генералом Корниловым.
После Октября отправился в Крым, где согласился войти в тамошнее кадетское правительство, став министром юстиции.
Делал то, что было возможно в тогдашней ситуации, иронично называя себя министром "минимальной справедливости". Крымское правительство активно сотрудничало с командованием союзнической эскадры, но, несмотря на это, министры с трудом добились пропуска на военные суда, чтобы эмигрировать. Французские власти в Севастополе соглашались их эвакуировать лишь за "выкуп" — и потребовали отдать им немалую часть государственных средств. Более того, пока шла ревизия финансовых дел правительства, французы министров просто арестовали — как потенциальных воров, чтобы те не могли ничего утаить. Как вспоминал Набоков, французский адмирал Амет держался грубо, так "третировал Россию", что Владимир Дмитриевич готов был броситься за борт.
К счастью, не бросился, а отплыл с сыном — будущим писателем — в эмиграцию. В Лондоне жил на пенсию от английского правительства и вместе с Милюковым издавал журнал New Russia. Многие вспоминают подробный ответ Набокова на книгу "Россия во мгле" Герберта Уэллса. Тогда она вызвала огромное негодование у русских эмигрантов.
Погиб Владимир Дмитриевич в 1922-м, защищая Павла Милюкова, когда тот в Берлине читал лекцию "Америка и восстановление России". Стреляли два монархиста-черносотенца Шабельский-Борк и Таборицкий.
Как утверждали на суде, хотели отомстить за оскорбление императрицы.
Это возможно, ведь кадет Милюков часто портил настроение государыне. Первым стрелял Шабельский-Борк, но промахнулся, хотя палил из двух стволов. Набоков набросился на террориста и повалил его на пол. А второй — Таборицкий — выстрелил Набокову в спину. Кстати, оба монархиста-черносотенца позже стали русскими фашистами и верно служили Гитлеру.
Вероятно, Набоков в своих белых гетрах на митингах, правда, выглядел нелепо. Не исключено, что и в душе был барином. Вот только душа у русского человека большая. Он и барин, он и демократ. Он и западник, он и патриот.
А если надо, не колеблясь, пойдет и на пистолет.
