Алексей Михеев
"У вас пропуск точно есть? Я за вас отвечать не собираюсь", — ворчит водитель полусекретного автобуса, раз в два часа курсирующего между железнодорожной станцией Арсаки и подразделением инженерных войск, расположенным во владимирских лесах. Много лет отправить сюда сына было мечтой любой матери призывника, не желавшей родному чаду ужасов "дедовщины". Причина проста — на территории воинской части находится Смоленский Зосимов монастырь. О том, легко ли жить монаху за колючей проволокой, нужно ли духовенству освящать автоматы Калашникова и ракеты с ядерной боеголовкой и что может сделать Церковь, чтобы облегчить жизнь срочнику, — в материале РИА Новости.
Воинскую часть 42754 не просто так прозвали "православным полком". Уникальные взаимоотношения между монастырем и командованием подразделения позволяли солдатам трудиться в обители. Братия тоже в долгу не оставалась — несколько призывников были крещены в монастырском храме, а за отсутствие "неуставных отношений" часть постоянно приводили в пример в Генштабе. Здесь был создан солдатский церковный хор — победитель многих фестивалей и конкурсов, участник патриарших богослужений.
Но однажды все изменилось — один из местных жителей напал на караул, ранил военнослужащего, завладел оружием и сбежал. Высокие комиссии из Москвы, расследовавшие инцидент, в числе прочего постановили всякую "неуставную деятельность" прекратить.
Семейная жизнь в монашеской келье
Обитель производит двойственное впечатление. Пережившая расцвет в начале ХХ века, когда сюда к знаменитым старцам ежедневно приезжали сотни паломников, при советской власти она была закрыта. До 1990-х годов ее постройки использовались под хозяйственные нужды и казармы, и в совершенно не приспособленных для семейного быта помещениях до сих пор живут порядка двадцати семей — ни власти, ни Минобороны переселять их не хотят.
В монастыре же всего 14 насельников, включая настоятеля. Они с трудом справляются с доставшимся им огромным наследством, но не унывают.
"Мы начали проводить беседы с людьми — монастырь же должен нести "свет миру". К нам приезжают из других областей просто послушать и поговорить, наверное, не везде в храмах это возможно. И радостно видеть солдат, которые к нам приходят, интересуются верой. Никто их не принуждает, просто Господь касается их сердца, и мы должны поддерживать этот интерес", — рассуждает отец Серафим.
Не уйти в лес
"Мы стараемся принимать всех — под свою ответственность. Даже если у людей нет пропуска. Плохо, когда не все могут приехать, но и большого наплыва людей, способного смутить братию, нет. А с другой стороны, тех, кто хотел бы прийти сюда жить, отпугивает наше расположение. Несвобода. Например, захочу я пойти помолиться в лес — и не могу этого сделать. Потому что КПП закрыт и есть приказ никого не пропускать. Обо всем нужно договариваться каждый день, жить с оглядкой на то, что любое твое действие нужно согласовывать. Это не очень по-монашески", — сетует он.
Тем не менее в храме по выходным около сотни молящихся, что очень много по меркам владимирского захолустья. Как и везде за пределами столиц, здесь очень не хватает священников, почти все они вынуждены служить в нескольких храмах, зачастую находящихся далеко друг от друга.
Ко всему прочему, в Зосимовой очень ждут кого-то, кто смог бы петь на службах вместо военнослужащих.
"У нас в роте был третий взвод, там служили те, кто умел петь и знал богослужение, а остальные просто приходили в выходные на службы. Но они и называли себя православными, и действительно вели себя как настоящие верующие", — свидетельствует выпускник Российского православного университета Федор Кондратьев.
Куда долетит освященная ракета
"Есть в Церкви понятие снисхождения — икономии — к людским немощам и обстоятельствам жизни. И мне кажется, освящение оружия и есть такое снисхождение. Ведь в древней Церкви воин, который приходил с войны, даже защищая свое отечество, должен был три года не причащаться. С одной стороны, это действительно подвиг — жертвовать жизнью ради благополучия родины, своих близких, а с другой — ты убиваешь людей", — размышляет настоятель Зосимовой пустыни.
Он полагает, что есть ситуации, когда злу необходимо давать отпор: когда оно угрожает не только тебе, но и окружающим. "Если действовать в отношении зла только таким образом, что нужно потерпеть — захватили Петербург, ну пусть и Москву тогда, — так же нельзя, наверное, да?" — смеется он. Если можно остановить зло, то нужно это делать. А вот ракеты — дело плохое.
"Лучше покропить святой водой офицеров, которые рядом стоят! Может, боятся, что ракета не туда полетит, не там упадет. Я читал, что освящают автоматы Калашникова — вот это явный перебор. Наверное, можно объяснить такое опять же снисхождением к людям, которым страшно брать оружие в руки, и они нуждаются в какой-то защите. Но тогда не нужно распространять эту информацию по всем каналам, а если это невозможно, то и пробовать не стоит", — убежден отец Серафим.
Нашу беседу прерывают — одному из братьев стало плохо, тяжелый приступ аритмии, и он просит его причастить. Настоятель извиняется и убегает. За окном более чем скромных настоятельских покоев старый монах в минус двадцать чистит от снега дорожку между старыми красными монастырскими строениями. На автобусной остановке в снег вморожены пустые бутылки, а на покореженной стенке огромными буквами написано "Я люблю тебя". Лозунг "Сплав науки и отваги — инженерные войска" утопает в сугробах, над ним до сих пор висит билборд с портретами участников солдатского церковного хора. Но отец Серафим сдаваться не намерен.
"Мы музей открыли нашей обители, очень интересный. Договоримся с командованием, придут ребята — и им интересно, и мы пользу принесем", — улыбается он.
