Фонд развития моногородов участвовал в создании порядка 3,5 тысяч новых рабочих мест, причем это не абстрактные цифры, а конкретные заключенные с жителями моногородов трудовые договоры. О том, как порой строительство небольшого участка дороги может изменить судьбу целого города, что осложняет сегодня создание новых предприятий в моногородах и почему смена глав регионов влияет на инвестиционный климат, глава фонда Илья Кривогов рассказал в интервью корреспонденту РИА Новости Марине Луковцевой.
- Илья Викторович, Фонд развития моногородов отметил недавно трехлетие. Давайте подведем некоторые итоги. Сколько рабочих мест в общей сумме удалось создать и каков общий объем привлеченных инвестиций в моногорода?
— Уже создано 3,5 тысячи рабочих мест. Это конкретные трудовые договоры, а не просто какие-то абстрактные цифры, это конкретная занятость конкретных людей. В целом предстоит создать 230 тысяч новых рабочих мест. Отмечу однако, что новая промышленность не дает значительного количества рабочих мест. Новые технологии, автоматизация производственного процесса ведут к тому, что требуется меньшее число сотрудников.
Если говорить в целом, Фонд развития моногородов, безусловно, состоялся за этот период времени. За три года нам удалось, во-первых, собрать и сформировать профессиональную команду, которая работает по всем направлениям деятельности. Их у нас четыре: это финансирование строительства объектов инфраструктуры, это участие в инвестиционных проектах, это обучение управляющих команд из всех моногородов, это работа проектного офиса. По всем четырем направлениям у нас и команда есть, начат и продолжается достаточно успешно процесс реализации задач, которые нам поставило правительство страны. Это первое.
И более 9 миллиардов уже направлено в регионы, предоставлено нашим моногородам. Привлекли на эти промышленные рабочие площадки порядка 26 миллиардов рублей инвестиций. То есть на 15 миллиардов рублей вложенных средств привлекли 26 миллиардов рублей инвестиций. Суммы соотносятся почти в два раза. Можно сказать, что деньги государства уже вложены не зря. Мы стали генераторами привлечения инвестиций в моногорода. Пока это 22 моногорода. Хочется, конечно же, большего. Это достаточно тяжелая ручная работа с каждым инвестором.
Если о конкретных делах говорить — запущен наш маслозавод в Башкортостане. Наше предприятие в Кировской области Holz House производит дома из клееного бруса, которые в Подмосковье пользуются большим спросом. Агропромышленный комплекс "Камский" по производству колбасы и мясных изделий запущен в Татарстане. Вот первые такие проекты у нас уже появились: конкретные заводы, стоящие в малых городах, подключенные к нашей инфраструктуре и с конкретными людьми на новых рабочих местах. Это, конечно, не полный список.
- А что мешает Фонду развития моногородов в создании большего числа подобных успешных предприятий?
— Моногорода — часть экономики страны. Отделять их от других территорий неправильно. Правда, специфика развития моногородов осложнена в первую очередь для их жителей тем, что все завязано на одном крупном предприятии. Первый сдерживающий фактор — там сконцентрирована часть промышленности, которая морально устарела. Мы проигрываем (а раньше проигрывали еще больше) в конкурентоспособности этих предприятий, в производительности труда.
Я вижу, что наш крупный бизнес тоже понимает эти риски и начинает системный процесс изменений на градообразующих предприятиях. Возьмите тот же АвтоВАЗ: что было 10-15 лет назад — и что сейчас? Выпускаются достаточно технологичные автомобили, они пользуются, может быть, меньшим спросом в Москве, но в регионах это основной транспорт. Он стал надежным, стал удобным и пока еще остается дешевым относительно других марок автомобилей, в том числе в обслуживании. Мы стали конкурировать и поставлять автомобили на экспорт.
Тут возникает вторая проблема, связанная с ограничением внутреннего рынка. В моем понимании мы должны активно ориентировать бизнес на экспорт своей продукции. Это, я считаю, крайне недооцененная ниша, особенно в сфере малого и среднего бизнеса. Если крупный бизнес может справиться с барьерами, и то не всегда, то средний и малый не в состоянии этого сделать без поддержки государства. Мы производим конкурентоспособную продукцию, которая уже пользуется спросом в Средней Азии. Теперь окно в Европу надо сделать дверью, пока же это скорее форточка. Есть серьезная перспектива, чтобы наша экономика закрутилась. За последние пять лет на моих глазах очень серьезные произошли изменения в растениеводстве, переработке мяса, птицы, других сельскохозяйственных предприятиях. Мы видим, что отечественная продукция стала не хуже той, которая продается в Европе.
Третий фактор — инвестиционный климат. К сожалению, регионы по-разному этим занимаются и мы это знаем: есть лидеры, есть и аутсайдеры. Порой при смене руководителей региона меняется и инвестиционный климат. В последнее время, к счастью, ситуация меняется в лучшую сторону с приходом так называемых технократов в ряде регионов, где раньше не сильно развивались инвестиционные процессы. Эти люди видят новую экономику, понимают, что нужно упрощать бюрократические процедуры.
- Сколько моногородов получили статус территорий опережающего развития за время работы фонда?
- Насколько отличаются условия для территорий опережающего развития, создающихся в моногородах, от дальневосточных?
— Похожие очень, но у нас более простой режим. На Дальнем Востоке есть система органов управления ТОСЭР: управляющие компании, наблюдательные советы. И там больше возможностей по административным процедурам, упрощенному предоставлению земли, таможенным льготам, чего у нас нет.
Кроме того, проще ситуация с отзывом этого статуса: если резидент в течение года-двух не появился, статус отзывается. При этом бюджетных денег не потрачено: никакие управляющие компании себе на зарплату денег не потратили, никаких инфраструктурных в никуда уходящих труб и коммуникаций не проложено. С точки зрения расходов государства никто ничего не потерял.
Конечно, репутационно город и регион в такой ситуации пострадают — добились статуса, но ничего не создали. Поэтому на этапе обоснования создания этих территорий мы должны довольно жестко ставить требование наполнения инвесторами. Это не та ситуация, когда первые ТОСЭР создавали: заявляли 20-30 резидентов, а статус дали — пришли два инвестора.
Конечно, такую ситуацию мы будем исключать. Тут еще и ответственность бизнеса. Когда разговариваем о льготах, бизнес заявляет о готовности стать резидентом. А когда дали льготы, бизнес начинает задумываться о том, что нужно вложить средства, рабочие места создать, ответственность на десять лет возникает. Тут такая уже работа двусторонняя идет.
- Минвостокразвития зимой критиковало формат ТОСЭР в моногородах за высокий порог входа для резидентов и ряд других критериев. Как Фонд развития моногородов отнесся к этой критике?
Наша задача — создание новых точек промышленности и новой экономики, поэтому я сторонник дальнейшего улучшения условий для инвесторов, чтобы микро- и малый бизнес могли зайти на эти площадки, закрепиться там как новая экономика наших моногородов.
- Что для этого повышения комфортности инвесторов нужно?
— Механизм изменения понятен. Вносить правки в постановления, работать с Федеральным собранием. Конечно, быстро это не сделать, но это вполне возможно — снизить до уровня Дальнего Востока. Если есть проект построить даже пекарню за 700 тысяч — пусть строят и пусть пользуются этими налоговыми льготами десять лет. В конце концов, выбор простой: либо ничего не будет построено и будет завозным, либо инвестор создаст предприятие, которое даст рабочие места и доходы государству.
Нужно думать об эффективности ТОСЭР. Если мы создали эти территории, значит, это необходимо для развития города. Это не просто статус как некая завлекаловка для инвесторов, поэтому здесь я согласен с теми, кто критикует наш формат ТОСЭР.
- Среди ТОСЭР-передовиков какие можете назвать?
— У нас Татарстан по многим показателям является лидером. В части привлечения инвестиций, и в нашем случае — в части работы с фондом, с ТОСЭР наши коллеги очень преуспели. В Набережных Челнах наибольшее количество резидентов по стране. Они умудрились завлечь и свой внутренний бизнес городской, и республиканский, и из других городов, и из других стран.
Кемеровские города, как правило, у нас очень тяжелые площадки, но и они показывают рост. Сложность там связана с ломкой менталитета — бывшие шахтеры становятся предпринимателями. Реально может сломать психику, когда ты 20-30 лет ходишь на стабильную работу, а потом вдруг раз — и ты на улице и как-то должен выкручиваться. Представляете, какая задача — переучить, переориентировать, чтобы они стали руководителями даже малого предприятия, к примеру пекарни или производства плитки? Это Юрга, Анжеро-Судженск. Сейчас туда зашли рыбопроизводители. Хотя, казалось бы, где Кемерово и где рыба? Тем не менее запустили проект "Малек" производства радужной форели. Сейчас уже первая продукция пошла.
Нам удалось сдвинуться по Усолью-Сибирскому. Это один из первых созданных ТОСЭР, где не было резидентов. Теперь туда заходят крупные игроки-фармацевты. Очень серьезная ниша для нашей страны, потому что из фармацевтики многое завозится из-за границы.
- Что мешает отстающим территориям опережающего развития в моногородах подтянуться к передовикам?
— Есть объективные причины. Отмечу, что считаю недостаточным сроком два года, которые даются на регистрацию резидентов в ТОСЭР. Первый год, а то и больше, уходит на то, чтобы раскрутить эту площадку, довести информацию до крупного бизнеса, до иностранного в том числе. И во всех наших ТОСЭР первые год-полтора идет этот конфетно-букетный период, когда больше разговоров, чем работы. Это отладка рабочего режима, от этого никуда не деться, это абсолютно нормально.
С этим надо что-то делать, надо принимать на уровне федерации решение. Наверное, внутри страны такой разброс в стоимости электроэнергии в десять раз не должен быть. Вполне понятно, инвестор выберет другую площадку, хоть ты ему десять ТОСЭР создай со всей инфраструктурой.
Это реально серьезное ограничение, преодолеть его очень трудно. Хотя с точки зрения логистики место неплохое, за ночь на поезде можно из Москвы доехать, своя станция, федеральная трасса современная, когда все будет достроено — за восемь-десять часов можно будет на машине долетать до этого города.
- Каков объем средств, вложенных в инфраструктурную поддержку моногородов?
— Около 11 миллиардов рублей из 15 у нас пошло на инфраструктуру. Понятно, что это принятые обязательства, не все еще исполненные. У нас многолетние соглашения. Уже введено в эксплуатацию 18 объектов инфраструктуры в моногородах, до конца 2017 года планируется ввод в эксплуатацию еще 15 объектов. На промышленные площадки и парки, где завершено строительство объектов, вышли первые инвесторы.
В этом смысле я считаю успешными не только те моногорода, кто реализовал свою структуру, но и те, кто умеет в кризисных ситуациях работать. Промпарк — это же универсальная структура, если один резидент ушел — можно привести другого. И в кризисных ситуациях способность управлять резидентной политикой проявляют наши коллеги на многих площадках.
В Татарстане, например, нашумевшая история с банком, где у инвестора огромные суммы зависли. Там уже речи о реализации заявленных проектов не шло. В этой ситуации искусство управляющей компании и министерства экономики Татарстана заключалось в том, чтобы перетряхнуть всех своих инвесторов и заполнить парк новыми проектами. Что они и сделали. Это было тяжелейшей работой.
- Каким моногородам в плане инфраструктурной поддержки удалось помочь?
— У нас свыше 20 городов финансируется реально. Кто-то уже завершил работу — Набережные Челны, Анжеро-Судженск и Юрга. Введены в эксплуатацию площадки, идет подключение к инфраструктуре, предприятия построены. Промпарки введены в Череповце, Камешково, Краснотурьинске.
С Котовском (Тамбовская область) мы недавно подписали соглашение. Казалось бы, всего-то не хватает дороги, а на самом деле это много значит для многих предприятий, особенно иностранных. Вот в Вятских Полянах (Кировская область) для IKEA строили дорогу. Там было условие: либо 15 километров дороги восстанавливается, либо компания уходит. Все легко объяснимо — пока она везет эти 15 километров свою мебель, она может превратиться в дрова. Для них это было критически важно. В Котовске похожая история. Пусть не такая жесткая, но отсутствие дороги не позволяло открыть предприятие.
В Камешково (Владимирская область) мы недавно с губернатором ввели в эксплуатацию очистные сооружения, которых там никогда не было, вода была страшная — нельзя пить. Мы решили проблему и промплощадки, и самого города. Регион софинансировал.
- Фонд развития моногородов периодически упрекают за несвоевременное освоение средств. С чем это связано?
— Наша схема перечисления средств подрядчикам защищает вложения фонда. У нас несколько этапов отсева и весьма жестких. Первый — экспертиза внутри фонда. Это касается и инвестиционных, и инфраструктурных проектов. К нам приходит заявка с пожеланием построить в регионе определенную инфраструктуру для создания предприятия. Важно определить, не избыточна ли эта инфраструктура. Мы отсекаем все лишние запросы регионов. Иногда это происходит болезненно, когда люди хотят получить большие деньги. Но мы понимаем, что за этим всегда следует ответственность. Вся инфраструктура должна быть востребована, и не должно так получиться, что ее в десять раз больше, чем нужно было построить.
Можно, конечно, и золотые трубы ставить вместо железных. Но мы объясняем, что тут зона ответственности не только фонда, но и города или региона, когда придут из прокуратуры или Счетной палаты и спросят, почему водовод в два раза дороже, чем в соседнем городе. Объяснить это невозможно, а значит — уголовное дело.
Нас критикуют за низкое освоение средств. На 15 миллиардов рублей сделок, а мы освоили только 9, потому, что мы не перечисляем все деньги сразу, мы платим по факту выполненных работ. Более того, "закрытых" еще бумагами. Чтобы не было закуплено "Мерседесов", а сделано ровно то, что предусмотрено по проекту.
Это жесткий механизм, неприятный для регионов, потому что мы, если что, сразу приостанавливаем финансирование, тут же. В итоге все построено в сроки, максимум месяц-два отклонение от двухлетнего плана. И все в рамках бюджетов, которые были предусмотрены, и даже по всем контрактам происходит экономия, которую мы сейчас хотим направить на новые проекты, — около 200 миллионов рублей.
Зато мы защищаем себя так от всяких недобросовестных подрядчиков и поставщиков, уголовных преследований. Это очень сложная работа. Более того, мы потом еще едем и проверяем сами, что построено. По сложным проектам у нас отдельная экспертиза, специальные компании со специальной техникой и измерительной аппаратурой. Механизм хотя довольно жесткий, но эффективный, он дисциплинирует регионы, вовлекает в работу губернаторов. Каждый из них знает — под чем он подписался, все это и будет сделано.
