Свидетельств о том, что власти Сирии в процессе химического разоружения утаили какую-то часть химического оружия на данный момент нет. Если у кого-то остаются сомнения в этом, необходимо запросить ОЗХО о проведении инспекций, а не обвинять голословно Дамаск, заявил директор Департамента по нераспространению и контролю над вооружениями МИД РФ Михаил Ульянов. В интервью специальному корреспонденту РИА Новости Полине Чернице он рассказал о том, кто и каким образом "убил" специальный механизм расследования химических инцидентов в Сирии, а также объяснил, почему именно российско-китайская "дорожная карта" по КНДР является сейчас наиболее эффективным механизмом урегулирования.
— Как вы можете прокомментировать ситуацию вокруг дальнейшей судьбы расследований химических инцидентов в Сирии? Ранее в МИД РФ заявили, что в случае с Хан-Шейхуном точка еще не поставлена и Москва будет противодействовать дальнейшей политизации ОЗХО. Будет ли создаваться новый механизм? Как дальше может вестись работа в этом направлении? Будет ли Москва вносить новый проект резолюции в СБ ООН?
— Полной ясности в этом вопросе нет. На сегодняшний день очевидно одно — прежний Совместный механизм расследований ОЗХО-ООН прекратил существование и расформирован. "Убили" его западные страны во главе с США, проголосовавшие против российского проекта резолюции СБ ООН о продлении и усилении мандата СМР. Причем некоторые из них в момент голосования, похоже, даже не вполне отдавали себе отчет в том, что, выступая против нашего проекта, они ставят жирную точку в деятельности Механизма. Спохватились только потом, предложив подумать о преемнике СМР. Мы не против консультаций на эту тему, но прямо говорим, что с учетом негативного опыта будем готовы создать новый механизм расследований только в том случае, если его мандат и методы работы будут полностью соответствовать высоким стандартам Конвенции о запрещении химического оружия. Это прежде всего означает необходимость следственных действий непосредственно на месте преступлений с применением химического оружия. Кроме того, новая структура должна возобновить расследование инцидента в Хан-Шейхуне, поскольку прежний СМР с этой задачей не справился, представив по сути сфабрикованный доклад, не выдерживающий никакой критики. Мы готовы не настаивать на том, чтобы были проведены новые расследования по всем прежним эпизодам, ответственность за которые СМР также безосновательно возложил на Дамаск. Но один случай, имевший место в районе города Сармин в 2015 году, должен все-таки быть расследован вновь с учетом фантастичности вывода СМР о том, что якобы сброшенная с сирийского военного вертолета бочка с хлором попала в вентиляционную шахту жилого дома примерно такого же диаметра. Если эти, на мой взгляд, совершенно резонные условия приемлемы для западных партнеров, то можно начать разговор о преемнике СМР. Сами мы вносить новый проект резолюции СБ ООН не собираемся. Что же касается трагических событий в Хан-Шейхуне, то думается, что рано или поздно истинные виновные в этом преступлении будут установлены. И для этого не обязательно прямо сейчас воссоздавать международный механизм по расследованию.
Могут быть задействованы и другие схемы, включая следственные действия по линии сирийских властей. Ведь не вечно Хан-Шейхун будет оставаться под контролем боевиков.
— Как в Москве оценивают недавнее заявление генерального директора ОЗХО Ахмета Узюмджю о том, что работа миссии в Сирии "развеяла сомнения" в том, что организация способна решить задачу по расследованию химатак в Сирии?
— Мне не попадалось на глаза такое заявление. Но если оно действительно было сделано, то совершенно непонятно, на чем основано такое оптимистическое утверждение. В действительности дела обстоят прямо противоположным образом. После событий в Хан-Шейхуне имевшиеся у России и целого ряда других государств сомнения в способности миссии ОЗХО по установлению фактов (МУФС) обеспечить качественные расследования переросли в уверенность, что она не только не может, но и не хочет этого делать. Даже когда департамент по безопасности Секретариата ООН договорился с местными полевыми командирами о гарантиях безопасного доступа в Хан-Шейхун, упомянутая миссия не пожелала этим воспользоваться. На протяжении вот уже ряда лет она предпочитает проводить расследования с территории Турции. Это нонсенс. В результате персонал ОЗХО не в состоянии обеспечить соблюдение базового принципа обеспечения сохранности вещественных доказательств (chain of custody) на пути от места происшествия до лаборатории, где должен проводиться анализ. В документах ОЗХО прописано, что если, скажем, экологические пробы хоть на какое-то время оказываются не под присмотром международного персонала, то такие пробы не будут приниматься в качестве доказательств. В случае с Сирией этот принцип грубейшим образом и раз за разом нарушается. Такая же ситуация и с показаниями так называемых свидетелей, которых к МУФС за руку приводят боевики и пресловутые "Белые каски". МУФС даже не озаботилась тем, чтобы разобраться, как могло получиться, что в 57 из 247 случаев пострадавшие от применения зарина ухитрились обратиться за помощью в медицинские учреждения еще до происшествия. И перечень этих нелепиц можно продолжать очень долго. Проблема в том, что наши оппоненты уходят от предметного разговора, отделываясь лозунгами о том, что они полностью доверяют выводам международных структур. Это чистой воды пропаганда, причем низкокачественная, но имеющая крайне негативные последствия.
— Как вы оцениваете заявление замглавы МИД Сирии Микдада о том, что доклад СМР ОЗХО-ООН мог быть написан еще до проведения расследования инцидента?
— Не думаю, что эти слова нужно понимать буквально. Конечно же, доклад СМР был написан не до, а по итогам проведенной Механизмом работы. Думается, что высокопоставленный сирийский дипломат имел в виду, что вывод о виновности Дамаска в применении зарина в Хан-Шейхуне был сформулирован заранее без каких-либо разбирательств в качестве единственно возможного. И вся деятельность СМР подверстывалась под задачу придать этому выводу видимость правдоподобности. Причем сделано это было совершенно топорно.
— Некоторые западные политики и СМИ заявляют, что Дамаск мог не указать все имевшиеся у него запасы химического оружия перед началом его ликвидации, как в Москве оценивают подобные предположения?
— Напомню, что после присоединения к КЗХО в соответствии с требованиями этого Соглашения Дамаск представил Декларацию об имевшемся у него химическом арсенале. Готовить этот документ пришлось в условиях военных действий и в крайне сжатые сроки. Поэтому нисколько не удивительно, что со временем возникли вопросы по его содержанию. Ничего экстраординарного в этом нет. Целый ряд других государств, присоединившихся к Конвенции в условиях мирного времени, были вынуждены затем уточнять и дополнять свои декларации. Но в таких случаях в отношении Дамаска, как и любой другой страны, должна действовать презумпция невиновности. Нет ни единого подтверждения, что сирийские власти утаили какую-то часть химоружия. Если у кого-то имеются сомнения на этот счет, то в КЗХО предусмотрена процедура инспекции по запросу. Ее и нужно использовать вместо того, чтобы бросать в сторону Дамаска голословные обвинения.
— В сентябре 2017 года РФ полностью ликвидировала свой арсенал химического оружия. Власти США несколько раз откладывали сроки окончательного уничтожения химарсенала, как можно оценивать подобную медлительность?
— Действительно, хотя американские химические арсеналы по объему были меньше российских, США до сих пор их не ликвидировали. Планируют сделать это только в 2023 году. Объясняют это соображениями экологической безопасности. Нарушения Конвенции в этом нет. Вашингтон имеет разрешение от Конференции государств-участников КЗХО завершить химическую демилитаризацию через шесть лет. Но все бы, несомненно, приветствовали бы решение этой задачи в более сжатые сроки, как это сделала Россия. Столь внушительная задержка с выполнением обязательств по КЗХО авторитета Соединенным Штатам явно не прибавляет.
— Ранее греческий военно-дипломатический источник заявил РИА Новости о том, что Вашингтон через структуры НАТО пытается продвинуть решение о размещении ядерного оружия в Европе, США хотели бы сделать это до 2020 года, известно ли в Москве что-то об этих планах? И если такие намерения действительно имеют место, то как РФ их оценивает?
— Россия вывела все свои ядерные вооружения на национальную территорию. Считаем, что то же самое давно уже следовало бы сделать и американской стороне. Однако она продолжает держать в Европе, согласно оценкам, до двухсот авиационных бомб, причем планирует их модернизировать таким образом, чтобы они стали, по словам ряда отставных американских военных, "более пригодными для применения" за счет повышения точности и некоторого снижения разрушительной силы. Если при этом и в самом деле имеется в виду разместить в Европе дополнительное количество ядерных боезарядов сверх имеющихся, то это может только усугубить ситуацию.
— Как вы оцениваете прозвучавший на прошлой неделе в Брюсселе призыв к России вести активный диалог с США по вопросу соблюдения ДРСМД, а также озабоченность со стороны НАТО по поводу того, как Москва соблюдает договор?
— Недавнее заявление НАТО по ДРСМД фактически означает, что европейские союзники США встали на сторону Вашингтона в этом споре. До сих пор они от этого воздерживались, и это была разумная линия поведения, которая давала европейцам определенную свободу маневра и повышала их вес в обсуждении данной ситуации. Сейчас ситуация изменилась. И изменилась в негативную сторону в том смысле, что голос европейцев в поддержку США на нашу линию поведения никакого влияния не окажет точно, но противоречия может обострить.
Нам придется учитывать это в дальнейшей работе. Отмечу также, что это заявление НАТО звучит довольно цинично в свете того, что три автора этого заявления имеют непосредственное отношение к нарушениям Договора о РСМД: это США, а также Румыния и Польша, которые стали причастными к нарушению через разрешение американцам разместить на своей территории пусковые установки Mk-41, не подлежащие размещению на суше.
Что же касается нашей позиции, то мы по-прежнему выступаем за урегулирование разногласий путем переговоров. Однозначно подтверждаем свою приверженность ДРСМД, а также то, что выходить из него мы не собираемся, если только нас к этому не вынудят сами американцы. Исходим из того, что договор продолжает играть важную роль в обеспечении европейской безопасности и отвечает интересам нашей страны на данном этапе.
— А то, что сейчас США частично одобрили в военном бюджете и в следующем году может быть принято по поводу ДРСМД — финансирование разработки новой крылатой ракеты, насколько большую обеспокоенность это вызывает в Москве?
— Решение о выделении средств на научно-исследовательские работы по созданию крылатой ракеты наземного базирования добавляет негатива в противоречия между Москвой и Вашингтоном относительно соблюдения этого договора. Строго говоря, научно-исследовательские работы как таковые не запрещены, но де-факто это вполне очевидный шаг в направлении производства таких ракет. А их создание будет означать слом ДРСМД. Поэтому отношение, конечно, негативное. У американцев весьма специфический менталитет. Им трудно понять, что те средства давления, которые они сейчас пытаются реализовать в отношении России, никоим образом не способствуют, не могут и не будут способствовать нахождению развязок. Совершенно точно такой язык, такая линия поведения в контактах с РФ является абсолютно ущербной и бесперспективной. Понять это американцам, видимо, сложно. У них есть определенные клише, штампы, и они им следуют без учета специфики проблемы и специфики того или иного партнера, в данном случае РФ.
— Как вы оцениваете итоги прошедшей в Женеве 31 сессии СКК по ДРСМД?
— Работа комиссии носит конфиденциальный характер. Стороны согласовали сообщение для средств массовой информации по итогам, добавить к этому мне, в общем-то, нечего. За исключением того, что какого-либо ощутимого прогресса в направлении урегулирования разногласий не произошло.
— Но заседания будут продолжены?
— Насчет созыва новой сессии пока никакой информации нет, для начала нужно переварить итоги только что завершившийся сессии.
— Началу полноценных переговоров по созданию Конвенции по борьбе с актами химического и биологического терроризма препятствуют США. На данный момент появилось ли больше ясности по поводу их позиции?
— Как мы понимаем, обзор внешней политики США планируется завершить до конца нынешнего года. Будет ли в этом документе отражена позиция США по МКХБТ, пока неизвестно. По состоянию на сегодняшний день, как вы справедливо отметили, американская сторона противодействует началу переговоров по такому соглашению. На мой взгляд, это довольно иррационально. Ведь Соединенные Штаты не отрицают тот факт, что угрозы химического и биологического терроризма постоянно возрастают. Соответственно, разработка международного соглашения, направленного на укрепление правовых основ для международного взаимодействия в интересах более эффективной борьбы с этим злом, отвечала бы интересам всех стран, включая Соединенные Штаты. Поэтому возможность корректировки позиции Вашингтона, наверное, сохраняется. Но если по итогам обзора своей внешней политики США подтвердят негативное отношение к российской инициативе, это вовсе не означает, что наши предложения будут отозваны. Они останутся на столе переговоров до того момента, когда Вашингтон пересмотрит свое к ним отношение.
— Между нашими странами ведется сейчас какое-то сотрудничество по противодействию биологическому терроризму?
— Особого сотрудничества между нашими странами, к сожалению, сейчас нет, хотя тема того заслуживает. Мы в свое время добрый десяток раз пытались провести через СБ ООН осуждение — путем принятия резолюции или заявления председателя — актов химического терроризма в Сирии или Ираке. И всякий раз США вместе со своими союзниками эти инициативы блокировали. Определенные контакты по тематике химического терроризма ведутся в ОЗХО, где долгое время разрабатывался документ по этому вопросу, инициированный США и Германией. В отдельных своих положениях он нас не устраивал, шли довольно долго консультации. В конечном счете нам удалось выйти на общеприемлемый текст. Документ был принят, он не вреден, даже, надеюсь, будет полезен, но он не подменяет собой нашу инициативу по МКБХТ.
— Как в Москве относятся к заявлениям Пхеньяна о том, что не может быть и речи о ратификации с их стороны ДВЗЯИ в условиях, когда КНДР "подвергается ядерному шантажу со стороны США"?
— Россия выступает за универсализацию Договора по всеобъемлющему запрещению ядерных испытаний. Призываем все страны, от которых зависит его вступление в силу, подписать и ратифицировать это соглашение, как это сделали мы много лет назад. Это полностью относится к КНДР, тем более что ее присоединение к Договору (как, впрочем, и аналогичный шаг со стороны США и еще шести стран, которые еще этого не сделали) является непременным условием вступления данного соглашения в силу. Однако сейчас рассчитывать на это было бы абсолютно нереалистично, тем более что Пхеньян рассматривает свой растущий ядерный потенциал в качестве средства сдерживания враждебной политики США. Стоит предположить, что данный вопрос может быть разрешен только в рамках урегулирования ядерной проблемы Корейского полуострова.
— Тем не менее на последнем заседании Совбеза ООН Пхеньян заявил, что не собирается отказываться от разработок оружия. Как в Москве оценивают данное заявление, учитывая, что стороны (РФ, Китай) призывают к диалогу как США, так и Пхеньян?
— Наша позиция хорошо известна. Мы осуждаем несоблюдение Пхеньяном резолюций Совета Безопасности. Считаем, что новые испытания как ракет, так и ядерного оружия носят вызывающий, провокационный характер и осложняют ситуацию. Выход нам видится не в дополнительных санкциях, которые все равно не работают, это, по-моему, уже очевидно. Такое ощущение, что американцы пытаются все больше и больше закручивать санкционные гайки от безысходности в силу того, что нет у них четкой, ясной, понятной, перспективной линии в урегулировании этой проблемы. На самом деле единственный выход — это дипломатические усилия. И, наверное, одно из ключевых значений имеет вопрос о том, насколько убедительные гарантии безопасности международное сообщество может предложить в нынешних условиях Пхеньяну в качестве замены опоре на ядерное оружие. Это то, над чем стоит подумать. Ну а что касается наших представлений о том, как двигаться дальше, то они изложены в российско-китайской дорожной карте, которая приобретает все большую актуальность.
