Александр Зиновьев возвращается во Францию

Ольга Зиновьева, сопредседатель Зиновьевского клуба МИА "Россия сегодня", президент Международного общества "Россия — Германия"

22 и 23 апреля 2018 года в Париже, в театре "Дуэнде" состоялась мировая премьера спектакля "Живи!" по одноименному роману всемирно известного русского писателя Александра Зиновьева. Спектакль является свободной адаптацией Авроры Гоберт романа Александра Зиновьева "ЖИВИ!". И я рада, что смогла помочь в реализации этого спектакля, предоставив авторские права на эту постановку.

Жить или не жить? Летать или ползать как червь? Пьянствовать или придавать смысл абсурду повседневной жизни под диктатурой бюрократии? Вот такая социалистическая реальность СССР 80-х годов. Как громовой удар — избрание Горбачева. Его обещания светлого будущего рождают самые смелые мечты. Обильный рыночный дождь окрылил даже дремлющую российскую провинцию, и земляные черви вышли из своих нор. Перед глазами зрителя открывается скрипучая фреска — Гамлет на земле Кафки.

Сценарий: Аврора Гоберт

Декорации: Люси Катала

Дизайн и постановка: Ирен Рэнсон при содействии Авроры Гоберт

Звуковое оформление: Джонатан Роберт

Артисты: Грегори Шарпенне, Даниэль Хорн, Лори-Энн Масе,

Винсент Моррисс, Фредерик Румау, Марго Трамонтана.

Адрес театра в Париже: 23, rue Hoche Ivry sur Seine 94200

Из книги Павла Фокина "Александр Зиновьев, или Прометей отвергнутый"

Роман "Живи" вышел в 1989 году в издательстве "L'Age d'Homme" на русском и французском языках. Возможно, одна из самых трагических книг мировой литературы. Хотя ничего особенного в ней не происходит. Обычный провинциальный город. Повседневность. Работа. Соседи. Друзья-товарищи. Любовь. Ожидание смерти. Всё как у всех.

Как бы, как у всех.

На самом деле, всё не как у всех. Потому что всё — никак. Унылый провинциальный Партград, окружённый болотами, зонами и вредными производствами. Однообразная повседневность. Бессмысленная работа. Злобные соседи. Убогие друзья-товарищи. Неразделённая любовь. Исход жизни.

"Живи" — Книга Небытия. Всё особенное случилось до её начала. Её герои — уроды. Физические. Инвалиды. Они созданы не по Образу и Подобию. Их родила не Мать-Природа. Они — выкидыши Прогресса. Они обречены жить вне Жизни. Помимо Жизни. Вопреки Жизни.
Обречены жить. Как все.

Рассказчик, от лица которого ведётся повествование, родился без ног. Его знакомцы-друзья — безрукий и слепой. Тоже инвалиды по рождению. Гамлетовский вопрос "Быть или не быть?" он ставит в предельно крайней форме: "Что лучше — родиться, страдать и потом навеки исчезнуть или совсем не появляться на свет?". Из жизни он выброшен ещё до появления на свет. От него отказались родители. От него отказываются окружающие, своей помощью или безразличием умножающие его отчуждение. От него отказывается любимая женщина. У него нет прошлого. У него не может быть будущего. "Быть или не быть — для нас тут ни-какого выбора нет. Допустим, не быть. Но что изменится в мире от того, что я не буду жить? Что выгадает от этого человечество? <…> Допустим, быть. Что имеет от этого человечество? Кому я причиняю зло и мешаю жить? Много ли добра я вношу в мир? Кому я нужен?"

У него есть только ненастоящее настоящее. У него прозвище — Робот.

"Рассвело, и я выбросил из головы гамлетовскую проблему. Вечные проблемы вообще суть проблемы ночные".

Он встаёт: подтягивается на руках на специально приспособленных для этого кольцах, вставляет своё тело в приспособление, изображающее ноги, приводит их в рабочее состояние и идёт — в туалет, на кухню, по лестнице во двор, на улицу, на работу, в кабинет директора, в столовую, в "клуб" местных алкоголиков в детской песочнице, обратно домой, к гамлетовским вопросам — "стараясь не скрипеть "ногами"". Он "работает" испытателем протезов на фабрике по их производству — пишет никому не нужные отчёты. А когда не занят этим бесполезным трудом, мечтает о невозможном — о Любви. Его жизнь одновременно пуста и избыточна.

У него есть настоящее настоящее. Его зовут Андрей Горев.

"Живи" — роман философский. Уродство Горева — реализованная метафора отщепенства. Окружающим нет заботы предпринимать какие-либо усилия, чтобы отторгнуть его от себя. Он отторгнут от них самим своим телесным дефектом. Зиновьев, не снимая социальной остроты вопроса, выводит проблему отщепенства на метафизический уровень. Устами своего героя он формулирует главный для него вопрос бытия: можно ли в одиночку прожить жизнь, достойную Человека? Сохраниться в качестве личности с теми данными, какие человек получил от рождения, и в том виде, в каком он представляет себе личность, имея в качестве судьи лишь самого себя и не имея никаких союзников, идущих с ним до конца? Иначе говоря, достаточен ли человек для самого себя в качестве опоры и критериев личности?

Жизнь Горева — художественно-философский эксперимент Зиновьева. Вернее — осмысление собственного жизненного эксперимента.

 

Проверка его результатов. Горев находится на пределе экзистенции. Вернее, уже перешагнул его своими отсутствующим и ногами. Вместе со своим автором. Зиновьев — философ, преодолевший экзистенциализм. Горев похож на "Постороннего" Камю, но он не посторонний. Мир видится ему в самой абсолютной своей полноте. Он сложил ему свою "осанну":

"Ровно в девять ноль-ноль я вхожу в свою каморку, которую из вежливости и престижных соображений называю кабинетом. Отпираю ящички и шкафчики. Передвигаю телефонные аппараты. Заглядываю в мусорную корзину. Испытываю на прочность стул. Убедившись в том, что всё на месте и всё в порядке, сажусь на стул, слегка откидываюсь назад и вперяю взор в грязное пятно на потолке. Я ощущаю гармоническое единство со стулом, столом, мусорной корзиной и всем остальным Мировым Целым. Как хорошо, что есть такое замечательное учреждение, дающее мне хлеб насущный и эту каморку, отделяющую меня от остальной Вселенной и тем самым присоединяющую к ней! Я теперь не просто обрубок нормального человека, а исполинское неземное существо, мчащееся через бесконечное пространство в бесконечном потоке времени на гигантском корабле-планете". И на этом гигантском корабле-планете" чувствует каждый шорох, каждое трепетание жизни. Видит и муху, и муравья, и червяка, ползущего по асфальту.

Он неустанно молится одним только словом "Живи!". Это "Живи!" обращено ко всем. Ко всему. "Раз возник, живи. Живи, несмотря ни на что.

Родился крысой — живи крысой. Родился орлом — живи орлом. Придёт твой срок, и ты исчезнешь навечно. А пока живёшь — живи. И радуйся самому факту жизни". Без ног. Без рук. Без глаз.

Тем более — с ногами, с руками, с глазами.

Когда-то поэт вопрошал:

Дано мне тело — что мне делать с ним,

Таким единым и таким моим?

Ответ Горева: "Живи!"

Ответ Зиновьева: "Живи!"

"Живи" — это величайший укор человеку и человечеству, идущим "на своих двоих" в небытие. Укор из небытия. Книга-предупреждение. Книга-оклик. Книга-мольба.

Книга-требование.

Зиновьев — постэкзистенциалист. Он принимает жизнь без оглядки на наличие или отсутствие в ней смысла. На наличие или отсутствие в ней справедливости. На наличие или отсутствие в ней Бога. Принимает как данность. Как факт. Без любви и ненависти. Без радости и проклятий.

Для него нет вопроса:

За радость тихую дышать и жить

Кого, скажите, мне благодарить?

Живи!

Жизнь — это вызов. Из небытия.

Зиновьев его принимает.

Жизненный эксперимент Горева закончился крахом.

Зиновьев продолжал свой эксперимент до 2006 года.

"Живи" — это одна из частей большого романа "Искушение". Первые две части ("Иди на Голгофу" и "Евангелие для Ивана") были напечатаны ранее. Последний роман из цикла "Искушение" — "Революция в Царьграде" и тематически был связан с "Катастройкой". При этом, как и другие книги этого цикла ("Иди на Голгофу", "Евангелие для Ивана", "Живи"), роман, предлагая социологический аспект изображения действительности, во многом принадлежит философскому жанру.

Театр был полон молодыми, заинтересованными зрителями. Ни шороха в зале, никакого движения. Зрители поглощают спектакль, внимают ему, погружаясь в атмосферу, казалось бы, незнакомой русской провинции, но получается, что человеческие проблемы далёкого провинциального города Партграда перекликается с сегодняшними заботами людей в столице Франции.

Меня, признаться, поразила смелость Авроры Гобер, погрузившейся в книгу "Живи!" на полтора года и нашедшей компактное сценическое решение малыми, скупыми и потому выразительными средствами. Артисты ансамбля, костюмы, лапидарная сцена, — всё работало на максимальную выразительность, тронувших души зрителей, среди которых были и члены Французской Академии. Шквал благодарных аплодисментов — абсолютно заслуженная награда исполнителям и создателям этого блиц-спектакля на сцене переполненного театра "Эль Дуэнде" в Париже.

Сцена наполнена мыслью и страстью, болью и отчаянием, грубостью и нежностью, надеждой и безысходностью. Mais c'est la vie? Да, она такова, эта жизнь. Для главного героя — великолепного, страшного и яркого Gregory Charpenne, убедительного — она ещё переполнена априорным приговором к эрзац-жизни. Огромное сердце, сияющие глаза, переполненные любовью и мудростью обречённого человека, и желанием любви. Он понимает бесцветность и пустячность Насти, её неразборчивость в отношениях с другими; он понимает тем не менее её страдания, неся их через себя…

Многого стоит сакральная, целомудренная сцена, когда измученная ожиданием Солдата (не ставящего её ни в грош), она спрашивает у Андрея Горева, можно ли ей переночевать у него. Он соглашается и охраняет её сон, боясь прикоснуться к ней. Рука тянется к её волосам, плечам, но Робот тут же себя останавливает. Она, его богиня, — неприкасаема, она охраняется его преданной, неразделённой любовью.

Театр "Эль Дуэнде" планирует готовить театральную постановку по другому роману Александра Зиновьева "Иди на Голгофу".

Моему полуторачасовому интервью для радио "Courtoisie" я дала название "Возвращение Александра Зиновьева во Францию". С этим безусловно согласилось и RFI — Международное радио Франции.

Надеюсь, труппа сможет приехать в Москву в 2019 году на ХХ Чеховский фестиваль, чтобы показать столичному театралу вечер одноактных постановок по романам нашего великого русского писателя Александра Зиновьева, которого во Франции ещё при жизни причисляли к классикам.